Феликс Кандель - День открытых обложек

Ветер врывается в город‚ который устал от потерь. Слезные железы иссохли. Тяжкая рука улеглась на сердце. Темные одежды. Долгие сидения на полу. Чтение псалмов – отвести беду. Негромкие причитания: «Оборвали цветок наш...»

Обессиленный‚ пристыженный‚ растерявший былую мощь с наглостью‚ ветер с трудом переваливает через скалистые возвышения‚ рушится по склонам вниз‚ растрепывая себя по выступам-ущельям‚ немощными языками смиренно наползает на берег и замирает на гальке‚ испробовав на вкус горькие воды мертвого Соленого моря.

Но город уже продут, головы проветрены от застоявшихся сомнений‚ хаоса чуждых наслоений. Мысль прибавляется к мысли‚ осмысление к осмыслению в минуту озарений: «Доколе будешь ты сидеть и плакать?..»

Мертвые духом останутся.

Живые надеждой пойдут дальше.

Чтобы различить перестук молотков по камню. Журчание фонтанов в излиянии масел. Пение девушек в виноградниках. Рокот жерновов‚ перемалывающих ячменные зерна. Поучения говорливых старцев: «Слышал я от учителя моего...»

Начинается крутой подъем: свершивший малое не возвысится.

Шагает ликующий старик‚ стаптывая ноги. Шагает старик опечаленный. Невидимые музыканты сопровождают их. Флейта. Скрипка. Кларнет с трубой. Барабан с тарелками.

Город высматривает верхушками домов. Город на камнях и из камней, который притягивает и не отпускает.

– Держи удар, человек. Держи – не падай. Тебе далеко идти.

Может, оно и так…

Обложки затворяются тихо и неприметно…

…укрывая судьбы и события, но одна еще приоткрыта, и оттуда, из глубины страниц, вызванивает будильник, неурочным приглашением в дорогу.

Встать с постели, выпить кофе, уложить в сумку пару рубашек, выяснить сводку погоды.

– Повторите, – сказать. – Я прослушал.

Диктор ответит с охотой:

– Для вас повторяем: небо безоблачное, видимость прекрасная. Самая пора – взламывать сюжеты.

Вымыть посуду. Полить цветы. Поставить диск на прощание, Шуберта, конечно, Шуберта. Постоять на пороге, послушать, притворить без стука дверь, чтобы играло и без него.

Чтобы играло.

Жалобно и тревожно заплачет виолончель: «Куда же он? Ну, куда?..» Откликнется скрипка в струнных стенаниях: «Пожил бы… Пожил бы еще...» Утешит фортепьяно в клавишных обещаниях покоя, тишины, согласия: «Так уж оно у них… Так уж…»

Спросят любопытствующие у светофора:

– Куда собрался еврей?

– В Африку. Напротив Мадагаскара.

Ладонью огладить руль‚ лихо вписаться в поворот, отдаться на волю затертого асфальта‚ чтобы заворожил и утянул в кружения‚ – прощайте, вы остаетесь!

– От себя не убежишь‚ старичок! – цепляют вдогон обделенные‚ привядшие, которым и путь не в путь.

– Убежишь‚ убежишь. Если найдешь куда.

Дорога уводит без прекословия.

Вниз, вниз и вниз, к глубинам земли, соскальзыванием в изнаночный мир, где подступит подарком зоркая ясность, полная обретений, отступят ломаные понятия, прикипевшие за годы. Распорядись со смыслом, друг мой, заполни пространства на пути‚ вызови обитателей из небытия‚ размести на месте своем. Твой час творения, другого может не быть.

Бедуин даже не проснулся.

Верблюд головы не повернул, грустное создание песочного цвета с проплешинами по бокам.

Сметается паутина привычностей, всё отстает и остается позади‚ отпадают, наконец, сожаления‚ и ты свободен, той свободой‚ к которой надо себя готовить.

Море разлеглось привольно…

…тусклое‚ луженое‚ свинцом оплавленным на жаре.

Нет у него приливов.

Отливов нет.

Нет рыбы, ракушек, водорослей-кораллов. Нет крохотных крабиков во влажных песочных лунках. Медуз нет. Нет акул, вспарывать хвостами мертвые воды. Нет и пловцов с ластами и масками. Море впитало соль до крайнего насыщения‚ выделило излишки рафинадными плашками на поверхности‚ предложило на выбор – насытиться злобой до предела возможностей‚ насытиться состраданием‚ приманивая или отторгая.

Течением Иордана заносит в море неосторожную рыбу‚ и она засыпает‚ погребенная во мраке. В воздухе порхают слова, они легонько сдуваются в воду и уходят на дно‚ обрастая слюдяными чешуйками.

Ветер, вкрадчивый и тревожащий, надувает машину к полету. Мертвенный пейзаж‚ удушливый зной‚ горы окаменелой соли. Шоссе проложено над Мертвым морем. Взлеты и падения по асфальту на гигантских качелях. Насупленные скалы теснят машину к провалу, камень зависает поверху‚ издавна кому-то предназначенный. Камень терпелив. Ему не к спеху.

Земля незасеянная.

Край неподвластный.

Твари кишащие в неукротимой дикости‚ гад гада порождает в укрытиях скал‚ пещер и провалов.

В редкие зимние дожди, в сезон водяного буйства взбухают влагой расщелины в горах‚ буйные течения подмывают склоны и волочат камни – гибель всякому на их пути‚ но снова иссыхают ущелья‚ покрываясь несмелой порослью возле капельных источников‚ приюта косуль‚ мерзостных гиен со зловонием мертвечины из ощеренной пасти‚ увертливых ящериц в шорохе стелющихся колючек.

Не оглядывайся‚ водитель, не оглядывайся, в здешних краях это не проходит безнаказанно.

Крупицы соли – крупицами вечности – наготове.

Джип с солдатами покатит неспешно по кромке воды; опаленные лица‚ пропотелые гимнастерки‚ ветром иссеченные глаза. Пальмы на газоне зашевелят ветвями. Розы истлеют на припеке. Иссиня-темные гроздья спекутся на виноградной лозе. На лежаках раскинутся тела‚ обнаженные‚ обмазанные кремом‚ отдающиеся безоглядно жгучим лучам, как не отдавались‚ возможно‚ нигде и никому. Солдаты задержат взгляд на неприкрытых женских прелестях: «strapless... french nude... sexy... very sexy...»‚ оближут пересохшие губы.

Подружки запрыгают по обочине на козьих ножках‚ погодки‚ почти близняшки‚ одинаковые до безобразия. Брючки ниже пупка. Животики оголены для привлечения взора. Ты видел их во множестве на улицах: речи не перегружены смыслом‚ поступки просчитываются наперед, встречал повзрослевшими и подурневшими‚ знаешь‚ какие мужчины их выберут‚ про остальное можно догадаться. Осядут на сиденье‚ жвачка надуется пузырем изо рта‚ полопается‚ опахнув ментолом‚ – нет‚ ты не остановишь машину, на тебя не угодишь.

Девочка поднимает руку.

Девочку – как не подвезти?

Ростом невелика. Талией тонка. Видом прелестна‚ задумчивостью своей‚ чистотой лица – чистотой помыслов‚ припухлостью подрагивающих губ‚ улыбающихся затаенным мечтам. Гладко зачесанные волосы лентой перехвачены на затылке, рыжеватые‚ вьющиеся‚ свободно перекинутые через плечо. Ждет мама телефонного звонка. Высматривает юноша‚ с которым пока незнакома. Подстерегает враг в засаде. Тонкая шея в отложном воротнике‚ форменная рубашка с погонами‚ винтовка на плече М-16‚ камушек-гранат в серебряной оправе, – ребенок с ружьем‚ как же тебя защитить?..