Лиз Тренау - В любви и на войне [litres]

Внезапно ей очень захотелось увидеть Ллойда, обнять его и заверить в том, что она любит его, поблагодарить за понимание, за честность и щедрость и за его абсолютную, беспрекословную преданность. В голове она сочинила свой ответ: «Еще десять дней – и мы будем вместе навсегда. Люблю тебя. Элис».

– Мы почти на месте, девочки, – объявил Фредди, как только они въехали на окраину Остенде.

Руби боялась момента расставания, когда он оставит их в гостинице в Остенде и продолжит свое путешествие в Кале. Он оказался таким хорошим другом – такое впечатление, что они знали друг друга всю жизнь.

– Ты молодец, – сказала она. – Я просто не знаю, что бы без тебя делала.

– Только без сантиментов, Руби!

– Выпьешь с нами кофе?

– Нет, – сказал он. – Думаю, поеду прямо сейчас. Не умею долго прощаться.

– Но ты же будешь держать меня в курсе, правда? Дай знать, как поладишь с невесткой и как встретишься с детьми. Если нужно будет ее убедить, я с удовольствием расскажу ей, как ты изменился к лучшему.

– Исправился, значит? Не уверен насчет этого. Скорее всего, они даже не узнают меня.

– Не глупи! Ты им нужен, Фредди. И они нужны тебе. Помни это.

– Как скажете, миссис Би, лишь бы доставить вам удовольствие, – улыбнулся он. – Теперь сделай полезное дело, пока мы не приедем, ладно? Скрути мне несколько сигареток на дорожку.

Пятнадцать минут спустя Руби и Элис стояли перед гостиницей со своими чемоданами и смотрели вслед санитарному грузовику, исчезающему в клубах черного дыма.

– Мне будет его не хватать, – задумчиво произнесла Руби, когда они повернулись к дверям, собираясь войти. – Он был хорошим другом. Как сказал Табби, «чудак с золотым сердцем».

На стенде в холле была выставлена фотография, сделанная в день их приезда.

В память о вашем паломничестве. Всего один фунт за фотографию 8х6 дюймов. Закажите до 11 часов – и получите фото перед отъездом.

В центре стоял майор Уилсон, веселый и решительный, окруженный парами с мрачно-серьезными лицами, которые пытаются изобразить улыбку по команде фотографа. Элис – сбоку, высокая, броская в своем ярком жакете и шляпке. Перед ней – Эдит и Джозеф, кривоватая ухмылка и повязка на глазу делают его похожим на заправского пирата. Руби, застенчиво прячущаяся за спинами других, была почти не видна.

– Как будто прошла целая вечность, а не какие-то четыре дня, – сказала Элис.

– Я себя с трудом узнаю, – подхватила Руби. – Я здесь выгляжу так, словно боюсь собственной тени.

– А как я смотрелась в этой шляпе на полях сражений? – усмехнулась Элис, указывая на себя на фото.

– Ты была такой смелой, такой уверенной. Я тебя боялась.

– А оказалась такой дурой, – тихо добавила Элис. – Слишком глупой – себе же во вред.

– Ну что ж, теперь все это уже позади. Ты нашла Сэма и его могилу. А это самое главное, не так ли?

– А ты узнала, что твой Берти был настоящим героем.

– И это то, чем я буду дорожить всю оставшуюся жизнь.

Было странно вернуться в этот просторный, мрачный номер с его огромной двуспальной кроватью, темной мебелью и гобеленами со средневековыми рыцарями и драконами. Неужели они приехали сюда всего пять дней назад? Так много всего случилось с тех пор, что действительно казалось, что прошла целая вечность, как заметила Элис. И после всего происшедшего появилась совсем новая Руби, удивительно уверенная в себе версия ее прежней, Руби, которая обещала чтить память о Берти, помогая выжившим строить новую мирную жизнь. Ей самой нравилась эта новая Руби, она гордилась ею и надеялась, что такой и останется.

Несмотря на то, что она так и не нашла могилу, тем не менее она была уверена, что однажды тело Берти – или хотя бы что-то, идентифицирующее его личность, – будет найдено, и когда это произойдет, он, несомненно, будет похоронен достойно, как того и заслуживает. Но посещение разыскиваемой могилы, в конце концов, оказалось не самым важным. Гораздо более важным было его присутствие, которое она снова ощутила, и то, что она позволила себе простить саму себя.

Руби открыла чемодан, достала дневник и открыла на той страничке, в которую вложила цветы с кладбища Тайн Кот. На нее снова нахлынули воспоминания – острые, как осколки стекла: пыльные дорожки между могильными холмиками, море крестов, освещенных ярким солнечным светом. Она стала писать:

Дорогой Берти!

Вчера вечером Джозеф Кэтчпол рассказал мне о том, как ты рисковал собственной жизнью, чтобы спасти его. Ты тащил его в безопасное место, хотя он был серьезно ранен. Ты, наверное, так и не узнал, что он выжил. Но он жив, и он очень славный человек.

Зная об этом, я тобой очень горжусь, Берти Бартон. Больше, чем могу выразить словами. Я люблю тебя и буду любить вечно, мой дорогой!

Буквы расплывались перед усталыми глазами, и Руби отложила дневник.

Она вышла на улицу, щурясь от яркого солнца, и спустилась вниз, на набережную, вдоль которой огромными острыми зубами высились руины отелей на фоне синего моря и ярко-голубого неба. Воздух был таким свежим и чистым, что если бы она достаточно долго всматривалась в горизонт, то могла бы даже рассмотреть белые скалы Дувра.

Теперь, к своему удивлению, Руби обнаружила, что на самом деле с нетерпением ждет возвращения домой. Ей удалось разобраться в себе, и теперь ее жизнь обрела новый смысл.