Ася Лавринович - Там, где живет любовь

Марк налетел на Ирку, которая в задумчивости стояла рядом. Солнечные очки подруги тут же слетели с головы на кончик носа.

– Э, кто толкается? – заорала Ира, пропустив весь конфликт. Видимо, в тот момент мечтала о вожатом. Или горевала по Вадику. Соболь тоже растерянно хлопала ресницами.

– Кто тебя толкнул? – тут же подлетел к Ирке откуда-то взявшийся Даня.

– Вообще-то, он! – указала на Марка Ира. – Но только…

Третьякова не успела договорить, Даня уже пихнул в ответ Марка. Кажется, он, как и Макс, тоже только дожидался момента, чтобы отыграться на новеньком. Все-таки идеальный Василевский у всех наших мальчишек стоял костью в горле, что бы они там ни болтали.

Глаза Марка из голубых сделались синими, как рассерженное в бурю море. Василевский тут же схватил Даню за грудки. От неожиданности кто-то из девчонок вскрикнул. Кузя же теперь стоял как ни в чем не бывало, будто это не он первым руки распускать начал. Я огляделась в поисках Никиты, но Ярового, как назло, нигде не было. Сейчас его очень не хватало.

– Ребята, перестаньте! – схватила я за руку Марка. Что-то мне это напоминало. Я уже как-то пыталась остановить драку и помню, во что все вылилось.

– Даня, что ты к Марку привязался? – закричала Руднева. – Больной! Он тут совершенно ни при чем!

– Ты зачем моего брата больным обозвала? – тут же насупилась Ирка. Странное дело, друг друга близнецы могли как угодно обзывать, а вот когда кто-то другой нелестно отзывался о ком-то из них, то готовы были рвать и метать.

– Сама же видела, что Кузя первый начал! – не отступала Диана. – И что ты на меня наезжаешь? Ты только со мной такая смелая. А при Циглер язык проглотила!

– Могу и на Циглер наехать! – храбрилась Ира.

– Чего-чего? – раздался в толпе хриплый голос Амелии. И она тут!

В итоге мы все так возмущенно развопились, что не могли успокоиться, пока к нам не подошел старший воспитатель. Удивительное дело, но орала лишь наша гимназия. Остальные стояли и молча наблюдали за этим цирком. Отличились в первый же вечер. Что там говорили о поощрительных жетонах, которые должны подсчитать в конце смены?

Спать я ложилась в самых расстроенных чувствах. После потасовки нашей гимназии сделали выговор, и я почему-то чувствовала себя виноватой. Из-за этого дурацкого списка и из-за ответственности, которую я постоянно ощущала на себе. Перед отъездом Лидия Андреевна снова назначила меня старшей… Я долго ворочалась и прислушивалась ко всем звукам. В палате стояла напряженная тишина, зато в открытую форточку донесся откуда-то сверху смех. Хотя уже давно объявили отбой. А может, это кто-то из вожатых?

– Девчонки, вы спите? – подала голос Диана.

Я слышала, как Ирка ворочалась, но из вредности Рудневой не ответила. Амелия тоже молчала.

– Я не сплю, – призналась я. Это ж правда. Я всегда плохо засыпала, думая преимущественно о чем-нибудь грустном или плохом. Например, вспоминала о маме. Представляла себе, как насыщенно проходит день в шумном густонаселенном Мехико. Мама обещала прилететь осенью, говорила, что перелет у нее займет больше суток… Я уставилась на тени на потолке, которые напоминали развесистые листья пальм.

– Наш вожатый просто душка, – сказала Руднева в темноту.

– Ничего особенного, – наконец подала голос Ирка. Так и знала, что не промолчит. – Нос картошкой.

– Ему идет, – возразила Диана. – Вот бы с ним потанцевать на дискотеке…

– Ага, мечтай, он на тебя даже не посмотрит, – не сдавалась Третьякова.

– Будто на тебя посмотрит, – не оставалась в долгу Ди.

– О бо-о-оже! – взвыла Амелия. – Вы забыли, что я обещала сделать с вами, если будете много болтать, курицы?

Мы примолкли. Наверху больше никто не смеялся, и снова стало тихо. Только сверчки пели на улице.

– Мне у окна дует, – нарушила тишину Ирка.

– Закрой форточку.

– Тогда другим будет душно.

– Поменяйся кроватями с Амелией, – посоветовала Диана.

Ирка помолчала, потом неуверенно произнесла:

– Ага, скорее, она просто меня из палаты выкатит.

– Вперед ногами, – пригрозила Амелия.

– Ой.

Ирка снова заткнулась, а я не сдержала истеричный смешок. Встала в такую рань, пережила насыщенный день с новыми местами и знакомствами, а теперь не могу уснуть…

– Я не могу так рано засыпать, – пожаловалась Диана. – Ну что за детский сад?

– Рассказать тебе сказку? – ехидно отозвалась Ира.

– А давайте я вам расскажу сказку? – пробасила Амелия.

Я напряглась, тон ее был таким рассерженным, будто она сейчас всех нас по очереди схватит за шкирку и вышвырнет из палаты.

– Расскажи, – охотно согласилась Руднева, не чуя подвоха. Наивная душа. Все-таки она училась в параллельном классе и плохо знала Амелию. Я даже представила, как Ди вытащила руки, сложила их на одеяле и приготовилась слушать прекрасную сказку, где принц на белом коне должен был прискакать к принцессе, запертой в замке… Поцеловать, горячо прошептать о своей любви и спасти от дракона.

– Вы ведь знаете, что тут неподалеку в лесу есть заброшенный лагерь? – начала Амелия.

Приехали. В темноте не разглядишь, но сейчас мне очень хотелось увидеть разочарованное лицо Дианы.

– Не слышала, – обиженно сказала Руднева.

– Что-то такое мне Даня говорил, – отозвалась Ира.

– А в курсе, почему его закрыли? – продолжила Циглер каким-то изменившимся, странным голосом.

– Если это какая-то дурацкая страшилка, я закрываю уши! – предупредила Диана.

Но для Амелии предупреждение не сработало.

– Тот лагерь закрыли в начале девяностых из-за несчастного случая. Одна девчонка, страдая от неразделенной любви, после ужина сбежала глубоко в лес. Ее искали двое суток. И нашли. Повешенной на суку на собственном ремне, золотом таком, с круглой пряжкой. Похожий я видела у Рудневой.

У меня мурашки пробежали по коже.

– Что ты такое говоришь? – рассердилась Диана. – У меня на нем пряжка квадратная…

– Мне кажется, история может повториться, – предсказала Амелия.

Может, все эти слухи о Циглер – правда? И она действительно видит будущее? Стало совсем не по себе.

– О чем ты? – не поняла Ирка.

Я продолжала разглядывать потолок. Тени на нем теперь напоминали не пальмовые ветви, а чьи-то тонкие скрюченные пальцы, которые протянулись к нашим с Ирой кроватям.

– Как можно отдать свою жизнь из-за чьей-то смазливой равнодушной мордашки? – не ответив на вопрос Третьяковой, продолжила Амелия.

– У всех разная степень отчаяния, – наконец сказала я.

Амелия помолчала.

– Говорят, неприкаянная душа той девчонки все эти годы бродит по территории опустевшего лагеря.

– А вот в это я не верю! – громко воскликнула Ирка, будто пытаясь убедить саму себя. Пришлось на нее шикнуть.