Роман Солнцев - Восторженный беглец

Люся, судя по всему, не спала. Стерегла меня.

Долго мы ползли в рабочем поезде до поселка Молодежный-7. И вот, наконец, среди ослепительной зимы — здесь еще висел снег на елях, как в берендеевом царстве — соскочили на свежую, пахнущую мазутом насыпь и увидели среди длинных деревянных строений домик с красным флагом. Люся, хорошо зная структуру нашего общества, сразу потащила меня туда. Это оказался поссовет.

За столом хмуро сидел, накинув на плечи полушубок. молодой парень в роскошном велюровом костюме, в голубой рубашке, синем галстуке. Он стучал по рычажкам телефона.

— Але?.. — Телефон не откликался. — Але?.. Вам что? Для семейных квартир нет.

— Мы не семенные, — сказала Люся.

— Женских мест нет. Его устроим. Але? Але?.. Порывы на линии? "Мой друг, Отчизне посвятим души прекрасные порывы. — Он бросил трубку и мутно глянул на нас. — Всё? Люди СПМ через три дома.

— Вы нас не поняли, стала объяснять очень мягко Люся, включив улыбку. — Мы… но общественному делу. Нам нужно найти одного человека… он где-то здесь работает… Константин Иванов, не знаете?

— Что?! — Аж приподнялся на стуле председатель поссовета. — А вы его знаете?!

— Это… мой муж. — тихо ответила Люся, чувствуя неладное. — С ним что-то случилось?..

— С ним-то ничего! — сквозь зубы сказал председатель и встал. — Гляньте! — Он кивнул в окно. — Туда!

Мы подошли. Дома как дома, желтые, новенькие. Над крышами пар от солнца. Синицы и воробьи трезвонит на проводах. Правда, левее, к лесу, нечто вроде пустыря — то ли там гора чернеет, то ли какие-то обгорелые бревна валяются…

— Был барак — и нет барака! Ваш муж поджег. Судить будем.

Люся побледнела и пошатнулась. Я подхватил ее под руку и усадил.

— В-вы что?.. — зло прошептал я председателю, заикаясь, как у меня всегда бывает в минуты волнения, — Не можете поосторожней?

Он и сам перепугался.

— Что, что с ней? Правда жена?..

— Ничего. — сказала медленно Люся, проводя рукой по столу, — Где он? В следственном изоляторе?

— Да если бы! Катается как сыр в масле! — Видно, накипело на сердце у парня, никак он не мог подбирать слова. — Извините.

— Может, это — однофамилец? — предположил я.

Я стал объяснять, гримасничая, из-за спины Люси,

что наш-то Иванов — научный работник, Константин Авксентьевич Иванов, кандидат наук, он тут, должно быть, недавно, приехал с Севера…

— А я о чем говорю?! — угрюмо отвечал председатель. — Он.

Я показал ему удостоверение Академии наук — корочку с золотыми буквами, — он яростно закивал головой, мол, и у того видел такое же. Люся решилась и. протянула ему фотокарточку Кости.

Председатель еще больше помрачнел; стало ясно, что мы говорим об одном и том же человеке. Выяснилось. что да. он здесь работает четвертый месяц, да, высокий, бородатый, мастер спорта по борьбе, дисквалифицированный за драку. Во всяком случае, он так говорит. Трудится на укладке шпал в Косом логу. Его но собственной просьбе включили в бригаду таких же отпетых, как он сам. "химиков", условно освобожденных. Поскольку их "бугор", по кличке Фефел (Алексей Фефелов), на зиму попал в больницу, Иванов перехватил лидерство и даже немного перевоспитал их — работали весь первый квартал неплохо. Но стало известно, что Фефел выходит из больницы. Видимо, чтобы как-то крепче привязать эту шпану к себе ярким поступком. Костя поджег барак, в котором они все жили.

— Почему?! — Я не понимал, зачем нужно поджигать барак, а не лес или самого себя.

— Да видите ли… — Председатель слегка смутился. бросил в угол полушубок и сел за стол. — Старый он, клоповник этот… правда. Давно бы их надо переселить. да все мест нет. Новые бойцы приехали, ожидаются студенческие отряды — уж лучше их в новые дома, чем этих… все равно изгадят, изрежут… Мы их временно — в клуб, в репетиционный зал… у нас скоро будет балетный кружок для детей… Если хоть одно зеркало разобьют, посажу!

— А суд когда? — еле слышно спросила Люся.

— Да хоть бы сегодня! — И снова парень попытался сдержаться. — Понимаете, ожидается приезд начальства из "Москвы, очень большого, вы понимаете?.. Нам этот шум сейчас ни к чему. Пусть бог\ молятся! Вот ждем. Так что пускай товарищеский суд… сами строители судят… — Он снова заколотил по рычажкам телефона — Боюсь, оправдают! Ну. что ждете? У него все хорошо! Идите! Они у себя! Отказываются выходить на работу! Письмо пишут на им приезжающего начальства… и ведь прорвутся! — Он сплюнул. И видно, пожалел Люсю, которая смотрела на него потрясенно. — Нет, сам он неплохой мужик… на митинге. Маяковского читал, нормально. Но с кем связался?! Эти бичи — горе наше…

Мы стояли возле дверей, собираясь уйти, но все не могли решиться. Сейчас мы увидим… а вдруг все же это самозванец? Похожий человек с документами Кости?

— Вы… давно его видели? — спросила Люся.

— Да вчера! Шли всей компанией… у нас сухой закон… одеколона "Кармен" накупили, песню пели.

— Песню? — удивилась Люся. — Какую?

— Ну, блатную! "Мурку"!

Люся помертвела от страха, и я вывел ее на воздух. Мы шли по улице, пахнущей горячим тесом и смолой. Клуб тоже был из дерева, высокий, как церковь. Мы увидели на парадных дверях замок.и. обогнув строение сзади, вошли в темный коридор. За одной дверью играли на баянах три старика, за другой, сидя, рисовали крохотные дети.

Наконец, мы попали в зал с тремя зеркальными стенами — тут стояли раскладушки, пахло горелым тряпьем, засохшим хлебом. В углу лежал некий бородач с босыми ногами. Он поднял голову и сказал, что он, Ситников, болен. На вопрос: "Где Иванов? — объяснил, что появился Фефел и всех корешей увел на работу.

— Выслужиться хочет, — сказал Ситников, испуганно глядя на Люсю. Он сказал, что рабочий поезд будет вечером, что идти до Косого лога недалеко — полчаса, ну, час.

И мы не удержались — пошли пешком. Мы тащились по шпалам, инстинктивно оборачиваясь — вдруг поезд. Никак не могли привыкнуть к мысли, что нет тут поездов, что, если они и бывают, про них знают загодя, за много часов. Навстречу нам дул неостановимый ледяной ветер, зима не хотела сдаваться. Когда мы входили в затишье между сопок, начинало пахнуть сохнущим дерном, теплым железом.

Наконец вдали показалось кое-как сколоченное из теса строение, вроде сарая. На рельсах стояла дрезина. Далее замер рельсоукладчик. Здесь тянули вторую ветку, параллельно главной, — видимо, будет разъезд. Почему же они не работают? Я глянул на часы — по местному час дня. Обед.

Люся взяла меня под руку и. приволакивая ноги от волнения, шепнула в самое ухо:

— Вместе зайдем, ладно?..

Я замотал головой. А вдруг опасность? Опять же Люся женщина, черт знает, может, у них дефицит? Еще выдадут замуж!

Но. успокаивая нас. на полуоткрытой двери клетушки качался комсомольский вымпел, этакий алый, золотящийся на солнце (длина волны света около 700 ангстрем) треугольный шелковый Флажок, обшитый по краям редкой желтой ниткой. V видев, что тут, как и везде. Советская власть, закон, Люся решительно шагнула вперед. Но я знал по работе с кристаллами. что не всегда внешняя форма соответствует содержанию, и попридержал ее.