Ольга Бондарева - Жизнь в четырех собаках. Исполняющие мечту

С зашедшимся сердцем я вдавила кнопку звонка на входной двери. Дверь открылась моментально — нас ждали, — и я увидела мою всемогущую фею. В жизни она оказалась такой же, какой я ее себе представляла.

Мила — милая и красивая, умная и добрая, душевная и отважная, нежная и самоотверженная. Но основное — это чувствовалось сразу, — от Милы исходила волшебная энергия любви. Она обладала и владела этой энергией, наделяя любовью других.

Я назвалась, но Мила и без того поняла, кто мы. Улыбка ее имела то же несравненное очарование, что и голос. Мила познакомила нас со своей мамой, которая оказалась удивительной женщиной. Она светилась добротой, чуткостью, искренностью и таким жизненным задором, которому могла бы позавидовать любая молодость. А как, скажите, еще могла выглядеть старшая фея?…

Наш приезд совпал с приходом будущих владельцев сестренки Анфисы — той самой суки, которая родилась в помете раньше моей девочки. Нам с сыном удалось повидать эту первую суку.

Борзая девчонка была определенно хороша, но ничем не напомнила мне Анфису.

Темные, крупные, породные глаза юной суки были прекрасны! Но они не были глазами Анфисы!

Мила проводила гостей с предпоследним щенком из помета — разобрали всех, кроме Анфисы. Мы с сыном отнесли на кухню сумки с гостинцами, и наступил захватывающий момент. Предназначенная мне, полуторамесячная сука по кличке Анфиса была закрыта в одной из комнат. Мила отворила туда дверь и первой прошла в дальний левый угол, который загораживал стоявший посреди комнаты большой диван. Мы с сыном переступили порог, но сразу щенка не увидели. Мила тем временем присела за диваном на корточки и, разглядывая кого-то на полу, ласково сказала: «Анфиса, вставай. За тобой приехали».

При словах Милы в моей груди защемило, а на глаза сами собой навернулись слезы. В тот миг мне померещилось, что я не стою на полу квартиры, а витаю в высотах далекого космического океана, на рубиконе миров, и через какие-то секунды перенесусь через неведомую грань реальности. Спустя мгновение, к сердцу — может быть! — прильнет моя девочка. Именно моя! Может быть… Может и не быть… «Господи, сжалься и даруй мне Анфису!!!» — взмолилась я.

«Анфиса, вставай. За тобой приехали», — эти слова смогли разрушить последний барьер между мной и Анфисой.

Мы с сыном, не имея сил сдвинуться с места, все еще находились у входной двери, когда из-за дивана нам навстречу вышло божественно белоснежное создание. Увидев нас, оно замерло, кокетливо скрестив передние лапки в четвертой балетной позиции, когда пятка одной стопы под углом приставляется к середине внутренней стороны другой стопы. Крохотное борзое существо устремило на меня умудренный, пронзительный взор. И в нем сверкали настоящие волчьи огоньки!

Идеальная по форме — с удлиненным по отношению к лобной части щипцом, — голова маленькой борзой с любопытством склонилась набок. Ушки, украшенные длинными бурками, встали прямо и свелись вместе, а их концы нависли над бровками и практически коснулись верхних век. Бурки вместе с цветком из пятнышек между ушками, имели нежно-половый окрас и создавали впечатление надетой на голову шапочки.

Умные, не по возрасту вдумчивые глаза щенка чернели, как ночь, а взгляд был строг и серьезен. Глаза борзого щенка исчерпывающе соответствовали требованиям породного стандарта. Но помимо породы в них читался испытующий интерес: борзое дитя решало, может ли оно довериться незнакомым людям.

Щенок мельком глянул на сына и вновь сосредоточился на мне.

Строение передних ног, широкая грудь с выдающимся соколком, свисающие на лоб кончики ушей этого — поистине неземного — существа очень напомнили мне Анфису в таком же нежном возрасте, но голова щенка была другой. Совершенная по форме, с отточенными линиями, тонкой кожей, облегающей выступы вен и костные контуры, она могла принадлежать только взрослой, экстерьерно состоявшейся борзой, но не столь маленькому щенку. Голова была великолепна! Но она была чужой. Абсолютно чужой. Пугающая дрожь накатившего отчаяния пробежала по моему телу и смертоносной стрелой вонзилась в мозг. Пространство комнаты уже собралось завертеться и опрокинуть меня в обморок, когда мой мутнеющий взор опять столкнулся с глазами щенка…

До того момента я успела лишь мельком взглянуть на них. Я старалась быстрей охватить в целом облик живого создания, надеясь увидеть в нем свою Анфису. Форма головы затмила все остальное. Она испугала меня своей безупречностью и непохожестью на былую форму головы моей борзой и поэтому приковала мое паническое внимание. Да, я посмотрела на глаза щенка в первое мгновение знакомства, но не заглянула в них.

Когда мой помутненный взор вновь соприкоснулся с глазами щенка, то остановился… и устремился в их глубину с последней, неосознанной надеждой. Он утонул в них, и в душе моей разом все стихло, улеглось, умиротворилось — я узнала мою ушедшую борзую.

На меня смотрели глаза моей родненькой, моей дорогой Анфисы. Живой! Взрослой Анфисы! Глаза взрослой собаки. Это были глаза моей взрослой Анфисы. И ее душа! Она узнала меняй открылась мне.

За всеми событиями и переживаниями последнего времени я едва не позабыла важнейшую истину познания любой живой сущности: глаза — зеркало души.

«Свершилось! Господи! Спасибо!» Только эти слова в голове, и счастье, покачивающееся, как в колыбели, в моем естестве — такой я запомнила себя, когда шагнула к девочке и произнесла: «Ну, здравствуй, Анфиса!»

Борзая пошла мне навстречу и заулыбалась. Она не виляла правилом, не старалась понравиться. Девочка просто шла ко мне, как ребенок идет к своей матери — радостно и доверительно. Она смотрела на меня, не отрываясь, и ее глаза вещали: «Я мечтала тебя снова увидеть. Я помню и люблю тебя».

Я взяла на руки свою ожившую мечту и прижалась губами к шее малышки. Мой нос зарылся в короткую щенячью псовину, и в основном — младенческом — запахе щенка обоняние уловило еще один, единственный и, казалось, неповторяемый, запах. То был незабываемый запах моей любимейшей борзой. Он никогда не покидал памяти. Маленькая Анфиса прильнула к моей груди, всеми своими щенячьими силенками вжалась в нее, и я почувствовала, что девочке хорошо, спокойно и надежно.

Я присела с Анфисой на диван, положила ее к себе на колени и почему-то стала разглядывать пах девочки. Одновременно мои пальцы заскользили по розовой прозрачной коже щенячьего животика. Действуя под натиском интуиции, я не отдавала себе отчета в том, что делаю.

Мила дотоле с умилением наблюдала сцену нашей с Анфисой встречи. Когда же я принялась исследовать пузо щенка, она насторожилась и с некоторой долей отчужденности поинтересовалась, что я, собственно говоря, там ищу. В тот самый миг, на том же, что и прежде, месте я увидела у Анфисы родимую отметину — точно такую же, какая была у девочки в былой жизни. Расплывшись в сияющей улыбке, я чистосердечно призналась в том, что конкретно хотела отыскать. Когда я показала Миле родимую отметину в паху белой Анфисы, моя фея пришла в восторженное недоумение. Подобного знакового подтверждения, напоминающего печать небес, никто не ожидал получить.