Алан Камминг - Волшебная сказка Томми

Помнится, у нее была золотая цепочка с крестиком, и когда я сосал ее грудь, крестик соскользнул мне в рот. Я не стал его вынимать и обсасывал крестик вместе с соском Паулины. Это казалось таким развратным: сочетание горячей, набухшей груди и прохладного золота. Она стонала, а я сосал крест с распятием, и в животе поднималась жаркая волна — то самое ощущение, которое возникает всегда, когда я собираюсь кого-то трахнуть. (А когда собираются трахнуть меня, все происходит совсем по-другому: ощущение нетерпеливого предвкушения возникает не в животе, а в голове. Как будто это не объективная неизбежность, а решение, которое ты принимаешь сам. Надо будет спросить у кого-нибудь из девчонок, что испытывают они — похожие у нас ощущения или нет.)

Как бы там ни было, мы с Паулиной трахались как кролики. Всю ночь. То есть действительно всю ночь. До утра. Люди, когда говорят эту фразу, как правило, преувеличивают. На самом деле они имеют в виду:

Они ложатся в постель и сношаются. Потом на них нападает сонливость, и уже в полусне они, может быть, затевают легкий frottage* (но почти наверняка не кончают)... и вырубаются до утра. Утром они просыпаются, возбуждаются друг на друга и сношаются еще раз перед завтраком.

* натирание, затирка (фр.). — Здесь и далее примеч. пер.

Мы ложимся в постель и сношаемся. Потом разговариваем и ласкаемся, причем разговоры и ласки постепенно съезжают на полное непотребство, что неизбежно приводит к тому... что мы снова сношаемся. Потом перерыв на сходить в туалет. Бурный оральный секс, каковой неизбежно приводит к тому... что мы сношаемся еще раз. Потом опять разговариваем, причем разговор плавно перетекает в оральную и пальцевую стимуляцию, которую я учиняю над Паулиной, что привело бы... к очередному сношению. Ну, вероятно. Но у меня была только одна упаковка презервативов.

Потом Паулина ушла, заебав меня в доску (в буквальном смысле), и у меня оставалось всего пять минут, чтобы вскочить на мотоцикл и доехать до студии Джулиана на Олд-стрит, где у нас были назначены съемки какой-то девицы из теленовостей, которая читает прогноз погоды. У меня даже не было времени сходить в душ, и в какой-то момент на сессии мне надо было поднять отражатель повыше, стоя чуть ли не вплотную к вышеупомянутой девице и благоухая ей в нос немытой потной подмышкой после ночи бурного секса. Даже мне самому казалось, что от меня пахнет убийственно. Но бедная девочка продолжала мужественно улыбаться.

В следующий раз мы с ней увиделись как раз на той достопамятной вечеринке в «Планете Голливуд». (С Паулиной, а не с девочкой из прогноза погоды. Хотя ту девочку из прогноза я тоже больше не видел. Быть может, она доросла до своего собственного ток-шоу на каком-нибудь кабельном канале, а у нас дома нет кабеля. Бобби категорически против — из моральных соображений.)

Она вынырнула из толпы рядом с нами, когда мы с Сейди смеялись по поводу странных товарищей, которые не вынимают соломинку из бокалов, хотя пьют без соломинки, и она постоянно втыкается им в нос или в глаз (особенно смешно это смотрится у очкариков), но они почему-то считают, что ее нельзя выкинуть в пепельницу, как будто соломинка — это тоже необходимый элемент коктейля наряду с лимоном и кубиком льда.

Да, я понимаю, что сейчас это звучит не смешно, но мы с Сейди постоянно прикалываемся над мелким бытовым абсурдом. Вокруг столько всего странного — надо только уметь подмечать эти странности. Иногда, даже если нам вовсе не хочется есть, мы идем в ресторан и потешаемся над меню. Если там есть что-то типа «хрустящего салата» или «овощной мозаики», значит, вечер уже удался. Больше всего нам понравился ресторанчик в одном отеле в Мальборо, где нам пришлось неожиданно заночевать, когда у нас сломалась машина, взятая напрокат. У них в меню было поистине грандиозное блюдо — «макароны на ложе из риса». А вы говорите об истощении угольных запасов.

Паулина тоже не поняла, в чем прикол, когда мы попытались ей объяснить, что нас так развеселило, но мы все равно замечательно поболтали, хотя поначалу немного неловко, как это бывает, когда вы провели с кем-то бурную ночь, а потом кто-то из вас (в данном случае я) не проявил никаких поползновений в плане продолжить интимное общение. Но после второго коктейля напряжение спало, и рука Паулины все чаще и чаще стала ложиться мне на бедро, и когда Паулина сказала, что идет в туалет, я сказал, что мне тоже надо туда заглянуть, и вот там все пошло не совсем так, как хотелось бы.

Я напоминаю, что мы с Паулиной были пьяны и что, когда мы с ней виделись в последний раз, у нас случился безудержный и ненасытный секс. Кабинка для инвалидов была свободна, и мы завалились туда вдвоем и принялись обниматься и трогать друг друга за все места, и как-то само собой получилось, что она села на унитаз, на крышку, а я встал перед ней, так что мои гениталии оказались как раз напротив ее лица. Короче говоря:

Она расстегнула молнию у меня на брюках и... ну, в общем, вы поняли... а я достал из кармана пакетик с коксом (у меня с собой было) и занялся выкладыванием дорожки на крышке бачка. Да, я понимаю, как это смотрелось со стороны: девушка делает мне минет, а я в это время готовлюсь занюхаться кокаином в сортире для инвалидов. (В свое оправдание могу сказать, что девушка работает сурдопереводчиком для глухих. Ну хорошо, хорошо. Не смешно.)

Честно признаюсь, меня заводила вся эта сомнительная ситуация. Меня всегда возбуждал секс в общественных туалетах и особенно — в кабинках для инвалидов. В этом есть что-то особо порочное. И кокаин... поскольку я потребляю его очень редко, для меня это как атрибут феерических семидесятых. «Студия 54»*, беспорядочные половые связи в положении стоя у стенки, разгул свободного секса. Так что я искренне удивился, когда Паулина, услышав, как я занюхиваю порошок, и, безусловно, почувствовав, как я резко подался вперед, чтобы дотянуться до крышки бачка (Господи, только теперь до меня дошло, что она могла бы подавиться), тут же выплюнула мой член, оттолкнула меня и сказала: «Томми, ты что, принимаешь наркотики?!» Представьте себе картину. У меня из левой ноздри высыпается кокс, в руке зажата свернутая в трубочку десятифунтовая бумажка, с моего члена, стремительно уменьшающегося в размерах, мне прямо на брюки (к несчастью, совсем светло-серые) стекает слюна Паулины, и в довершение всех радостей мне читают пространную лекцию о вреде наркотиков, причем не кто-нибудь, а разъяренная женщина с золотым крестиком на шее, и все это происходит в кабинке для инвалидов в сортире «Планеты Голливуд».