Жужа Д. - Очень страшно и немного стыдно [litres]

Я пожимаю плечами. Не удивляюсь, не радуюсь, не разочаровываюсь. Я просто продолжаю наводить порядок в баре.

– Вот так я и ушел. Трое детей. Тринадцать лет вместе. Тринадцать.

Я киваю, чтобы закончить разговор. Ничего не нужно объяснять. Сколько я слышала таких историй.

– Женщинам хорошо, никакой ответственности. Они не работают, – он помолчал. – Ну, или работают, как вы. Но это же несерьезно. Ну что вот у вас здесь, в баре, – открыл-налил, открыл-налил – никакой ответственности. Разлил, вытер, помыл, запер, сдал и ушел. Знаю я эти работы.

Он пьянеет и начинает злиться.

– Вы нас только ограничиваете. Сначала, когда мы влюбляемся, вы отвлекаете нас от дела. Потом, когда уже не влюблен, вы отвлекаете нас от всей жизни.

Он размахивает руками и чуть не опрокидывает бокал. Вино в нем перекатывается из стороны в сторону, оставляя на стекле маслянистый след.

– Вы в принципе делаете все, чтобы превратить мужчину из человека опять в животное. – Сердито стряхивает что-то с рукава. Поправляет галстук. – А все оттого, что вы, бабы, заставляете нас с самого начала играть в игру, о которой мы ничего не знаем, – ни гребаных правил, ни количества участников, ни даже размера призового фонда. Ни выиграть невозможно, ни выйти из игры. А мы на это ведемся, потому что в момент начала всей этой галиматьи мы уже не люди. Получается замкнутый круг. А нам на самом деле не нужно на все это обращать внимание. Нужно сразу объяснить: в эти игры играть не буду, и животным становиться – тоже. Даже не рассчитывайте. И вообще, нужно всем прекратить лгать. Говорить ровно то, что имеешь в виду в этот самый момент.

Он неожиданно встает. Подходит ко мне очень близко, одной рукой цепляясь за барную стойку.

– Ебаться будем?

Хлопок пощечины в пустом зале – как звук выстрела. Хорошо, что он держался за стойку, иначе обязательно бы упал. Его щека белеет, а потом так же быстро становится пунцовой. Он кивает, разворачивается и уходит. У самых дверей на стол швыряет деньги.

То, что сейчас случилось, – продолжение полосы моих провалов. Видимо, совсем сдали нервы. Как я могла такое себе позволить? Одно его слово – и все полетит к чертям собачьим. Теперь может быть что угодно. Иск в суд. Письмо. Пост в интернете. Что угодно. Мне нужно было просто вызвать охрану. А сейчас – если он захочет, он может с легкостью разрушить все то, что я выстраивала много лет. Недопустимое поведение. Глубокий вдох – выдох, вдох – выдох, вдох – выдох. Все будет так, как должно быть. Вдох, вдох, вдох, – выдох, выдох, выдох.

Запираю бар, ухожу к себе. На стойке сообщают, что в двести шестнадцатом трубку так никто и не берет. Дежурная теперь барабанит пальцами по стопке буклетов. Название отеля написано тонкой вязью и плохо читается на сером фоне. Не забыть в следующий раз заменить шрифт на другой или поменять цвет. Делаю пометку у себя в календаре.

– Какая заполняемость сегодня – резерв есть?

– Есть.

– Тогда просто наберите еще пару раз в течение получаса и свяжитесь со мной.

Смотрю на часы и заворачиваю в офис. Дверь широко открыта. Значит, кто-то меня там ждет. Так и есть. Знакомое лицо. Это администратор отеля через дорогу. Такое ощущение, что если он сегодня и спал, то совсем мало и в одежде – такой он мятый, а под глазами темные круги. На мое приветствие отмахивается.

– У нас вчера произошел несчастный случай. А мы только два дня назад уволили юриста.

– Так.

– В нашем бассейне утонул ребенок. Мать отошла на пять минут, оставив мальчика одного, а когда вернулась, было уже поздно. Похоже, что он потерял сознание и упал в воду. Первую помощь ему пытались оказать работники отеля, но, наверное, было слишком поздно – ребенок погиб. Матери в этот момент рядом не оказалось. А детей одних в этом возрасте оставлять в бассейне запрещено.

Он вытирает пальцами подбородок.

– Так что, как конкретно это произошло, будет выяснено в ходе следствия.

Закрывает глаза и пальцами сильно на них давит. На это неприятно смотреть, кажется, что они вот-вот лопнут и потекут.

– Конечно, мы надеемся на данные с камер видеонаблюдения, – он замолкает и мелко дергается.

Наливаю ему воды. Слышно, как о стекло стучат его зубы.

– У нас ведь даже есть жилеты безопасности. Все требования. По логике вещей, виновата в случившемся мать. Но полицейские и следователи пока весьма осторожны. Они намекнули мне на то, что не уверены, насколько правильно ребенку оказывали первую помощь. То есть они могут все списать на нас. На отель. Говорили даже о временном закрытии. А моя главная задача – продолжать работать в прежнем режиме. У нас в это время отличная заполняемость. Если я допущу даже временное закрытие, мне придется искать другую работу. – Он вздыхает и ставит стакан на стопку бумаги. – В общем, нам нужен опытный юрист. Мне говорили, у вас именно такой.

Я всегда считала, что нужно производить потомство и тут же умирать. Потому что, если потом с этим потомством что-то случается, начинается ад. Настоящий, вселенский ужас.

– А как мать ребенка?

– Она в состоянии шока.

– У нас есть успокоительные средства. И хороший врач.

– Спасибо, у нас это все тоже есть, мы только не вовремя уволили юриста.

– Она все еще в отеле?

– Да. Она не хочет съезжать. Ей оказывают психологическую помощь. Доктора опасаются, что после потери сына она может покончить с собой. Говорит, пока не поймет, как это произошло, никуда не поедет. Вызвали родственников. Теперь ждем. Они, я думаю, помогут. Она не верит, что он просто упал. Она хочет знать. А причину его смерти назовут только по результатам вскрытия тела и судмедэкспертизы.

Я переписываю ему координаты нашего юриста. Могла бы просто дать карточку – но ему сейчас хочется участия. Он уходит медленно, чуть сгорбившись. Провожаю его глазами. Там, где начинается шейный отдел позвоночника, у него появилась шишка, и в осанке – что-то от старика.

Звоню по поводу двести шестнадцатого.

– Все еще не отвечает? Что с ключом? Проверяли? Сейчас буду, пригласите также плотника с дополнительным ключом.

Возле двери уже возятся. Наконец открывают. Видно, что в коридоре на полу в беспорядке валяются мужские вещи.

– Никому пока не заходить. Пригласите еще портье.

В коридоре остаются ждать горничная и один из менеджеров.

Вхожу в номер. Дверь в спальню закрыта. На всякий случай стучу. В кровати под одеялом кто-то лежит, на обращение не откликается. Осторожно откидываю одеяло. Мужчина лежит на боку – головой в подушку, перекрещенные руки вытянул перед собой так, что кисти свисают с матраса. Словно тянет руки вперед, чтобы их связали. Кожа светло-серого цвета. Он мертв. Даже уже не теплый.

Я набираю полицейским. Они не должны были далеко уехать. Два вызова в день – такого у нас еще не было. Запираю дверь. Отсылаю горничную. Оставляю менеджера у дверей. Посылаю на склад портье. Для таких случаев у нас есть специальная кровать – какую ставят для детей или для дополнительных гостей. Она на колесах, неширокая, довольно глубокая, у этой кровати двойное дно. В ней можно из комнаты, не привлекая внимания, вывезти все что угодно, не только труп. Конечно, после того как полиция разрешит. А то, что кровать везут трое, мало кто сочтет странным. Кровать выкатывают через запасной выход, где ее уже забирает специальная служба. Так мы не пугаем своих постояльцев. Вот и самим понадобился юрист.