Валерий Кукуй - Как я не стал актером

Вначале было слово. Слово «мама». За ним пришли другие слова, и одно из первых — «Хочу». Оказалось, однако, что мое «хочу» далеко не всегда согласуется с «хочу» власть предержащих. Например, мне представилось естественным наряду с русским знать древний язык моего народа, читать книги на этом языке, посещать театр, где ставились пьесы из его жизни, его истории… Выяснилось, что это невозможно. Так создалось парадоксальное: мой язык — иврит, из которого не знаю ни одного слова; моя страна Израиль — где никогда не был. Чужой язык оказался родным; в чужой стране, ставшей чужой задолго до того, как я оставил позади ее границы, я родился и прожил 35 лет…

Сохранилось желание рассказать многое — о себе и о других, нашедших путь к самим себе и медленно ступающих по тернистой тропе, и о тех, кто еще в стороне от нее, но верится, найдет.

И, наверно, долго еще я смогу рассказывать только по-русски. Нельзя же приносить в жертву возможность и необходимость достаточно полно, убедительно и своевременно высказаться.

К восемнадцати годам судьба приготовила для меня должность чертежника в проектной конторе. Дни текли серые и одинаковые, как карандашные линии на моих чертежах, и еще не истерлись из памяти мечты о штурманской рубке огромного океанского лайнера. И было немного стыдно перед самим собой за ту жалкую роль, какую жизнь мне подкинула.

Бухгалтером в этой конторе служила пожилая еврейка Клара Абрамовна. Встречая, она всегда внимательно меня разглядывала, как-то вкрадчиво и немного бесцеремонно. Это меня не удивляло. Я не очень похож на еврея и к восемнадцати годам привык, что некоторые присматриваются ко мне, угадывая, еврей я или нет.

Однако вскоре я убедился, что ошибался, Клару Абрамовну интересовало не мое происхождение.

Однажды она остановила меня в коридоре:

— У меня к вам есть дело, Миша.

Клара Абрамовна о чем-то подумала, затем, как всегда в нос немного растягивая слова нерешительно проговорила:

— Дело не совсем обычное, вернее совсем необычное, и к работе не имеет отношения.

Заметив на моем лице нетерпение, снова заговорила:

— Скажите, Миша, вы любите театр?

— Конечно, люблю, Клара Абрамовна, — не задумываясь ответил я.

— А какой театр вы любите больше всего, Миша? Оперу, музыкальную комедию или драму?

Я задумался. На подобный вопрос у меня имелось несколько ответов. Я избрал самый неопределенный.

— Я люблю все жанры, Клара Абрамовна. Все зависит от пьесы и от постановки.

— Это очень хорошо, Миша. Это говорит о широте ваших интересов. Но все-таки, какой самый любимый жанр в театре…

Пришлось избрать другой ответ.

— Самый любимый… пожалуй, все-таки драма.

— Я так и думала, — вздохнула Клара Абрамовна как будто с облегчением, и в ее взгляде появилось что-то. Такими взглядами обмениваются познавшие друг друга единомышленники, сторонники редких религиозных учений, коллекционеры почтовых марок одинаковой тематики, и, наверно, двое негров случайно встретившихся на северном полюсе.

— Видите ли, Миша, — продолжала Клара Абрамовна, — я тоже страстно люблю драму. Ну, профессиональной актрисой я не стала, как видите. — Клара Абрамовна слегка подчеркнула это «как видите», — хотя произнесла без грустной интонации. — И даже не пыталась ею стать. Дело, видимо, в том, Миша, что я слишком поздно обнаружила это свое призвание. Было уже не до учебы — семья, заботы… Но я не смогла отказаться от сцены совсем. И вот вместе с мужем — он теперь уже на пенсии — организовала драмкружок при нашем домоуправлении. Коллектив у нас небольшой, но очень дружный. И люди есть способные. Катенька, например, окончила школу и хочет поступать в театральное училище.

Клара Абрамовна улыбнулась, говоря о Катеньке.

— И вот какое дело у меня к вам, Миша. Мы в драмкружке собираемся ставить новую пьесу, небольшую, одноактную. Пьеса очень интересная, действие в ней развивается очень быстро. Из времен гражданской войны… Вы меня извините, Миша, что я так непоследовательна… Одним словом, я хочу предложить вам, Миша, не желаете ли вы попробовать свои силы на сцене?

Клара Абрамовна замолчала, немного откинула голову назад и благожелательно улыбаясь, глядела на меня.

Я стал раздумывать над ее неожиданным предложением.

Клара Абрамовна как будто спохватилась, замахала рукой и почти испуганно, быстро проговорила: «Нет, нет, не отвечайте сразу, подумайте, а потом скажете. Завтра, например… Хорошо?»

— Хорошо, я подумаю, Клара Абрамовна.

Весь день и вечер я думал над ее предложением. Итак, сцена! А почему бы и нет? Почему именно техник-конструктор?

Сыграю на этой самодеятельной сцене, сыграю хорошо. Потом районный смотр художественной самодеятельности. Меня замечают. Переговариваясь между собой, в мою сторону одобрительно кивают члены жюри… После спектакля за кулисы приходит маститый режиссер, член жюри. Он жмет мне руку и сдержанно поздравляет. Он интересуется, каковы мои дальнейшие творческие планы, не мечтаю ли я о профессиональной сцене… Голова у меня кружилась. Я долго смотрелся в большое зеркало маминого трюмо, воображая себя в разных знаменитых ролях.

И еще Катенька. Образ ее, пока безликий, притягивал меня, волновал.

Ночью мне приснилось, что я Гамлет — не то на сцене, не то настоящий. И я произношу его: «Быть или не быть — вот в чем вопрос». Меня не понимают, и я догадываюсь, что следует сказать на языке Шекспира: «То be or not to be?». И тут возникает неизвестно откуда Клара Абрамовна и отвечает мне: «То be, of course to be». Она тут же спохватывается и повторяет по-русски: «Быть, конечно, быть!»

«Буду!» — решаю я, проснувшись утром.

Затем я иду на работу, вызываю из бухгалтерии в коридор Клару Абрамовну и, стараясь не выдать своих чувств, говорю ей:

— Я обдумал ваше предложение, Клара Абрамовна, пожалуй, я попробую.

Клара Абрамовна заметно обрадовалась.

— Конечно, Миша, конечно. Вы правильно решили. Я сразу оценила, что у вас есть способности. И поверьте, я не ошиблась. Вот увидите!

— Не могу ли я познакомиться с пьесой? — робко спросил я.

— А как же! Обязательно, Миша! Я была уверена в вашем согласии и захватила пьесу с собой. Подождите, я сейчас принесу.

Клара Абрамовна зашла в бухгалтерию и через минуту вынесла небольшой сверток. Она развернула его, и моим глазам явилась стопка белых листов с жирным машинописным текстом.

— Я не буду рассказывать вам, Миша, о пьесе. Вы человек развитой и сами оцените ее. Расскажу только коротко о главных ролях и их исполнителях. Итак, вы, Миша, в главной роли — в роли капитана Герцева. А в роли подпольщицы Веры — наша Катенька.