Лиз Тренау - В любви и на войне [litres]

Ллойд, хмурясь, прочитал телеграмму.

– Ты все никак не успокоишься с этим путешествием во Фландрию?

Она кивнула:

– Отец Джулии – дипломат, помнишь? Он бы первым предупредил, если бы считал, что эти поездки не совсем безопасны. – Она одарила жениха самой обаятельной улыбкой, которую тщательно отрепетировала перед зеркалом, той, которая всегда срабатывала. – Дорогой, я действительно очень хочу поехать. Не смогу простить себе, если не сделаю все возможное, чтобы найти Сэма. Это мой последний шанс.

Увидев, как смягчилось его лицо, она сразу поняла, что выиграла.

– Ллойд не против моей поездки во Фландрию, – сказала Элис родителям. – В конце концов, меня не будет всего пару недель. Если бы не его сеансы физиотерапии, он бы поехал со мной.

– Не понимаю, почему ты не можешь дождаться свадьбы? – проворчал отец. – Тогда вы могли бы путешествовать вместе.

– Я должна поехать сейчас, неужели ты не понимаешь? Чем дольше мы оттягиваем… – она поколебалась. Лучше не твердить о Сэме в присутствии матери. – В любом случае мы решили отправиться в настоящий медовый месяц, возможно, на Карибы или во Флориду, куда-нибудь, где хорошо и солнечно и где он может отдохнуть и окрепнуть.

Она протянула отцу брошюру «Томаса Кука».

– Вот, можешь сам посмотреть. Эти туры выше всяких похвал и весьма респектабельные к тому же, как утверждает отец Джулии. А уж он-то знает наверняка.

– Семнадцать гиней! Это почти девяносто баксов только за одну неделю, не считая стоимости билета на трансатлантический пароход, а это тоже будет где-то под сотню. А учитывая твою свадьбу, предстоящую в следующем году… Как, ради всего святого, мы, по-твоему, это сможем осилить?

– Я не жду, что ты будешь это оплачивать, – возразила Элис. – У меня есть свои сбережения, и Ллойд обещал помочь. Я остановлюсь у Джулии в Лондоне, так что не будет никаких гостиничных расходов.

– Что скажешь, мать? Мы не можем ее отпустить, верно?

Мать пожала плечами. Ее дочь никогда не шла на компромиссы, даже будучи маленьким ребенком.

– Если она думает, что это наш единственный шанс узнать, что случилось, то мы, по крайней мере, будем знать, что сделали все, что могли.

– Нет, я не согласен, – возразил отец. – На мой взгляд, это было бы непростительной тратой времени и денег. Там в стране такой хаос, что вы ничего не найдете. Гораздо лучше сосредоточиться на поисках через дипломатические каналы.

– Но ты сам сказал, что это все равно что биться лбом о каменную стену!

– Не перечь отцу, юная леди! Тебе уже давно больше двадцати одного года, и я не могу тебя остановить. Но когда ты вернешься без гроша в кармане, не ной и не клянчи, чтобы я заплатил за твою свадьбу!

Элис было все равно. Она собиралась поехать в Европу во что бы то ни стало. Пройдет несколько дней – и отец оттает. Она не только хотела выяснить, что случилось с Сэмом, и успокоить свою совесть, но и, если удастся, вернуть его домой.

Было еще кое-что. Еще одна, довольно сумасшедшая идея, которая заставляла ее сердце биться чаще при одной мысли об этом. Она не делилась ею ни с кем, кроме Джулии.

Джулия писала ей:

Привет!

Будет здорово увидеть тебя. Мне необходимо взбодриться. Лондон сейчас такой мрачный. Я понимаю, почему ты думаешь, что поездка во Фландрию – твой единственный шанс найти Сэма. Говорят, что там по-прежнему ужасный бардак и каждый день кого-то находят. Кто знает … Во всяком случае, ты сделаешь все, что в твоих силах.

Боже, какая дерзкая мысль связаться с Д. М.! Я должна бы тебя отговорить, но в глубине души немного тебе завидую. Конечно, он мог бы помочь с местными властями в поисках Сэма. Но ради всего святого, не влюбляйся в него снова. Обещаешь?

Элис надеялась, что путешествие в одиночку даст ей ощущение свободы; она мечтательно представляла себе, как будет общаться с незнакомыми людьми или читать в шезлонге на палубе, не думая о социальных различиях и честолюбивых надеждах, которые возлагали на нее родители. Ее жизнь в Вашингтоне была полна обязательств: мать поддерживала как минимум десяток разных благотворительных организаций, и, поскольку ее муж был обычно слишком занят своей политической деятельностью, мать решила, что на бесконечных коктейльных вечеринках, званых обедах и церемониях открытия ее должна сопровождать единственная дочь. В последнее время у матери часто случались «головные боли», и это означало, что Элис все чаще приходилось посещать эти мероприятия в одиночестве.

Сначала это было даже интересно – Элис приобрела вкус к экзотическим коктейлям и изысканным блюдам, – но через несколько лет новизна прошла, и ей хотелось чего-то более содержательного, чем теннисные турниры и партии бриджа, которыми были сплошь заполнены ее дни. Некоторые из ее подруг после окончания школы устроились на работу учителями или личными помощниками руководителей компаний, и их возбужденная болтовня вызывала у Элис зависть. Конечно, как только они выходили замуж, все эти занятия приходилось бросать, но ей все равно отчаянно хотелось тоже пережить таких же несколько лет насыщенной жизни: повстречаться с людьми, у которых интересные мысли о мире, заработать собственные деньги, иметь свою личную жизнь.

– Я категорически против, – взвился отец. – Моя дочь никогда не станет работать! Люди будут думать, что у нас нет денег.

Это было полным абсурдом, конечно. Огромное состояние, которое унаследовала ее мать, обеспечивало им жизнь в роскоши в красивом особняке в исторической части города, в Джорджтауне. Отец был весьма старомодным, свято верил, что женщины должны сидеть дома и заниматься благотворительностью.

Но на самом деле путешествие через океан разочаровало Элис. Она чувствовала себя бесконечно одинокой. Корабль оказался полупустым, ее попутчиками в основном были довольно скучные супружеские пары и еще более мрачные бизнесмены.

Ничего общего с ее первой поездкой в Европу, шесть лет назад. Ей было всего восемнадцать, она только-только окончила школу, а Джулия, отца-дипломата которой недавно перевели из Вашингтона в Лондон, собиралась провести три месяца в Сорбонне, изучая там французский язык.

– Поехали со мной в Париж, – предложила она. – Мы устроим настоящий бал!

Бал начался в самый первый вечер на борту корабля, когда несколько красивых молодых людей соперничали за их компанию на танцполе, а на следующий день – в соревнованиях по метанию колец в цель на палубе. Он продолжался в Лондоне, который после вихря коктейльных вечеринок они окрестили самым гламурным городом мира, пока они не открыли для себя Париж.

В Сорбонне и Элис, и Джулия влюбились в одного из их преподавателей, которого обе признали самым сексуальным мужчиной из всех, кого они когда-нибудь встречали. С непослушной шевелюрой, небрежно одетый, эпатажный и постоянно опаздывающий на лекции, он безостановочно курил французские сигареты. Его привычка медленно, чувственно убирать крошки табака с надутой нижней губы вызывала у обеих приступы необъяснимого восторга.