Колин Маккалоу - Тим [litres]

Сегодня утром, отдыхая во время перекура, мужчины были как-то необычайно возбуждены, словно чего-то ждали. Мик Девин и его закадычный дружок Билл Нейсмит устроились бок о бок у высокого штакетника; у их ног стояли кружки, на коленях были разложены бутерброды. Гарри Маркем и Джим Ирвин сидели к ним лицом. Тим занимал место ближе к задней двери – на тот случай, если его попросят что-нибудь принести из дома. Как самый младший, в бригаде он находился на положении мальчика на побегушках, а по документам официально числился разнорабочим. С Гарри он работал десять из своих двадцати пяти лет, и тот ни разу не повысил его в должности.

– Эй, Тим, с чем у тебя сегодня бутерброд? – спросил Мик, подмигивая остальным.

– Ну ты даешь, Мик. С джемом, как всегда, – ответил Тим, показывая поджаренный белый хлеб, по краям которого стекал густой янтарный джем.

– Что за джем? – допытывался Мик, без энтузиазма глядя на свой сандвич.

– Абрикосовый, наверное.

– Хочешь поменяться? У меня с колбасой.

– С колбасой! – просиял Тим. – С колбасой я люблю! Давай!

Обмен состоялся. Мик впился зубами в бутерброд с абрикосовым джемом. Тим, не замечая ухмылок товарищей, быстро уплетал сандвич Мика. Ему оставалось сунуть в рот последний кусок, как вдруг Мик, у которого тряслись плечи от едва сдерживаемого хохота, схватил его за запястье.

Синие глаза с детским недоумением и испугом вопрошающе воззрились на Мика; горестный рот безвольно приоткрылся.

– Ты чего, Мик? – удивился Тим.

– Ну ты, приятель, и жрать горазд. Как тебе мой сандвич с колбасой? Или слупил и даже вкуса не успел почувствовать, а?

Тим закрыл рот, и его левую щеку снова прорезала тонкая морщинка. Он в замешательстве смотрел на Мика, предчувствуя недоброе.

– Да нормальный сандвич, Мик, – медленно произнес Тим. – Вкус немного другой, а так нормальный.

Мик захохотал, а в следующее мгновение уже все корчились и плакали от смеха, от рези в боках сгибаясь в три погибели, хватая воздух ртами.

– Черт, Тим, ну ты полный дебил! Гарри считает, что ты стоишь шестьдесят центов, а я ему сказал, что цена тебе не больше десяти, и сегодняшний случай подтверждает, что я прав. Больше десяти ты не стоишь, чувак!

– Да что случилось-то? – растерянно спросил Тим. – Что я сделал? Мик, я и сам знаю, что мне мозгов не хватает. Честно!

– Тим, если колбаса в твоем сандвиче на вкус не колбаса, на что она похожа? – скалился Мик.

– Ну, не знаю… – Натужно соображая, Тим сдвинул золотистые брови. – Не знаю! Просто другая на вкус, и все.

– Так посмотри, что у тебя в хлебе лежит, да повнимательней.

Тим суетливо раздвинул две половинки недоеденного сандвича. Последний кусок колбасы, на вид склизкий и липкий по краям, был расплющен до неузнаваемости.

– Понюхай! – велел Мик. Отирая слезы тыльной стороной ладони, он окинул взглядом своих безудержно хохочущих дружков.

Тим поднес остатки сандвича к носу, ноздри его затрепетали. Опустив руку, он недоуменно уставился на товарищей по бригаде.

– Я не знаю, что это, – жалобно произнес Тим.

– Экскремент это, бестолочь! – с отвращением выпалил Мик. – Черт, ну ты и тупица! Так и не понял, что это, даже после того, как понюхал?

– Экскремент? – повторил Тим, таращась на Мика. – Что такое «экскремент», Мик?

Все снова покатились со смеху, а Тим держал кончиками пальцев остатки сандвича терпеливо ждал, когда кто-нибудь немного успокоится и ответит на его вопрос.

– Экскремент, малыш Тим, это большой жирный кусок говна! – завывая от хохота, объяснил Мик.

Тим содрогнулся и судорожно сглотнул, в ужасе отшвырнув хлеб. Съежившись, он нервно потирал руки. Остальные отскочили от него подальше, думая, что Тима сейчас стошнит. Но его не стошнило – он просто сидел и смотрел на них, объятый горем.

История повторялась. Над ним все смеялись, потому что он совершил глупость. Только Тим не понимал, что это была за глупость, что в ней было смешного. Отец сказал бы, что нужно «соображать», что бы это ни значило. Но он не «соображал» – просто с удовольствием съел сандвич с колбасой, которая оказалась вовсе не колбасой. Кусок говна, объяснили они. Но откуда ж ему знать вкус говна, если раньше он его никогда не пробовал? Что их так развеселило? Жаль, что он не знает. А Тим очень хотел бы знать, понимать их шутки, смеяться вместе с ними. Его всегда безмерно печалило, что он не в состоянии ничего понять.

Широко распахнутые синие глаза наполнились слезами, лицо исказилось в душевной муке, и он заревел в голос, как ребенок.

– Будьте вы прокляты, мерзавцы, жуки навозные! – заорала хозяйка, словно фурия вылетев из дома в своем домашнем платье, на котором колыхались желто-лиловые фиалки. Она подошла к Тиму, взяла его за руки и заставила подняться с кирпичей, бросая гневные взгляды на посерьезневших рабочих. – Пойдем, лапушка, пойдем в дом. Я угощу тебя вкусненьким, чтобы заесть эту гадость, – утешала она Тима, похлопывая его по рукам и поглаживая по голове. – А вы, негодники, – зашипела она на рабочих, – надеюсь, провалитесь в преисподнюю! – И остановила на Мике столь злобный взгляд, что тот попятился. – На кол вас надо посадить да плетьми выпороть, чтоб впредь неповадно было. Нелюди проклятые! Принимайтесь-ка лучше за работу. Гарри Маркем, не доделаете все сегодня, значит, вообще не закончите! Потому что видеть я вас здесь больше не хочу!

Причитая, она повела Тима в дом. Остальные рабочие молча смотрели друг на друга.

– Чертовы бабы! – наконец произнес Мик, пожимая плечами. – Хоть бы у одной было чувство юмора. В жизни такой не встречал. Ладно, давайте за дело. Сегодня нужно закончить. Мне тоже здесь все обрыдло.

Миссис Паркер привела Тима на кухню и усадила на стул.

– Эх ты, бедняжка, глупенький, – приговаривала она, подходя к холодильнику. – И почему мужичью так нравится дразнить дурачков и собак. Ишь развеселились: гогочут, улюлюкают. Очень смешно! Испечь бы им шоколадный торт да сдобрить его дерьмом. Посмотрела бы я, как бы они тогда смеялись. Тебя вон бедняжку даже не стошнило, а они бы целый час блевали, герои! – Миссис Паркер оглянулась на Тима, и ее лицо смягчилось. Он все еще плакал, икая и жалобно шмыгая носом. – Ну все, будет, будет! – Она достала из коробки салфетку и взяла Тима за подбородок. – Сморкайся, глупыш!

Тим повиновался, после чего миссис Паркер принялась вытирать ему лицо.

– Ах, ах, какое добро зря пропадает! – говорила она, рассматривая его. Потом бросила грязную салфетку в мусорное ведро и пожала плечами. – Увы, такова жизнь. Никому не дано иметь все, даже самым важным и лучшим из нас, верно, лапушка? – Старческой костлявой рукой она потрепала Тима по щеке. – А теперь, лапушка, скажи, что тебе больше по вкусу – мороженое с шоколадным сиропом или большой кусок пудинга с джемом и холодным банановым кремом?