Маша Трауб - Или я сейчас умру от счастья

Да, Нинель была абсолютно права. Роберт давно ничего не чувствовал. Ни к жене, ни к матери, ни к жизни. Заходя в комнату, он видел перед собой чужую женщину, которая кричит, стонет и ненавидит всех. Весь мир. Его – особенно. Нинель обвиняла младшего сына в том, что тот вообще появился на свет, выжил, хотя должен был умереть вместо Зураба. Он уходил, чтобы не слышать, хотя мать требовала, чтобы он остался и дослушал.

Нинель ушла плохо. Не простив, не отпустив, не примирившись. Она продолжала ругаться, кричать и проклинать до последнего вздоха. Про Серго она не вспоминала. Изольду, которая, надо отдать ей должное, заботилась о свекрови, считала то ли медсестрой, то ли санитаркой.

Нинель умерла в тот день, когда в родной дом вернулись Кети с Георгием. И Роберт в тот момент понял, что жизнь на самом деле – абсурдна, смешна, нелогична. Именно тем утром, когда он зашел к матери и еще с порога понял, что это конец. Когда вышел на террасу и увидел, что в соседнем доме распахнута калитка и ни секунды не сомневался – вернулась Кети. Именно тем утром его жизнь изменилась. Он вдруг начал чувствовать, обрел осязание, тактильные ощущения. Не знал, что делать – вызывать и ждать врачей, чтобы они констатировали смерть его матери, или бежать к Кети, обнять ее, прижаться, рассказать о том, что ждал ее все эти годы. Роберт не понимал, какое чувство сильнее – горечь или боль? Счастье или надежда? Он не знал, кому сейчас нужнее – матери или Кети? Мать умерла, ведь может и подождать? А Кети? Он вдруг вспомнил, как Серго стоял на этой же веранде и точно так же не мог принять решение. Умер его одноклассник, и он должен был с классом пойти на похороны. А Кети ждала его у забора. Серго разрывался между долгом – проститься с другом и чувствами – бежать на свидание к Кети. Тогда он выбрал чувства.

Роберт выбрал долг. Он вернулся в дом, начал собирать документы, звонить в «Скорую». Сам переодел мать в чистое. Проветрил комнату. Он слышал, как кричала Кети. Звала его. Она не могла открыть дверь. Запасной ключ Роберт носил на груди, как талисман. Некоторые носят крестик. Девушки носили кольца, означавшие помолвку, о которой еще не сообщили родителям. Роберт носил на груди ключ. Как делал это школьником, чтобы не потерять. Снимал его на ночь и надевал утром. Изольда спрашивала, от какой двери этот ключ, но Роберт так и не признался жене.

Когда тело матери забрали, Роберт бросился к соседскому дому. Бежал через заднюю калитку, которой не пользовался много лет. И уже на участке врезался в ребенка. Мальчик смотрел на него испуганно и потирал ушибленную ногу.

– Ты кто? – спросил Роберт. Он ожидал увидеть Кети, но никак не ребенка.

– Георгий, а ты кто? – Мальчик сдерживал слезы, чтобы не расплакаться.

– Я – Роберт.

Роберт ворвался в дом и замер на пороге. Он хотел броситься к Кети, обнять ее, как делал в детстве, прижаться к ее животу, обхватить руками талию. Но Кети в комнате не оказалось. Роберт побежал в спальню и снова, как в детстве, застыл на месте, не в силах двинуться. Его будто парализовало. Роберту показалось, что тетя Ника встала из гроба, чтобы перестелить постель, вытереть пыль. Это точно была она. Тем же знакомым Роберту с детства движением она взбивала подушки и укладывала их на кровать.

– Здесь кто-то кричал, – выдавил из себя Роберт.

– Роберт, дорогой! Слава богу! Я тебя звала! Думала, ты уехал из города! – Женщина, которая выглядела, как тетя Ника, бросилась ему на грудь, прижалась. Она плакала. Роберт заставил себя ее обнять. – Ты меня не узнаешь? Совсем? – Женщина отстранилась и закрыла лицо руками. – Что со мной случилось, если даже ты меня не узнал?

– Я узнал, конечно, – прошептал Роберт. – Просто я не мог прийти раньше. Мама. Она умерла. Сегодня утром.

– Господи! – ахнула Кети. – Как так? Роберт, что я могу сделать? Если бы я знала… почему ты мне не написал? Я бы раньше приехала! Почему ты меня забыл? А твоя жена? Ты же женился.

– Жены нет. Развелся, – ответил Роберт.

– Я не знала. Ничего не знала. – Кети продолжала плакать. – Я думала курицу тебе приготовить, как мама делала. Как ты в детстве любил. Хотела тебя на ужин позвать, с Георгием познакомить. Мы вернулись. Насовсем. Тетя Нинель, бедная. Столько лет мучилась. Как же так? А я ключ потеряла. Поэтому тебя звала – у тебя же был запасной. Потом нашла под половиком. Мама всегда там оставляла, ты знаешь. А что же теперь делать? Не волнуйся, я рядом, помогу. Тетю Нинель похороним. Про поминки не думай, не беспокойся – все приготовим.

– Я и не думал, – честно признался Роберт.

– А я, представляешь, перед отъездом совсем сон потеряла. Что-то меня тревожило. Давно ведь хотела вернуться, но откладывала до последнего. А потом вдруг меня что-то подбросило – пора. Я целый чемодан с вещами забыла. Все беспокоилась, в какой комнате Георгий будет спать. В моей бывшей? Или сделать ремонт у мамы? Мне всегда мамина комната нравилась. А у тебя такое. Тетя Нинель… мне будет ее не хватать.

– В твоей. Георгию будет лучше в твоей комнате. Мне там было хорошо, – сказал Роберт. Он наконец осознал, что перед ним стоит Кети – постаревшая, ставшая похожей на свою мать. С теми же жестами, резкими движениями. Кети даже седела так же, как тетя Ника, – красиво, ровными прядями, которые оттеняли ее глаза.

Роберт вдруг почувствовал, что у него заложило уши. И в голове застучало. Он осознал, что его Кети – тоненькая, как былинка, прозрачная, невесомая, хрупкая и нежная – больше никогда не вернется. Нет, она не умерла, как говорила Нинель, а уехала. Его Кети пропала без вести, как и Серго. Роберт закрыл глаза и вспомнил девушку, которой отдал свое сердце. И посмотрел на женщину, которая взбивала подушки. Смерть матери, возвращение Кети – она рядом, можно подойти, обнять. Мальчик, играющий во дворе. Роберт выскочил из дома и опять едва не сбил Георгия. Тот заплакал. Роберт не стал останавливаться. Он забежал на террасу и сел за стол. Сорвал с груди ключ, прожигающий грудную клетку. Кети. Она стала одной из соседок. Женщин, неуловимо похожих друг на друга. В одинаковых длинных юбках, в кофтах, под которыми видны жировые валики, подчеркнутые бюстгалтером. Женщин с выцветшими глазами, в которых больше не отражается свет. Роберт не хотел видеть постаревшую Кети. Никогда.

В один день он лишился не только матери, но и любви, которую все эти годы заставлял себя считать своей сестрой, а не возлюбленной. Женщины, ради которой жил все это время. И которую всегда представлял, когда находился с другими. Роберт расплакался, горько и безутешно. Он плакал, не пытаясь скрыть слез. В соседнем доме точно так же плакала Кети. Роберт окончательно постарел в тот день. Не повзрослел, а именно постарел. Наконец он почувствовал себя не младшим братом Кети, а ее ровесником.