Дмитрий Захаров - Средняя Эдда

Gad_sibirskiy: Как скажешь, Витя.

gROOT: Ну вот хули, а? Детсад что ли?

Anjey: Мне 27, меня зовут Андрей и я – алкоголик. Здорово, Витя.

gROOT: Всё у вас КВН в заднице играет.

Gad_sibirskiy: 1488.

Anjey: Топ кек.

Slava KPSS: Салют, чмошники.

gROOT: И тебя в жопу, Леня. Ладно, где Черный? Только у меня он в инвизе или никто не отображает?

Slava KPSS: Нету.

Anjey: Та же фигня.

gROOT: Вот гадство, я же всех просил… и Четверга нет?

Slava KPSS: Четверг чуть опоздает, но будет, не пысайтесь.

gROOT: Ладно, давайте пока на четверых. Трубача так и нет. Заперли не в ментовке – похоже, где-то у цензоров.

Anjey: Нашли, где его стопорнули?

gROOT: На Патриках последний знак. Выходит, где-то после.

Gad_sibirskiy: Слушайте, Монстрацию надо выводить – вот как раз в тот район.

gROOT: Какая Монстрация в такую погоду? Не соберем никого.

Mirkwood: Вечер в хату, арестанты.

Gad_sibirskiy: О, салют, Черный!

Anjey: Дарова.

Slava KPSS: Йеп-йеп.

gROOT: Тебя одного ждем. По поводу Трубача, и чего с этим делать…

Mirkwood: Да я слышал. Монстрация – туфта, конечно, никто не выйдет после апрельского месива с цензорами. И да, еще погода скотская.

gROOT: Была еще мысль расписать Патрики подчистую. На каждом доме.

Mirkwood: Тоже не то. Трубачу не поможет.

Slava KPSS: Сам-то что в подоле принес?

Mirkwood: Есть идея – есть икея. Значит так, мальчики и девочки. Если вы хотите не мазать цензоров соплями, а начать всамделишный джихад, то надо делать то, что взбесит их «старших».

Anjey: Без бэ. И что это, командир?

Mirkwood: Ксерокс Хиропрактика. Общий копир прежних граффити, и день в день каждой новой. Сутки – 100 штук. Или 200 – это как сможем. Но не меньше. И сразу по всей географии.

Slava KPSS: О, за такое ноги повыдергивают каждому.

Gad_sibirskiy: Классная мысль!

gROOT: Надо еще ребятишек подтянуть. Я в доле.

Slava KPSS: Какие вы гордые и смелые! Подите нахуй!

gROOT: Леня, да все поняли, можешь отключаться.

Gad_sibirskiy: А трафареты есть у кого?

Mirkwood: У меня три набора. Первая и две последних. Корень, ссылка у тебя. Перезальешь и раскидаешь пацанам?

gROOT: Понял, Черный.

Anjey: А какую сначала? Или без разницы?

Mirkwood: Седьмую.

gROOT: Ну всё, значит, решили. Завтра в три-четыре по Москве, лады? А через двое – снова связь.

ChadVerсh: Граждане дорогие, я всё пропустил, да?

Gad_sibirskiy: Да, Четверг, опоздал. Пусть тебя теперь по морзянке посвятят. Скинет ему кто морзянку?

Anjey: Сделаю.

ChadVerсh: Вы, кстати, слышали, что у Практика еще одна бомбанула?

Арчи доехал до «Динамо» и долго стоял у выхода: курил и разглядывал заборы строек века. Контур «Арены» уже четкий, может, на этот раз даже и доделают, а не только деньги попилят.

Он жил тут – ближе к «Аэропорту», правда, – лет десять назад. И всё с тех пор осталось на своих местах: та же тромбозная вена Ленинградки, готовая вот-вот лопнуть, те же буквы ВТБ на заборах, народ похожий. Только станция метро и добавилась – отпочковалась от «Динамо». Арчи почему-то не нравилась эта новая кольцевая линия. Да и никакая она пока не кольцевая – так, обрубок на пять станций.

Набрал Серюньку – ухо надорвал слушать фоновую музычку, но всё без толку, не отвечает, гаденыш. Валька его настраивает против отца – это железяка.

Ну давай тогда так. Набрал Вальку. Двенадцать гудков, тринадцать… думал, не возьмет, но нет, сдалась, сучка.

– Чего тебе? – говорит.

– Сыну трубку дай, – сказал, облизнув пересохшие губы, Арчи.

– Деньги на сына сначала переведи.

– Никаких денег у тебя не будет. Какие деньги, когда ты его от меня прячешь?

– Тогда никакого сына не получишь, – спокойно сказала Валька, – давай до свидания.

– Доиграетесь со своим папочкой, – пообещал Арчи.

– Что, – презрительно поинтересовалась Валька, – тоже молоточком, как этих своих, отделаешь?

– Вы зря со мной связываетесь, – предупредил Арчи. – В этом городе есть не последние люди…

– Передавай им привет, – сказала Валька и бросила трубку.

Надо будет сына у нее всё же отбить. Пацану такая мать – как рак легкого. Сейчас доделаем всё с этими худопидорами и займемся.

До редакции пошел пешком; в прошлый-то раз с форсом подкатил – с водителем и фсошными номерами. Но сейчас незачем. Нет повода, чувачки.

В коридорах когда-то родной для него «Комиссарской правды» толклись всё незнакомые люди. Арчи даже почувствовал ревность. Раньше меня тут каждая собака знала, подумал он, а теперь глазами раз-раз мимо, как будто и смотреть не на кого.

– Уроды, – с улыбкой сообщил Арчи какому-то хмырю на входе в фотослужбу и приветливо помахал рукой знакомому бильду.

– Что, Женя, из какой-нибудь горящей жопы опять привез репортажик? – спросил Игорек, с которым они однажды стрингерили на Второй чеченской.

– Да не, – отмахнулся Арчи, – денежки пришел подчистить, накапали, поди, а, дядя Игорь?

– Само собой, брат-солдат.

Арчи ухмыльнулся. Ему было по вкусу, когда его так звали в редакции. Это после Ливии началось. Натаха придумала.

– А Натаха у этих, в правительстве? – спросил он, разглядывая настенный календарь с атомной подлодкой «Анна Иоанновна».

– Сейчас с вторым дитем сидит, но вообще у вицика по транспорту, да. Хорошо устроилась девка, да?

– Не знаю, – сморщил нос Арчи, – я не люблю этих пидорач.

Они еще поболтали с Гогой, уйдя в одну из переговорок. Арчи залез с ногами на стол и сел по-турецки. Ему хотелось, чтобы кто-нибудь из проходящих мимо стеклянной стены шикнул на него. Тогда бы Арчи в ответ вскинулся, оскалил зубы и говорил бы, специально разбрасывая на такого дурачка слюни. А Игорь бы закатил глаза и заголосил: да вы хоть знаете, кто это?! Это же Жека, наш лучший репортер 2007-го, 2008-го и 2014-го, три ордена, пять горячих точек, с самим Батей на «ты», наш брат-солдат.

Но все чужие люди скакали мимо, уткнув взгляд в пол. Правда, уроды.

Сходил в бухгалтерию и расписался в ворохе ведомостей. Он всегда брал налом. Их учили брать только налом.

– Сейчас в Сирию или, может, в Африку? – спросил Игорь на прощание.

– Не, братка, сейчас с внутренней гондомафией зарежемся, – подмигнул Арчи.

Снова постоял-покурил, разглядывая прохожих.

– Эй, – окрикнул он проходящего мимо юного задрота, – помоги ветерану освобождения Донбасса!

Он протянул в сторону парня руку в перчатке без пальцев, а тот в ужасе захлопал глазами, делая шаг назад.

– Я истекал кровью под Иловайском! – С нажимом объявил Арчи.

Парень развернулся и быстро пошел в обратном направлении.

Арчи мрачно хохотнул. «Мы были на Болотной и придем еще». Надо гвоздь в голову таким забивать и забирать, что на кармане, подумал он. Расплодились, кротокрысы. Это слово хорошо подпрыгивало на языке.

Он посмотрел на часы – дорогущие, наградные, – был еще час времени. Пока шел к метро, придумывал, куда его деть, но так и не сообразил.