Андрей Рубанов - Сажайте, и вырастет [litres]

Правда, именно в этом, восемьдесят втором году что-то важное произошло и с государством, и с его идеями. Вдруг преставился бессменный, практически вечный Генеральный секретарь Коммунистической партии Леонид Ильич Брежнев. Тревога повисла над одной шестой частью суши. Лица наших пап и мам выразили озабоченность. Пошли телефонные звонки столичным друзьям, кухонные разговоры, намеки. Наиболее здравомыслящие взрослые сходились в одном: войны все же не будет. Коммунистическая партия крепка, как алмазы на шапке Мономаха, как гранит Мавзолея, как стартовая площадка космодрома «Байконур». Она не допустит разрушения системы. Всё под контролем.

Сегодня наш тренер отсутствовал, за болезнью. Занятие проводил второй по важности человек: маленькая крепкая девушка с серыми глазами. Мастер спорта СССР по шоссейным велогонкам.

– Так, – сказала она, обводя строгим взглядом разномастную банду воспитанников спортшколы, от юнцов в заштопанных кофтах до нескольких юношей в приличных тренировочных брюках. – Старшие – на тренажеры! Основная группа – бежит! Со мной!

Вздох ужаса пронесся меж стриженых голов.

– Кто прибегает последним, – невозмутимо продолжила девушка-мастер, – убирает раздевалку. Старшие – берегите технику! Тренажеры стоят денег. Все готовы?

Двадцать юных физиономий – основная группа – с завистью обратились как на старших, так и на тренажеры – две горизонтально установленные на полу рамы с вращающимися резиновыми валиками. Поставь сверху велосипед и крути педали, не покидая теплого помещения. Хорошо быть старшим – обладателем спортивного велосипеда и двухлетнего опыта тренировок! Так подумала основная группа.

Пошмыгали носами, потоптались, натянули варежки и вышли во двор стадиона, где каждого тут же ухватывал за нос и щеки неслабый январский мороз.

– Пятнадцать градусов, – уныло сказал кто-то. Другой звонко выругался. Так – отважно, изощренно – ругаются только подростки.

За забором стадиона, в вечерней мгле, меж фабричных корпусов, угадывались стволы исполинских дымовых труб, коптящих черное небо для нужд секретной промышленности. Поверх входной двери в нашу раздевалку, в полумраке рано погасшего дня, виднелась вывеска с умопомрачительной аббревиатурой: СДЮСШОР.

В переводе с советского волапюка это значило: Специализированная Детско-Юношеская Спортивная Школа Олимпийского Резерва.

Так что мы, мерзнущие в свитерках, самовязанных варежках и штанах «с начесом» у крыльца спортшколы, были не сопливые неофиты, не жалкая группа физкультурников. Нас с ходу зачислили не куда-нибудь, а сразу в Олимпийский Резерв! С большой буквы!

Если все олимпийцы страны вдруг по какой-то причине выйдут из строя, заболеют, утратят форму, слягут от травм – тогда на защиту спортивной чести Родины пойдем именно мы. Резерв. Такая перспектива, при всей ее очевидной невероятности, наполняла сердца двадцати сопляков гордостью.

– А чего стоим? – зычно выкрикнула мастер спорта, появляясь на крыльце. – Попрыгали, размялись! Икры, бедра разогрели!

За девушкой вышли двое старших. Сегодня они бегут с нами. Это продвинутые атлеты, занимающиеся по личным тренировочным программам.

Пацанва засуетилась. Мастер произвела несколько экономных разминочных движений плечами и тазом, а затем побежала, громко шелестя непромокаемым спортивным костюмом. Двое старших – устремились в кильватер. Новички поспешили следом.

Помчались весело, болтая на ходу, беззлобно переругиваясь, прокашливаясь, сплевывая в сугробы. Но очень скоро притихли, шумно задышали, крепче заработали ногами. Девушка-мастер взяла хороший темп.

Первый отрезок пути – самый тяжелый. Потому что первый. Еще: путь ведет через городские улицы, по узкому тротуару. Надо не только выдерживать скорость, но и лавировать меж пешеходами. Хорошо, что они, заслышав позади себя слитный топот многих быстрых ног, сами догадывались уступить дорогу. Кроме того, зимние тротуары – скользкие; зазеваешься – упадешь, растянешь мышцу, в итоге – отстанешь. А отставать никто не хотел.

Маленький фабричный город зимним вечером мается и колобродит. Тяжко вздыхающие, пропахшие сивухой дядьки собираются у винных магазинов. Молодежь, одетая по последней моде – валенки, телогрейки, яркие шарфы и шапочки-«петушки», – ищет приключений в теплых подъездах, в очередях за билетами в кино. Скрипящие стылые автобусы везут из одного пустого продовольственного магазина в другой пустой продовольственный магазин бледных, широколицых женщин в серых и черных одеждах.

А мы бежали мимо их пустой, бледной, серой жизни: плотная группа усердно сопящих, окутанных клубами пара мальчишек. Быстрые и сильные спортсмены. С такими лучше не связываться. Такие не станут отираться подле винного прилавка. Такие считают ниже своего достоинства сидеть часами на ступеньках парадного, расходуя молодость на пустую болтовню.

Мы бежали, суровые, задыхались – и уважали себя за целеустремленность и силу воли.

Конечно, я мчался не к олимпийским наградам. Медали, лавровые венки и пьедесталы почета не прельщали тринадцатилетнее сердце. Вообще, было очевидно, что дорога в большой спорт для меня практически закрыта. В моем возрасте серьезную спортивную карьеру начинать поздновато. Это мне уже объяснили.

Полгода назад мои родители переехали сюда, в подмосковный город-спутник, из деревни. Как и мечталось, я немедленно устремился в ледовый дворец, в хоккейную школу. Коньки и клюшки были моей страстью. Но тощий подросток с худыми плечами и узкой грудью астматика не приглянулся тренеру, а главное – не подошел по возрасту. Набирали восьми-, девятилетних. Прочие отбраковывались.

Я не расстроился. Мои папа и мама выбрали для жительства особенный город. Построенный сразу после революции по прямому приказу высших вождей, он имел на сто тысяч жителей – три полноценных стадиона, два плавательных бассейна и десяток отдельно стоящих спортивных залов. А еще – два огромных завода, где производили весьма хитрую продукцию; о ней не говорили вслух даже у пивных ларьков. Очевидно, партия и правительство решили снизить общий уровень болтливости горожан именно с помощью усиленно насаждаемой физической культуры. Процветали секции бокса, борьбы, футбола и хоккея, волейбола и баскетбола, атлетики – как легкой, так и тяжелой, и плавания – как обычного, так и синхронного.

Я выбрал свой вид спорта без труда. Велогонки! Что может быть прекраснее, чем упоительный полет вдоль асфальтовой ленты, на сверкающей гоночной машинке, в яркой майке с нашитыми сзади карманчиками, куда можно воткнуть бутылку воды и запасную камеру для колеса?

Кто бы мог подумать, что страсть к поездкам на двухколесном друге обернется изнурительными, сквозь ветер и снег, десятикилометровыми кроссами. Однако я не привык сдаваться без боя. Совсем как тот пухлощекий пионер из заставки к киножурналу «Хочу всё знать».