Джером Чарин - Смуглая дама из Белоруссии

На следующее утро ни голубиных яиц, ни репок под окном не было, и я обрадовался, что проблема с Фейгеле решена. Кинг-Конг уничтожил весь мой венецианский кармин и синий кобальт, но, по счастью, несколько тюбиков завалялись у меня в вещмешке. Я вышел на улицу, прочесал квартал и на задворках заброшенной бакалеи отыскал несколько больших кусков картона.

— Мог Пикассо рисовать на картоне, — сказал я себе, — смогу и я!

На обратном пути я заглянул на второй этаж, но пакета там уже не было. Мне не терпелось рисовать, и я даже не стал проверять, дома ли мать Фейгеле. Я задумал — почему не попробовать? — написать автопортрет: выложил на комод уцелевшие тюбики, расположился перед зеркалом и обломком синего мелка стал делать набросок на картоне. Потом вдруг инстинктивно обернулся и увидел на пожарной лестнице Фейгеле. С ней были оба черных кота.

«Фейгелевы друзья», — подумал я и продолжил работать.

Но потом не выдержал и опять обернулся. Фейгеле чудно на меня смотрела. Она широко раскрыла рот и издала звук — то ли карканье, то ли мычание; мелок выпал у меня из рук.

— О боже, да она поет мне серенаду, — догадался я и, подойдя к окну, махнул, чтобы она уходила.

Но Фейгеле оставалась на лестнице и тянула свою песнь. Я пытался окончить набросок, но рука дрожала, а Фейгелева серенада вымораживала сердце. Я кинулся на второй этаж и обоими кулаками замолотил в ту дверь у лестницы. Открылась дверь напротив, из нее вышел Хайми.

— Мам, мам, глянь, кто пришел! — завопил он и, махнув на меня помойным ведром, убежал обратно. На пороге показалась его мать.

— Что за шум?

— Я ищу маму Фейгеле.

— Маму Фейгеле?

— Миссис Геллер сказала, что она живет на этом этаже. Возле лестницы.

Она расхохоталась.

— Миссис Геллер вам так сказала? И вы поверили? Глупыш, миссис Геллер и есть Фейгелева мать!

— Что? — тупо переспросил я, но тут мать Хайми тоже подошла к той двери возле лестницы.

Она просто повернула ручку двери, и та сама по себе открылась. Я заглянул вовнутрь. Там была кладовка. Неподалеку от входа стояла жуткого вида железная кроватка. За ней были свалены в кучу железный обруч, несколько огромных деревянных кубиков, кукла выше меня ростом. Старые игрушки Фейгеле.

— Теперь-то вы мне верите? — спросила мать Хайми.

— А ее отец? Он не погиб на войне?

Она снова зашлась смехом и с минуту не могла успокоиться.

— Умеет она байки плести! Глупыш, где сейчас отец Фейгеле, не знает никто, в том числе и эта брехунья миссис Геллер!

Я спустился к миссис Геллер. Котов ее поблизости не было, и без них она казалась потерянной. Подозреваю, она знала, что ее вывели на чистую воду.

— Миссис Геллер, — сказал я, — зачем вы мне все наврали?

Она с отчаянием оглянулась, ища своих котов, потом сказала:

— Сынок, я виновата. — Она заплакала. — Мне хотелось, чтобы ты остался. Не так-то просто найти жильцов.

Из-под повязки выкатилась одинокая слеза, заструилась по бугристой коже. Я и сам чуть не зарыдал, особенно при виде этой слезы.

— Не плачьте, миссис Геллер, — сказал я, — я хорошо отношусь к Фейгеле, правда-правда.

Она схватила меня за футболку и принялась подолом утирать глаза, приведя меня в смущение.

— Не сердись на нее, сынок. Ты вступился за нее перед этими малолетними бандитами, и она пытается выразить тебе свою благодарность.

— Все в порядке, миссис Геллер. Только, пожалуйста, скажите ей, чтобы она больше не оставляла у меня под окном яиц и не ходила на пожарную лестницу. То есть иногда, конечно, пусть лазает, но, миссис Геллер, не так, как сейчас, ведь я просто не могу работать.

— Я скажу ей, сынок, обещаю. Она не хотела ничего плохого.

Она чуть было не поцеловала мне руку, но я успел ее отдернуть и спрятать в карман.

— Не волнуйтесь, миссис Геллер, — пробормотал я, — кто знает, может, я однажды нарисую для вас портрет Фейгеле.

И, прежде чем она успела что-либо еще сказать, быстро удалился в свою комнату. Фейгеле и котов уже не было, зато часом позже ко мне явился еще один гость. Кинг-Конг. Я не ожидал его прихода, открыл дверь, и он вломился в комнату. В руках у него было что-то вроде петиции.

— Подпиши, — сказал он.

— Подписать что?

— Ходатайство, чтобы Фейгеле забрали. Нам нужна последняя подпись, и тогда, наверное, нам удастся что-нибудь сделать. Подпиши, а то руку сломаю!

— Валяйте. — Я протянул ему левую руку. — Ломайте, если хотите, только я подписывать не стану.

Он покачал головой и направился к выходу, но потом передумал, вернулся и стал меня увещевать.

— Да ты сам головой подумай. Девчонка — идиотка. Это всем известно, даже ее матери. Послушай, ведь если ее заберут, ей же лучше будет. Точно. А вот если она останется здесь, она однажды свалится с пожарной лестницы и сломает себе шею. Говорю тебе, для всех будет лучше, когда Фейгеле увезут. Из-за нее миссис Геллер не может толком сдавать комнаты. Весь второй этаж стоит пустой, не считая нас с женой и ребенком. Остальные съехали.

Он снова протянул ходатайство.

— Давай, подпиши. Будь умницей.

— Нет, — твердо сказал я.

Я думал, он набросится на меня с кулаками. Но он помахал своей бумажкой в воздухе и заявил:

— Да кому ты нужен, гаденыш! Справимся с ней и без тебя. А следующим на вылет, запомни, будешь ты.

И он выскочил из комнаты.

Прошло два дня. В коридоре я встретил миссис Геллер и рассказал ей о Кинг-Конге и его ходатайстве. Она, похоже, несколько встревожилась.

— Но ты не подписал, нет?

— Миссис Геллер, за кого вы меня держите? Разумеется, я не подписал.

Услышав это, она, прямо в коридоре, схватила меня, стала обнимать и целовать. Наконец мне удалось высвободиться, и я бросился к себе.

— Сынок, — кричала она мне вдогонку, — уж теперь-то им Фейгеле не забрать. У меня есть ты, мой верный друг!

Я решил продолжить работу над начатым автопортретом и снова расположился перед зеркалом. И услышал, как что-то с тихим плюхом приземлилось на мою пожарную лестницу.

— Что, опять? — я был готов рвать на себе волосы. — Фейгеле, Фейгеле, ну дай же мне хоть чуточку покоя.

Я подошел к окну, приготовившись узреть репу, яйца или что-нибудь еще в этом роде. Пожарная лестница была изгваздана большущими лепехами конского навоза. Нет, это сделала не Фейгеле. Послать тухлое голубиное яйцо или же конские лепешки — разница есть! Я поднял голову и увидел над краем крыши злорадное лицо Хайми. Высунувшись, я погрозил ему кулаком и крикнул:

— Передай своему папочке, что я ни за что не подпишу его паршивое ходатайство, хоть он лопни!

Потом мне пришло на ум, что в данной ситуации высовываться наружу небезопасно. Я поспешно закрыл окно и хотел бежать на крышу, но тут мимо окна стрелой пронеслась Фейгеле, и секунд через тридцать раздался крик Хайми: «Помогите, помогите!»