Эмили Дин - Все умерли, и я завела собаку

Дом наш разделился на фракции.

«Они ругаются», – говорила Рэйч, захлопывая дверь при первых же криках, доносившихся снизу. Она включала Адама Анта на потрепанном желтом магнитофоне из магазина «Фишер Прайс». В последний день рождения Рэйч с ужасом обнаружила его среди подарков – она много месяцев приставала к родителям, чтобы те подарили ей стерео, «как у остальных в школе».

К этому времени ей было тринадцать, мне одиннадцать, и мы вышли на арену цветочных ароматов, туши для ресниц и вздохов о мальчиках. Общая спальня казалась нам неподходящей. Рэйч часто жаловалась на невозможность уединиться, запиралась в ванной, чтобы скрыться от моих детских игр и приставаний родителей. «У меня даже месячные не могут начаться спокойно», – раздраженно сказала она, когда родители встретили это известие радостными танцами и поздравительными песнями.

Наши регулярные визиты в эксцентричный бабушкин дом стали казаться еще более сюрреалистическими в сравнении с нашим новым привилегированным миром. Мы с Рэйч стали обижаться на то, что нам приходится отклонять приглашения одноклассников в бургерные и на катки, чтобы, как говорила Рэйч, «сидеть сиднем в квартире со стриптизером». Джейн нарисовала нам в знак солидарности картинку: «Эм, Рэйч и одеяла снова отправляются к бабушке!» Мы приклеили ее на кухонную доску в знак протеста.

Линси пригласила нас с Рэйч на обед в местный ресторан для «разговора между нами, девочками». Я почувствовала себя польщенной. Казалось, мы стали героинями «Династии», почетными, самостоятельными гостями, а не детьми, которых просто терпят. Но когда принесли пудинг, Линси заговорила о том, что наша мама нуждается в «поддержке». Я почувствовала, что она – банковский менеджер, откладывавший неприятный разговор о неодобренном кредите до последней минуты. Я задумалась, о чем же они говорили наедине в гостиной дома Линси.

Учитывая постоянные разговоры о финансовых проблемах и напряженную атмосферу в доме, мы не были готовы к тому, что как-то утром сообщил нам папа.

– Как вы смотрите на то, чтобы поехать в Германию, девочки? – спросил он.

Заметив наше изумление, он быстро добавил, что это не на всю жизнь. Это всего лишь семейный отпуск. Такой, какой устраивают себе семьи, имеющие собак.

– Мы остановимся у Кайзера! – сказал папа.

Кайзером звали немецкого режиссера, папиного приятеля. Он совершенно спокойно относился к довольно оскорбительному прозвищу. Папа сообщил нам, что у Кайзера есть бассейн, а потом поразил очередным откровением. Мама с нами не поедет.

– Почему ты не едешь, мама? Я не понимаю!

Перспектива дальнего путешествия с одним лишь отцом меня пугала. Он с работы не мог вернуться, не потеряв ключей от дома. Доверять ему три наших паспорта было верхом неосмотрительности. И вся идея казалась довольно странной. Наша труппа была слаженным квартетом. Мама сглаживала папины странности и облегчала общение нашей семьи с посторонними людьми. Именно она уговаривала работников аэропорта посадить нас в самолет после окончания посадки. Она пахла амброй, теплом и Холли-Виллидж. Она должна была ехать с нами.

Мама что-то сказала о пьесе, которую нужно закончить, и весело предложила нам купить себе новые наряды для этой пугающей поездки.

– Только папе не говорите, ради всего святого!

Через неделю мы втроем отправились в Германию, спешно перегруппировавшись, чтобы скрыть отсутствие недавно отколовшейся от нашей труппы главной актрисы.

– Почему ты не купаешься, Рэйч? – спросил папа, когда мы с ним плескались в бассейне вместе с дочерью Кайзера и его длинноногой второй женой.

Рэйч сидела в тени, с головой уйдя в роман Джеки Коллинз, – думаю, папа именно поэтому к ней и пристал.

– Мне не хочется. У меня… живот болит , па, – ответила она.

Рэйч надеялась, что папа поймет эвфемизм, принятый в нашей школе, где о месячных открыто не говорили.

Папа не понял.

– Рэйчел, тебе пора отказываться от странной философии. Жизнь не строится вокруг твоих желаний. Плавание полезно для твоего… женского здоровья, – неловко закончил он. – Я настоятельно советую тебе искупаться.

Золотая надпись на обложке романа Джеки Коллинз блеснула на солнце, когда Рэйч, забыв о своей ангельской роли белого лебедя, швырнула книжку на землю и в ярости убежала в дом.

– Рэйч, он просто ничего не понимает в месячных, – утешала я сестру, бросившись вслед за ней.

Капли с купальника оставляли мокрые пятна на дорогих коврах Кайзера. Неожиданно мне стало стыдно за свое детское тело, свободное от гормональных всплесков и волосков.

– Знаешь, я так скучаю по маме, – печально сказала Рэйч. – Как мне хотелось бы, чтобы она поехала с нами…

– Рэйчел! – крикнула я, подражая суровому отцовскому тону. – Пора отказываться от странной философии . Жизнь не строится вокруг твоих желаний!

Получилось у меня очень похоже, и Рэйч улыбнулась. Но этого оказалось недостаточно. Мама просто знала, как справляться с такими моментами.

На следующий день мы отправились на прогулку в лес возле дома Кайзера. Папа предложил мне забраться к нему на плечи. Раньше такого не случалось – чувствовалось, что ему хотелось быть настоящим отцом. Но я была просто счастлива. Он поднялся, бормоча что-то о «стоянии на плечах гигантов». Под одобрительные крики он бросился бежать, распевая «Долгую, извилистую дорогу».

– Остановись, папа! – крикнула я, а он продолжал бежать по лесу, увлекшись своими видениями. – Мне страшно!

– Не бойся, детка! – успокоил он меня и тут же споткнулся об упавшую ветку, я перелетела через его голову и грохнулась оземь.

– Пап, ты идиот! – закричала Рэйч, вытирая кровь у меня под носом и выпутывая из моих волос ветки и еловые иголки, а я удивленно смотрела на нее.

Папа виновато похлопал меня по спине, назвал себя «дураком высшей пробы». Элегантно выйти из столь драматичного момента ему никак не удавалось.

Я понимала, что эта неуклюжая попытка быть нормальным отцом его смущает. Он просто не умел совмещать свое абстрактное мышление с чисто семейными обязанностями на прогулке. Без сдерживающего влияния мамы мы все немного запутались. Впрочем, без рационального, аналитического папиного ума мамина импульсивная натура часто превращала мелкие ссоры в настоящие скандалы. Для того чтобы мотор нашей семьи работал ровно и без сбоев, нужны были они оба.

Дальше наш отпуск проходил спокойнее. Мы приняли негласное решение заниматься тем, что более соответствует папиному характеру, не увлекаясь отдыхом на природе. Мы покупали красивую бумагу и конверты в книжном магазине, пока он листал томики Брехта и Кафки. Мы смеялись над немецкими мыльными операми. Мы с Рэйч возвращались домой загорелыми и довольными – настоящими отдыхающими, а не смущенными туристами, впервые оказавшимися в чужой стране.