Би Фэйюй - Китайский массаж

Ду Хун сжимала трубку в руке и всё это слышала. Она дрожала. Она зажмурила глаза и крепко сжала губы, не издав ни звука, не желая, чтобы какой-то из её звуков долетел до того конца провода. Какие хорошие братья, какие хорошие сёстры! У Ду Хун сердце кровью обливалось, а внутри перекатывалась тёплая волна. «Прямой эфир» не закончился. Цзинь Янь и Сяо Кун пересчитывали наличные и параллельно обсуждали: нельзя, чтобы пошёл слушок. Не надо говорить доктору Вану, раз уж «ты уже за него внесла», тем более «не надо говорить Ша Фумину». «Их с Ду Хун дела нас не касаются».

Ду Хун закрыла телефон, сунула его под подушку и прилегла. Она разволновалась, она была тронута, но при этом нарастали тоска и отчаяние. Беспощадный факт — её жизнь кончилась. Ду Хун это понимала. Остаток своей жизни она сможет лишь полагаться на кого-то и жить в постоянной признательности. Она теперь ниже всех людей на головы, ниже как здоровых, так и слепых. Что у неё есть? А ничего нет, осталась лишь «красота». Что такое «красота»? Это как выход через ноздрю — вроде он и твой, а на самом деле тебе не принадлежит. Как вошёл, так и вышел. Неуловимый.

Ду Хун натянула одеяло, укрывшись им с головой. Приготовилась разрыдаться, но не заплакала. Она не выплакалась вволю, слёзы тихо текли по лицу. В этот раз слёзы были странные: раньше слезинки падали одна за другой, а теперь отдельных слезинок не было, слёзы текли потоком, быстрым ручьём, стремительно и без передышки. Подушка промокла. Ду Хун перевернулась. Подушка снова промокла.

Переживая воспоминания о пережитых страданиях, Ду Хун убивалась. Она утратила самоуважение, утратила достоинство. Всё её достоинство было размазано о дверной косяк. Налетел сквозняк, одно неловкое движение — и её достоинство всмятку. Она потеряла своё достоинство в комнате отдыха массажного салона.

Нельзя так, говорила себе Ду Хун. Нельзя. Категорически нельзя. Ни за что на свете!

Ду Хун отбросила одеяло. Села. Нащупала полотенце и тихонько ощупью побрела в туалет, чтобы умыть лицо. По дороге ей встретилась медсестра, хотела помочь. Ду Хун повернулась к сестре, улыбнулась, мягко и решительно высвободилась из её рук, сказав спасибо.

Нельзя, нельзя, повторяла Ду Хун себе. До последнего вздоха Ду Хун не может позволить себе стать жалкой козявкой, вызывающей у всех сочувствие. Она хочет жить. Она не хочет быть признательной.

Нельзя быть в долгу перед другими. Ни перед кем. Даже перед добрыми братьями и сёстрами. Как только задолжаешь, придётся возвращать. Если не можешь вернуть, тогда тем более нечего влезать в долги. За долги всегда приходится расплачиваться. Ду Хун не хотела расплачиваться. Необходимость расплаты вселяла в Ду Хун сильнейший ужас, она надеялась как голая пришла, так голой и уйти.

Умывшись, Ду Хун приняла твёрдое решение уехать. Покинуть «Массажный салон Ша Цзунци». Сначала вернуться домой. То, что заплатил Ша Фумин за лечение, пусть вернут родители. Но эту сумму Ду Хун потом родителям должна отдать. Как отдать? Этого она пока что не могла придумать. Ду Хун снова захотелось плакать, но она решительно взяла на себя эту ношу. В её мозгу выпрыгнули четыре слова: не бывает безвыходных положений. Не-бывает-безвыходных-положений.

Приняв решение, Ду Хун позвала медсестру и попросила заказать билет на поезд. Разумеется, пришлось звать и Гао Вэй, ей нужен был специальный планшет для слепых, чтобы написать кое-что. Ей надо многое сказать братьям и сёстрам. Ей нужно поблагодарить их. Во что бы то ни стало нужно поблагодарить. Попрощаться с друзьями. Не бывает безвыходных положений!

Вот и ей нужен выход. У неё есть гордость, доброе имя, достоинство. Она никому ничего не должна.

Все, кто должен был работать, работали, а остальные отдыхали. В массажном салоне царила обычная атмосфера. Ду Хун положила толстую пачку разных по размеру купюр в свой шкафчик, закрыла дверь и заперла на замок. Привесила ключик на замок. Потом она подошла к Гао Вэй и сунула ей листок бумаги. Сделав всё это, Ду Хун двинулась в сторону выхода. Гао Вэй хотела пойти с ней, но Ду Хун преградила путь. Гао Вэй спросила:

— Ты куда это собралась?

Ду Хун ответила:

— Глупая, куда я могу пойти? Просто хочу побыть немного одна.

Ша Фумин стоял на крыльце. Ду Хун нужно было пройти мимо него. Гао Вэй, сжимая лист бумаги, который ей дала Ду Хун, выглянула в окно и увидела, что Ду Хун обнимается с Ша Фумином возле входа. Ша Фумин стоял спиной к Гао Вэй, но даже со спины Гао Вэй рассмотрела его восторг. Он со щелчком расправил плечи, словно собирался взлететь на небо. Гао Вэй засмеялась, глянула одним глазком на Ду Ли и, улыбаясь до ушей, отошла от окна. Ей хотелось крикнуть остальных, чтобы тоже посмотрели, но с большим трудом Гао Вэй всё же сдержалась.

Первым человеком, понявшим, что что-то не так, оказалась всё та же Гао Вэй. Гао Вэй, сжимая бумажку Ду Хун, сидела в комнате отдыха. Ей не хотелось выходить на улицу и по коридору слоняться туда-сюда тоже не хотелось, поэтому Гао Вэй теребила клочок бумаги. Бумажка была вся испещрена маленькими, даже нет, крошечными, дырочками. Гао Вэй не понимала систему, а потому и не присматривалась. Минут через двадцать-тридцать Гао Вэй поднялась с места. У входа в салон никого не было. Гао Вэй открыла стеклянную дверь и обнаружила, что Ша Фумин наворачивает неподалёку от выхода круги диаметром метров в пять. Ходит и ходит по кругу, беспрестанно потирая руки. Гао Вэй не увидела Ду Хун, закрыла дверь и вернулась. Она прошла по всем массажным кабинетам, но Ду Хун нигде не было. Дрянная девчонка, куда запропастилась? Спряталась куда-то и льёт слёзы?

Прошло два с лишним часа, Гао Вэй несколько запаниковала. Наконец она ойкнула и, словно бы разговаривая сама с собой, спросила:

— Куда делась Ду Хун?

Цзинь Янь откликнулась:

— А разве она не с тобой всё это время была?

— Что ты, вовсе нет!

Двухчасовое отсутствие вовсе не так много, но для слепого это слишком. Тут уже все поняли, что что-то не так, и, столпившись в комнате отдыха, стояли неподвижно, обмениваясь рассеянными взглядами. Внезапно Ша Фумин спросил:

— Она тебе что-нибудь сказала?

— Нет, сунула какую-то бумажку, сказала, что хочет немного побыть одна.

— А на бумажке что-нибудь написано? — допытывалась Цзинь Янь.

Гао Вэй подняла бумажку и невинным голосом сказала:

— Нет, ничего нет.

Ша Фумин уточнил:

— А дырочек случайно нет, маленьких таких?

Гао Вэй ответила:

— Есть.

Доктор Ван стоял ближе всех к Гао Вэй, он протянул руку, и Гао Вэй отдала ему бумажку. Доктор Ван задрал согнутую ногу, положил бумажку на колено и начал водить по ней кончиком указательного пальца. Провёл два раза и поднял голову. Гао Вэй увидела, что у доктора Вана лицо стало серым, а кончики бровей полезли на лоб. Доктор Ван ничего не сказал и молча передал бумажку Сяо Кун.