Ольга Бондарева - Жизнь в четырех собаках. Исполняющие мечту

Вскоре появился ветеринар, точно как в любом из американских триллеров. Полиция прибывает в конце фильма и в момент, когда герой уже сам расправился с преступниками.

Неторопливый, спокойный и готовый к любому повороту событий Айболит вежливо задал традиционный вопрос: «Как тут наши дела?» Два «наших дела» спали в чаше, а третье орало в кресле.

Более двух метров ростом, крупный телом, приятной мужественной наружности и в расцвете лет, ветеринар быстро осмыслил мое повествование о ходе щенения и сделал Айне несколько важных уколов. Прослушав ее фонендоскопом, ощупав и осмотрев, сказал, что в утробе щенки не прослушиваются и не прощупываются. Он был уверен, что их там нет. Безудержный лай Айны ветеринар отнес насчет возбуждения собаки после родов и назвал «послеродовым стрессом». Собачий доктор уверил нас, что при помощи успокоительных средств и подчеркнуто ласкового обращения с собакой стресс постепенно пройдет. Щенков ветеринар нашел здоровыми. Сломанный в двух местах хвост кобелька доктора смутил, но, по его словам, существовала большая вероятность исправления данного врожденного дефекта. Ветеринар пояснил, что коррекция производится путем операции, но сперва щенок должен подрасти.

Наконец-то свершилось чудо: у Айны наследники. Муж отпросился пораньше с работы, и мы вместе сидели на корточках возле чаши со щенками. За нашими спинами стояли мама с сыном. Вымытыми до стерильности руками супруг трогал мягкие живые комочки, едва касаясь пальцами. По его лицу, как бабочка по полю, порхала трепетная, нежная улыбка. Она перелетала с глаз на губы и обратно, но чаще две бабочки одновременно помахивали крылышками и там и там. Малыши хватали крошечными лапками пальцы мужа, вытягивали крохотные, продолговатые головки и чмокали тоненькими губками: они уже настойчиво искали материнскую грудь.

— Давно их кормили? — спросил супруг строго.

— Совсем не кормили, — заверил его сын и осуждающе посмотрел в мою сторону.

— Не до того было, — членораздельно выговаривая слова, вступилась за меня мама.

— Сейчас и покормим, — как можно жизнерадостнее сказала я.

— А чему ты радуешься?! — не поддержал моего оптимизма супруг. — Щенки, понимаешь ли, скоро с голоду издохнут, а ты веселишься. Ни в чем нельзя положиться на семью. — Муж презрительным взглядом обвел всех присутствующих.

Сын виновато потупился, а мама исчезла с глаз. Я тем временем постелила на паркет одеяло и уложила на него Айну. Муж аккуратно перенес щенков из чаши к матери и приложил их мордашки к соскам. Детки жадно зачмокали и бойко затолкли по животу Айны лапками.

Только мы настроились на восхитительное созерцание щенков, сосущих мать, как наша «кобыла» по кличке Айна вскочила на ноги. Малыши оторвались от сосков и попадали на одеяло, а Айна чуть на них не наступила, бессмысленно топчась по полу. Я вовремя успела выхватить из-под нее щенков.

Сделалось очевидным, что помет Айне доверить нельзя. Мы уложили ее снова на одеяло и силой удерживали в лежачем положении, пока щенки сосали молоко. Впредь подобным образом кормили деток по восемь раз в сутки. В остальное время они спали в стиральной чаше.

В Айне всегда кобеля было больше, чем суки — что внешне, что внутренне. Кобелиные бесшабашность и безалаберность преобладали в ней над сучьей вдумчивостью и предусмотрительностью. Наша сука была боевой, а не детородной машиной и что делать со щенками не знала. Бог ущемил Айну в материнском инстинкте, наградив лишь потребностью вылизывать и оберегать своих крох.

Айна невпопад — зачастую, когда щенки сладко спали после кормления — вскакивала со своего места подле чаши и будила крошек, начиная усердно чистить их языком. Те недовольно попискивали — хотели спать. Айна терялась в догадках, что бы еще сделать для деток. Ничегошеньки не придумав, она ложилась на пол подле своих посапывающих детенышей, сосредоточенно глядела на них и беспомощно взлаивала, повествуя историю своего долгожданного материнства. Девочка не могла не излить чувств, что переполняли ее сердце. Щенки, похоже, привыкли к полоумному крику мамаши — беспробудно спали. Независимая прежде, отныне Айна сделалась уязвимой и зависимой.

Кошка Машка, которой недавно исполнилось тринадцать лет, большую часть дня просидела запертая с Сарматом в зале. Ближе к вечеру она вышла на кухню, обнюхала щенков, лапкой цапнула за нос непрестанно орущую Айну и улеглась на полу возле чаши с новорожденными. Кошка мягко замурчала щенкам колыбельную песню, стараясь своей душевностью затмить ненормальные вскрики Айны. Машка с благоговением в голоске убаюкивала маленькие живые комочки. Она смотрела на щенков так, словно ощущала их своими котятами. Пускай ей не было дано родить самой, но право насладиться близостью малышей, теплом их невинных душ и отдать им свою нерастраченную материнскую любовь кошка, как она считала, заслужила. Крошечная мордашка Машки была озарена бесконечным счастьем.

Сын осмелился приблизиться к щенкам непосредственно, когда их начали кормить во второй раз. Он осторожно, со страхом трогал их пальчиками и затаивал дыхание. Вид новорожденных умилял и восхищал его. Сын впервые столкнулся с таинством появления на земле новых жизней. Потрясенный и растроганный случившимся, поздним вечером он забылся в глубоком сне.

Про Сармата все совершенно забыли. Почти сутки кобель не ел, не пил и не двигался с места. Уже под утро он виновато выглянул из зала, украдкой приблизился к входной двери и слабо поскулил — намекнул на неотложные дела. Муж вывел его на прогулку. Вернувшись, Сармат с заискивающим выражением на морде приблизился к порогу кухни и тихо пробурчал мне: «Можно, наконец, взглянуть, что тут у вас появилось? Я чую запах новой жизни». Он догадался, что в семье произошло не рядовое — исключительное событие.

Я поднесла чашу со щенками к кобелю. Сармат принюхался. Его взгляд наполнился ужасом, сменился недоумением, замер в растерянности. Инстинкт подсказал кобелю, что в доме невесть откуда взялись крохотные борзые! Породу он определил по запаху. Щенки пахли Айной. «Но почему они пахнут Айной? И откуда они у нее?» — задавался мучительными вопросами Сармат. Свою причастность к появлению щенков он подсознательно допускал, но не мог объяснить, в чем же она заключается. Мысли молодого кобеля путались, ноги подкашивались, нижняя челюсть тряслась.

Я не ожидала, что Сармат окажется столь впечатлительным и чувствительным. Не хватало только его обморока. Дала кобелю успокоительных капель и вкратце растолковала, что он стал отцом, а перед ним его дети, которых родила Айна. Сармат смотрел на меня, не мигая, пока я говорила. Дослушав до конца, он звучно залаял на весь дом. Его лай слился с безостановочными воплями Айны.