Алан Камминг - Волшебная сказка Томми

Да, моя девочка!

Дома не было никого. Ни Сейди, ни Бобби. Ни записки, вообще ничего.

Сперва я напрягся и психанул, а потом рассудил, что это вполне справедливо. Они не обязаны держать меня в курсе, чуда кто пошел и когда вернется, тем более что в последние дни я так старательно избегал всяких контактов, что Сейди и Бобби имели полное право обидеться. Проанализировав свои ощущения, я диагностировал пронзительную тоску по отсутствующим друзьям (как оказалось, я страшно соскучился) вкупе с чувством вины за свое отвратительное поведение.

Я хотел рассказать им обоим о поездке в Нью-Йорк. И еще, может, об обмороке. И, может быть, извиниться за то, что был таким дятлом.

Мне было так странно и неуютно — одному в пустой квартире. Да, в последние дни я старался ни с кем не общаться, но теперь мне хотелось, чтобы все стало как раньше: в гостиной грохочет музыка, мы трое орем в полный голос, потому что иначе ничего не слышно, а Сейди колдует на кухне, сгребает в большую кастрюлю все, что мы не доели вчера, и готовит свою фирменную «поскреблю», когда остатки китайских или индийских обедов навынос соскребаются с тарелок, перемешиваются с чечевицей и запекаются в духовке, или «унылые макароны», названные так потому, что подобная еда и вправду приводит в уныние и заставляет задуматься о тщете всего сущего. Макароны для данного блюда добываются по древнему способу — «по амбарам помести, по сусекам поскрести» — и подаются под соусом из поджаренного чеснока с томатной пастой и медом. На самом деле получается очень вкусно. Сейди сама придумала рецепт. Что называется, «из головы». Непременно попробуйте. Вам понравится. А еще Сейди готовит совершенно волшебное «малоимущее рагу» из неизменной упаковки сарделек, которая всегда прячется где-нибудь в холодильнике (Бобби — страстный любитель сарделек во всех проявлениях: как продуктов питания, так и увесистых членов, именуемых сардельками за толщину и объем), консервированных помидоров и различных продуктов, которые, как правило, просто лежат, и никто их не ест, но в итоге, опять же, получается вкусно. Я так люблю эти вечерние посиделки, когда мы втроем собираемся на кухне, пьем вино, наворачиваем вкуснятину, которую Сейди состряпала на скорую руку, шутим, смеемся и в который уже раз понимаем, почему мы так сильно друг друга любим. Наши воскресные ужины «в тесном семейном кругу» — мероприятие более формальное и торжественное. Они планируются заранее и готовятся обстоятельно и неспешно, причем выбор блюд обсуждается чуть ли не за неделю вперед, и мы специально отводим время на рассудительные разговоры о правилах совместного проживания, о соседях, которые уклоняются от исполнения своих обязанностей по выносу мусора, и т. д., и т. п. Я их тоже люблю, но все-таки мне больше нравятся неожиданные собрания вечером на кухне, когда мы все дома и все хотим есть. Сюрпризы — это всегда приятно. Ну, вот как будто ты шел по улице и вдруг встретил старого институтского друга, с которым вы не общались уже много лет, и вы до ночи сидели в баре и вспоминали всякие приколы, о которых ты сам никогда бы не вспомнил, если бы не эта случайная встреча. Вот такая нечаянная приятность.

Но сегодня... Сегодня сюрприза не состоялось, и никакая фея Починка не взмахнула волшебной палочкой, и кухня не наполнилась запахами сигаретного дыма и готовящейся еды. Бобби с Сейди тоже не появились.

Я пошел в гостиную. Сейди опять навела порядок — журналы на столике были разложены веером, так чтобы было удобно читать названия. Каждый раз после того, как на Сейди находит хозяйственный зуд, наша гостиная напоминает приемную в частной клинике, но уже через пару часов там вновь воцаряется обычный художественный беспорядок.

Я не стал включать свет. Мне было достаточно света от уличного фонаря. Я присел на диван. У нас очень удобный диван — красный, большой, в меру мягкий и в меру пружинистый, — но сегодня, когда я сидел на диване один, он казался уже не таким уютным, каким обычно бывает, когда мы сидим там втроем. На самом деле он сейчас напоминал выставочный экземпляр в витрине какого-нибудь дорогущего мебельного магазина. Подушки были разложены так аккуратно, как будто их выкладывали по линейке. Это у Сейди такая мания: взбивать и раскладывать диванные подушки. Она просто не выйдет из дома, пока не приведет наш диван в «надлежащий вид». Кстати, где Сейди? И Бобби? И тут зазвонил телефон. Я сидел в темноте и слушал, как автоответчик радостно выдает сообщение на три голоса: «Привет, это Томми, Сейди и Бобби».

Помню, как мы его записывали. Сидели, согнувшись над крошечным микрофоном, на полу у камина, толкались, хихикали и пытались сказать эту простую короткую фразу более-менее слаженным хором. Мы просидели так целую вечность — никак не могли сделать запись, которая нравилась бы всем нам, — и наутро у меня болели колени и локти. Да, это не сборник полезных советов, в котором читателя посвящают в сакральные тайны наиболее эффективного способа очистки пепельниц, и все же примите совет на будущее: никогда не записывайте сообщение на автоответчике в позе «на четвереньках, нависая над микрофоном». Во-первых, подобная поза унижает человеческое достоинство, во-вторых, это в принципе неудобно и чревато ломотой в суставах, и, в-третьих, вы гарантированно напугаете человека, который вам позвонит и нарвется на автоответчик, поскольку голос, записанный в такой позиции, получается сдавленным и неестественным и подозрительно напоминает записи голосов жертв похищений, которые передают в новостях, когда похитители отлепляют полоску скотча со рта похищенного и заставляют его сказать несколько фраз, чтобы его родственники убедились, что он еще жив.

«К сожалению, нас нет дома. Наверное, мы где-то гуляем. Или ушли по делам. Или мы все-таки дома, но нас как бы нет, потому что мы заняты и не хотим подходить к телефону. Когда будете оставлять сообщение, имейте в виду, что мы можем быть рядом и слушать, что вы говорите, и чем забавнее и интереснее вы будете говорить, тем больше шансов, что мы все-таки возьмем трубку. Спасибо, что вы позвонили. Пока!»

Я улыбнулся. Редко когда выпадает случай прослушать собственное приветственное сообщение на автоответчике. Сейчас уже делают такие автоответчики, которые вообще не проигрывают вступительное сообщение и включаются только тогда, когда тот, кто звонит, начинает говорить. Но у нас дома стоит дешевый, почти антикварный аппарат без всяких высокотехнических наворотов.

— Томми, это Индия. Ты дома? Э... я сейчас вряд ли скажу что-то забавное и интересное...

У меня внутри все оборвалось. Сердце забилось в учащенном ритме. С Индией мы не общались с прошлого года, с Ночи Гая Фокса, если точнее, когда я пришел в ее новую шикарную квартиру, за которую, надо думать, платил тот самый новый шикарный бойфренд, которого она завела сразу после того, как мы с ней разошлись. Если не до того как. Вполне вероятно, что так и было, и меня до сих пор трясло при одной только мысли об этом, хотя Индия клятвенно уверяла, что да, они встречались, и пару раз он приглашал ее в ресторан, но все случилось лишь после того, как мы с ней расстались. Замечательное выражение. Все случилось. А именно: немец Карл, весь такой гладенький и холеный, всегда безукоризненно отутюженный — даже когда он в джинсах — тип, неприятный во всех отношениях, заправил свой тощий немецкий болт, вне всяких сомнений, столь же безукоризненно отутюженный и, несомненно, обрезанный (поскольку крайняя плоть потенциально чревата сморщиванием) в хипку красивой, безумно красивой, но донельзя наивной, доверчивой девочки, которая когда-то была моей Индией. Которая когда-то была моей. Она говорила мне столько раз: «Я твоя». «Моя пуська — твоя». Ничего не напоминает? Мне вдруг подумалось, что мое выступление с «мой член — теперь твой» это еще не так страшно. Когда человек произносит такие дурацкие фразы, это значит лишь то, что конкретно сейчас у него приключилось временное помрачение мозгов.