Маша Трауб - Или я сейчас умру от счастья

Невесты исчезали. Кто-то обижался, считая, что Роберт их стесняется и считает недостойными знакомства с пусть и не совсем родственниками, но все же. Одна девушка хмыкнула – мол, понятно, чей Георгий сын. Стал бы мужчина с чужим ребенком возиться как с родным. Роберт не пытался никого переубедить. Еще одна девушка, которая задержалась дольше остальных, все же обиделась, когда Роберт с очередного свидания сбежал домой, чтобы покормить Георгия ужином. Потом простила, но предложила Роберту сделать выбор. Или она, их счастливое будущее, семья. Или ребенок, который ему даже не родной племянник.

Роберт поставил жирный крест на личной жизни. Ему оказалось достаточно того, что он имел – Кети и Георгия. И он был счастлив, принося с рынка продукты, помогая Кети делать ремонт, рисуя с Георгием и собирая конструктор. Роберту нравилось, когда они ужинали втроем. А потом он, уложив Георгия спать, возвращался к себе. Иногда садился на террасе, столь любимой его отцом, и смотрел, как Кети в доме напротив убирает со стола, моет посуду. Иногда она, управившись с хозяйством, подходила к задней калитке и смотрела на него. Роберт видел, что она там стоит. Она знала, что он ее видит. Но он не приглашал ее к себе, а она не решалась сделать первый шаг. Они оба неловким жестом или намеком боялись сломать пусть зыбкое, странное, но счастье жить именно так. Георгий привык жить на два дома, но все чаще оставался у дяди Роберта.

Кети заходила к Роберту, когда его не было дома. Но дальше террасы никогда не смела пройти. Она оставляла на столе гранаты, орехи, халву или пироги. На выходные на столе всегда появлялась кастрюля с супом или мясо. Но Роберт брал еду и шел обедать или ужинать в дом Кети. Ей нравилось о нем заботиться, а ему – о ней, точнее, о них.

Роберт прекрасно помнил тот день. Георгий должен был пойти в первый класс. Он волновался и никак не мог сосредоточиться, не мог собрать портфель: то хотел доклеить самолет, то брался за книгу, то точил карандаши.

– Хочешь, я завтра отведу тебя в школу? – спросил Роберт.

– Хочу! – обрадовался мальчик, но вдруг погрустнел и сломал грифель только что наточенного карандаша.

– Ты волнуешься? Это нормально. Все будут волноваться. Даже я, – сказал Роберт.

– Я не из-за школы, – буркнул Георгий. – Если меня в школе спросят, кто ты? Можно я скажу, что ты мой папа?

– Нет, нельзя. Но ты можешь сказать, что я твой дядя. Я тоже пошел в школу без папы. Только мой отец умер, а твой жив. И у меня не было дяди, а у тебя есть.

– Но ты ведь мне не дядя. Дядя это если брат мамы. Правда? – Георгий хмурился.

– Правда. Но дядя – не обязательно родственник. Ты же про чужого мужчину тоже можешь сказать, что он дядя. Или тетя. Или бабушка. Так?

– Так, – кивнул Георгий.

– Вот ты и говори, что я дядя! Это будет чистой правдой!

Георгия ответ устроил. Он начал улыбаться и успокоился.

Поздним вечером того же дня Роберт сидел на террасе, думая о том, как быстро пролетело время – Георгий уже в первый класс идет. Роберт услышал, как кто-то тихо идет по тропинке от задней калитки. Это была Кети.

Он вдруг понял, почему его отец чистил фрукты и орехи. Ему тоже вдруг захотелось найти себе занятие, чтобы унять дрожь в руках, отвлечься, притвориться, что занят. Но на столе ничего не лежало.

– Здравствуй, – сказала Кети, и Роберт заставил себя посмотреть на нее. Наверное, так падал свет, или луна вышла раньше положенного срока, но он вдруг увидел перед собой ту Кети, которую знал. Ту Кети, которую любил всем сердцем. Распущенные волосы, тонкое запястье.

– Ты такая красивая, – сказал Роберт.

– Ты иногда очень похож на своего брата. Серго тоже каждый раз меня видел, будто в первый. И так же восхищался, – рассмеялась Кети. Роберт видел, что ей приятно.

Роберт не знал, что ответить, о чем заговорить. Они сидели и молчали. Кети улыбалась. А ему было удивительно хорошо вот так сидеть и молчать. Лишь бы она была всегда рядом.

Утром они повели Георгия в школу. На торжественной линейке Кети не смогла сдержать слез. Позже, уже дома, она металась по кухне, не зная, что приготовить к возвращению сына – шу, медовик или наполеон?

– Не волнуйся. Он справится, – сказал ей Роберт. – Если что, то я хочу медовик.

Кети сделала то, что Роберт совсем не ожидал. Она подошла к нему, взяла его руку, прижала ладонь сначала к щеке, а потом поцеловала тыльную сторону.

– Спасибо тебе, – сказала Кети.

Роберт чувствовал, как в пальцах начало покалывать. Кети закрыла свое лицо его ладонями. Никогда раньше сердце Роберта не разрывалось от нежности, лишь от горя.

Они вместе пошли встречать Роберта из школы. На крыльцо вышла учительница – Светлана Ревазовна, которая преподавала еще у Роберта и Кети.

– Роберт! – крикнула она, увидев своего бывшего ученика. – А ну-ка иди сюда!

– Что ты натворил? – тихо и испуганно спросила Кети.

И Роберт расхохотался. Наконец все стало так, как должно было быть. Он, Кети рядом, перепуганный, но старающийся казаться смелым маленький Георгий. Остальные родители, которые замерли и затихли, – обычная реакция на грозный крик Светланы Ревазовны, которую боялись, обожали, боготворили и гадали, сколько ей лет – девяносто девять или уже сто? А может, и все сто десять! Молодые мамочки перешептывались, что Светлана Ревазовна ведьма или колдунья и раскрыла секрет вечной молодости. Да, все старели, седели, болели, и лишь учительница сохраняла балетную осанку – недаром в молодости была солисткой местного ансамбля танцев. Прямая спина, туфли на каблуках и черный ободок на голове – фирменным аксессуар, – Светлана Ревазовна стояла на школьном крыльце, как делала это каждый год, каждый день, встречая и провожая учеников.

– Здравствуйте еще раз, – подошел к ней Роберт и поцеловал руку.

– Ты невыносимый ребенок! – Учительница попыталась дать ему подзатыльник, и Роберт наклонился к ней и покорно подставил голову под ее руку. Светлана Ревазовна рассмеялась и, не сдержавшись, поцеловала его в макушку. – Управы на тебя нет! Ты опять выпендриваешься! Ну мало мне тебя было! Так я теперь с Георгием должна страдать!

– Что он сделал? – спросил Роберт и строго посмотрел на мальчика.

– О, и ты здесь! – Светлана Ревазовна посмотрела грозно на Кети. – Ну а ты куда смотрела? Дети, вы меня до инфаркта доведете! Мой последний класс, последний выпуск! Если бы я знала, что мне достанется Георгий, я бы еще вчера на пенсию попросилась! Ну что мне теперь делать? Ох, кем я была в прошлой жизни, что сейчас за грехи расплачиваюсь? Наверное, я была учительницей! Точно говорю.

– Светлана Ревазовна, разве Георгий не готов к школе? Не волнуйтесь, я с ним позанимаюсь, – пообещал Роберт.

– Нет, отойди от ребенка и не подходи к нему! – закричала Светлана Ревазовна. – Иначе я тебе двойку в году поставлю! Ох, что я говорю… Ты так подготовил этого мальчика, что я не знаю, что с ним делать. Мне его в третий класс переводить прикажешь? А что остальные дети делать будут? Или Георгию станет скучно и он скажет, что учительница плохая, раз одни палочки и умеет рисовать. И будет прав! Ну зачем ты его сделал таким умным? Зачем решил меня так помучить? Этот ребенок читает, пишет и считает так, что я у него списывать буду! Так, иди к Джульетте Александровне и скажи, что Светлана Ревазовна перевела Георгия во второй класс. Из-за тебя перевела! Сколько мальчику лет? Семь? Так считайте, что он в школу пошел в шесть! И пусть Джульетта не спорит, а то я на пенсию завтра выйду. Или сегодня! Кети! Ты тоже иди! Джульетта помнит, как ты ее мучила. Сколько ты ей уроков сорвала, потому что такая умная была?