Андрей Рубанов - Сажайте, и вырастет [litres]

Однако, к моей досаде, Фрол снова отвлек меня: вежливо попросил разрешения и перелистал, наморщив лоб, небольшой томик под названием «Тренируй память и внимание». Его лицо выразило сильный интерес и стало почти красивым.

– Зачем тебе это надо? – спросил он меня, возвращая книгу.

Подумав, я кратко сформулировал:

– Мне не нравится в тюрьме. Я ненавижу решетки.

– Я тоже, – ухмыльнулся Фрол. – А при чем тут память и внимание?

– Надо же чем-то занять себя, пока есть свободное время. Тюрьма – это пауза в жизни. Здесь я прочту книги, которые никогда бы не прочел на воле. Освою навыки и умения, которые в обычной жизни никогда бы не освоил… Меня закрыли, захотели отнять мое время. Я решил его не отдавать. Я его использую в своих интересах. Каждую секунду.

Толстяк критически хмыкнул, дернув круглой щекой.

– Лично я, – заявил он, – использую время в тюрьме исключительно для накапливания подкожного слоя. Для поедания колбасы!

Фрол ловко поддернул тренировочные штаны и сел на свое одеяло.

– Дело не в колбасе, – сказал он задумчиво. – Эта твоя колбаса, Толстый, на тюрьме не одного порядочного человека гадом сделала… Слушай, Андрюха, а как ты, такой умный, вообще попался?

Я пожал плечами. Не рассказывать же всем, что я мальчик для отсидки? Что я пошел за решетку добровольно, за деньги?

– Не повезло! – лаконично ответил за меня Толстый.

– Пожалуй, – согласился я.

– Фрол задумался.

– А ты не боишься, что сойдешь с ума? Станешь таким продвинутым, что обычные люди перестанут тебя понимать? Какова вообще, твоя цель?

– Просветление, – снова вставил Толстый.

– Нет, – возразил Фрол, повернувшись к нему. – Ты не понимаешь, Толстый. Этот пацан хочет быть лучше всех. Угадал?

– Было бы неплохо, – согласился я и пошутил: – Тогда все деньги и женщины будут мои.

Фрол вгляделся в мое лицо.

– А вдруг ты однажды уйдешь в эту… в нирвану, и тебя так потащит, что ты из нее уже не выйдешь? И не захочешь ни денег, ни баб?

Я снисходительно улыбнулся. Урка не понимал главного.

– Это невозможно, – сказал я. – Вообще, часами сидеть в позе лотоса – занятие для начинающих. Просветленный муж не медитирует. Идеальная медитация должна быть мгновенна. Вдохнул, сконцентрировался, хуяк – и узрел сокрытое!

– Ясно, – серьезно произнес Фрол. – Что же, продолжай, дружище. Флаг тебе в руки, просветленный муж! То, что ты отрицаешь тюрьму, – это очень хорошо. Ненавидеть эти стены, эти решетки и небо в клеточку каждый из нас – обязан. В отрицалово уходят только самые крепкие! Но не забудь, братан, что тюрьма в ответ тоже станет тебя ненавидеть. Люто…

Толстый согласно кивнул, печально сдвинув брови.

– Кстати, забеги твои напрасны, – сказал он мне после паузы, – и вредны для здоровья.

– В чем же вред? – удивился я. – Почему напрасны?

Строительный начальник похлопал себя по безразмерному животу.

– Потому что ты не получаешь нормальной еды. Недобираешь калорий. Теряешь подкожный слой.

– Здесь кормят совсем неплохо.

– Это тебе так кажется. В армии служил?

– Да.

– Вспомни старый солдатский способ набить желудок. Глотай как можно больше хлеба! Щи – плюс два куска хлеба, каша – еще два куска и еще кусок с чаем. И вроде – сыт. Одним хлебом, без масла и мяса. Здесь у нас та же ситуация. Мясо, то есть белок и животные жиры, мы имеем в этой камере только в виде… чего?

– Колбасы, – предположил я.

– Правильно. Теперь, если не возражаешь, проведем несложный подсчет. Один раз в две недели ты получаешь продуктовую передачу и я тоже. В каждой по две палки. Так?

– Да, – кивнул я.

– Это восемь палок в месяц, правильно?

Я кивнул еще раз.

– Точный замер каждой конкретной палки, – продолжал щекастый строитель, глядя на меня сумрачно и серьезно, – невозможен, поскольку целыми палки сюда, в камеру, не заходят, а заходят уже порезанными на куски, их режут контролеры при приемке – проверяют, не спрятано ли внутри чего запрещенного… Поэтому мы принимаем длину одной палки, условно, за четыреста миллиметров и получаем в итоге три тысячи двести миллиметров, или три целых и две десятых погонных метра… чего?

– Колбасы.

– Нас здесь трое, – еще более серьезным и строгим голосом напомнил магнат, – то есть общий погонаж следует поделить на троих.

– Естественно.

Без сомнения, тема беседы казалась упитанному Вадиму наиглавнейшей, осевой, центральной. Я же едва сдерживал смех.

– В итоге на каждого из нас чистыми выходит… – Толстяк на мгновение прикрыл веки и наморщил лоб, – одна целая и шесть сотых погонного метра в месяц, или тысяча шестьдесят миллиметров! Ты, кстати, извини за мой мудреный язык, я всю жизнь в стройке работал, дорос от бригадира до начальника стройуправления и сижу за это же…

– В смысле? – не понял я.

– За то, что быстрее других погонные метры считаю, – туманно объяснил Толстяк. – Но это так, к слову… Пойдем дальше. Тысяча шестьдесят миллиметров делим на тридцать дней и получаем дневную норму потребления на каждого, а именно – тридцать пять погонных миллиметров колбасы.

Для более твердого осознания этого факта магнат протянул мне свою самодельную линейку – склеенную из многих слоев тетрадного листа, аккуратно обрезанную по краям и покрытую тонкими ровными насечками, и продемонстрировал, что такое тридцать пять миллиметров.

– Таким образом, – подвел он итог, – чтобы в организме постоянно присутствовали животные жиры, каждому из нас следует дважды в день употреблять кусок колбасы длиной в семнадцать с половиной миллиметров!

– Гениально, – оценил я. – А сколько это в граммах?

– Не знаю, – с большим сожалением произнес Толстый, – да это нам и не нужно. Наша задача – рассчитать правильную норму. В граммах или в миллиметрах – значения не имеет…

– А не проще ли, – предложил я, – пожирать все погонные метры сразу, чтоб хоть два раза в месяц чувствовать себя сытыми?

Толстый развел руками.

– А это как тебе удобно. Лично я определил свою ежедневную норму и от нее отталкиваюсь. Тридцать миллиметров буду потреблять в течение дня, а пять пойдет в запас. За тридцать суток этот запас превратится аж в сто пятьдесят миллиметров! Пятнадцатисантиметровый кусок, почти полпалки! И тебе советую делать так же. Иначе – надолго тебя не хватит, – авторитетно сообщил Толстяк, и его мощные щеки скорбно отвердели.

– Почему?

– Потому что один погонный метр колбасы в месяц – это очень мало…

– Ты прав, – согласился я, – это даже не мало. Это смешно. Но я что-нибудь придумаю.

– Он ничего не понял, – вдруг процедил Фрол, обращаясь к Толстяку. – Он ничего не понял! Он завтра опять побежит!

– Обязательно, – сурово заявил я.