Саша Саин - Испытания сионского мудреца

«Ну что, нанюхался?! — глянув на меня, вернувшегося с врачебной сходки, поняла жена. — Лучше б нескольких больных полечил, вон какая очередь скопилась!». — «Я обязан был оповестить о суицидальной опасности, а всё остальное меня не волновало!». «По тебе этого не видно! — усомнилась жена. — Попей лучше водички, тебя уже “заказала” Кокиш — к нам прётся!». — «Извините, что я к вам сегодня второй раз, но не могу вас не обрадовать: шеф сказал, что любит меня и опять своей прокурой назначает!». «Кем?!» — вздрогнула жена. «Прокурой!» — подтвердила Силка. «Ну да, у нас “такие” тоже так назывались», — подтвердил и я жене. «Теперь, я шеф! — не могла нарадоваться Силке. — И конкурентов теперь выживу!». «Тай лэнывых нэ люблю, у сэбэ на дорози!» — как обычно пронеслась у меня в голове очередная глупость, в этот раз из известной песенки в УССР — «Шахтарочка». — «Спасибо, я всё делала, как вы учили, и всё получилось! Теперь, вы для меня супервизор! Ничего без вас не буду самостоятельно говорить ему! Можно уже начать давить на него, чтобы ко мне от сестры ушёл? Вот, кого я ненавижу, чтобы она пропала! Как вы думаете, он спит еще с кем-нибудь?». — «А что он вам говорит?». — «Говорит, со всеми, как с сестрой живёт! Хорошо ему только со мной, а с другими уже давно ничего не происходит! Да у него и со мной уже ничего не происходит!». — «А почему тогда к вам не переходит? Но пока не настаивайте!». — «Да вы знаете, я сама не знаю, хочу ли я этого! С ним очень тяжело, даже те несколько часов выдержать, когда он ко мне приходит! Ладно, спасибо, пойду готовиться к моим новым обязанностям! Я ведь — прокура!».

Слыша это слово, жена, как обычно, рассмеялась. «По-немецки она прокура!» — объяснил я жене тонкости и разницу взаимоотношений в Германии и в России. — «Что, она уже главный врач?!» — изумилась жена. — «Нет, пока администратор». «Вот, дурак!» — изумилась жена. — «Это мы и раньше знали, но не знаю, надо ли ей так радоваться! Он и за этот “подарок”, не раз будет ей два пальца в рот вставлять, чтобы её вырвало! С одной стороны, он её закрепляет ещё больше за собой, чтобы ей было что терять, если ему вновь “рога” наставит! С другой стороны он демонстрирует свою мощь, преимущество перед молодыми соперниками: если у тех биологический статус выше, то у него социальный! А это для нее важнее! Конечно, он и не подозревает, что его можно не любить, думает — она просто легкомысленная!». «Ты не опасаешься, что в роли начальницы она может вновь стать опасной для нас?» — сказала жена. — «Опасаюсь, тогда придётся уравновешивать, чтобы у неё всегда проблемы были. Она, как мы знаем, нас ненавидит! Только беда её к нам пригнала! К тому же, если укрепится, будет опасаться и ненавидеть ещё больше, как свидетелей, много знающих, которые могут ей напортить. Как говорят в России: “Тебя уже можно убивать — много знаешь!” Но если у неё будут постоянные проблемы, будет нуждаться в нашей помощи. Здесь нужно искусство дипломатии. Уверен, что нам и делать в этом смысле ничего не придётся, у неё уже всегда будут проблемы! Он её-то “поднимет”, то “опустит”, нам стараться не придётся! Уже завтра, прибежит с перекошенной физиономией и скажет: “Какая же он сволочь!”».

«Ладно, давай деньги зарабатывать! Кто к нам следующий?». — «Ты что, забыл? Ты же приказал принести с собой сыр, и у нас его съесть!». — «Вот сволочь, точно к обеденному перерыву! Будет у нас жрать, а мы лапу сосать! Это же немка! Не догадается и нам что-либо пожрать принести!». «Конечно, нет! — уверенно, согласилась жена. — А ты не забудь ей ещё guten Appetit пожелать, так у них положено!». «Guten Tag, Hallo», — мрачно поздоровалась тридцатидевятилетняя фрау Нимдорф, придя с аппетитным свёртком. — «Чему не рады, сыром недовольны?». — «Нет, моим партнёром». — «Что, тоже аллергически, как сыр на вас действует?». «Да!» — скривилась в улыбке, Нимдорф. «Психоаналитики бы сказали: вы идентифицируете сыр с вашим партнёром, чем-то партнёр для вас недоступен, — желаем и вреден, одновременно, как сыр! В России говорят: “Близок локоть, да не укусишь”, от этого и сыр вызывает аллергическую реакцию! — «Точно, так и есть! Я его люблю, но сегодня с ним рассталась!». — «Почему?». — «Он сказал, что не уйдёт от своей жены ко мне — согласен только на такие отношения! А мне нужен муж! Но ведь аллергия на молочное у меня от рождения!» — спохватилась фрау Нимдорф. «Правильно, — поддержал я её догадку, — поэтому я и не вульгарный психоаналитик! Их догадки, чаще всего сказочные, не имеют под собой никакой почвы! Ведь, если пошёл дождь, то это не из-за того, что вы плачете! Хотя, в вашем случае, вульгарный психоаналитик всё же выкрутился бы и сказал, что вы мужчин выбираете, как сыр — тех, которых нельзя есть». «Может, они и правы?» — обвульгарилась Нимдорф. «Эту тему можно ещё больше психоаналитической сделать! — разошёлся я. — Ваш партнёр “сыр”, и поэтому он любит в масле купаться — сразу двух женщин хочет!». «Точно — он сыр! — уже не сомневалась фрау Нимдорф. — Я даже не предполагала, какая интересная область — психоанализ, хочу её изучить! А кто его придумал?». «Еврей Фрейд! — не удержался я испортить аппетит голубоглазой блондинке Нимдорф, и добавил: — И все его последователи тоже евреями были и, к счастью, сбежали от нацистов. Психоанализ, так и назывался — еврейской школой!». Увидев потускневшую Нимдорф, как будто уже сыра вредного объелась, вернул её к реальности: «Ешьте вкусный сыр, он всё же безвреднее психоанализа!». Слопав грамм 200 «Эдамера» с булкой и запив минеральной водой, фрау Нимдорф улеглась на кушетку, получив в целебные точки акупунктурные иглы и вдобавок сеанс десенсибилизирующего гипноза, направленного на то, что сыр у неё не вызовет никакой реакции. Так оно и произошло — впервые в жизни обжора, разочаровавшаяся в еврейском психоанализе, не отреаги-ровала сыпью и приступом астмы на любимый сыр! «Ей повезло, что не узнала, что и здесь не обошлось без еврея — задохнулась бы в приступе астмы!» — подумал я.

«Зачем ты разыграл этот спектакль? — поинтересовалась жена. — Она ведь, всё равно, ничего не поняла!». — «Наверное, не отделался до сих пор от комплекса доказывать, что означает быть евреем». «И, заодно лишил Германию сторонника психоанализа! — добавила жена. — Вот, блин — “психоаналитичка”! Всё хочет жрать: и сыр, и женатых! Крокодил она по твоей классификации! — решила жена и обрадовала: — Сейчас Дупик зайдёт».

Дупик пришёл один. «Жена занята, — объявил Дупик, — и, кроме того, боюсь, что страховка за двоих долго не будет платить». «Да, Боливару двоих не снести!» — проговорила жена, естественно, по-русски. «Что, что?!» — встревожился Дупик. — «Да она возмущается страховкой — сволочи, по-русски, сказала. Люди всегда на родном языке возмущаются». «А-а-а-а», — согласился Дупик, улегшись на спину, на кушетку и, как ему положено, задрав зад кверху. «Что говорит мой пульс?!» — встревожился Дупик, опередив меня с исследованием его пульса. Не удержавшись, остановил свою руку на полпути к его запястью, где его пульс был спрятан. — Что сказал мой пульс?!» — уже панически настаивал Дупик. Продолжая смотреть безучастно на Дупика, не брал его за запястье. «Он молчит пока, — как можно помягче, но безучастно объяснил я Дупи-ку, — вы же видите, я ещё не начал его исследовать! Он сказал, что у вас мало энергии в меридиане почек», — наконец, объявил я Дупику. «Да, это может быть, — согласился мрачно Дупик. — А, что говорит выходной отдел кишечника?». «Как всегда слаб на зад!» — по-русски “на глазок” опередила меня жена. «Да, это она определяет по цвету вашего лица: у вас, как обычно, маловато энергии в анальном отверстии!» — пришлось перевести на немецкий приговор моей жены. «Это тоже может быть! — согласился Дупик, мечтательно глядя мне в глаза, от чего захотелось харкнуть ему в его выходное отверстие, но он продолжал: — Вы сегодня такой красивый! Галстук для меня надели?» — игриво поинтересовался Дупик, ослабив еще больше энергию в своей пошлой заднице. — «Нет, ради жены! Я никогда не надеваю красивую одежду ради мужчин!». «У меня сегодня проблемы с уретрой!» — перешёл еще к одной своей проблеме Дупик. — «А это почему?». «Обнаружили в мазке микробы, которым не положено быть в уретре, а положено в кишечнике!» — с гордостью, что не только пассивный, произнёс Дупик. «Вот, что значит, не за своё дело взялся!» — возмущалась жена в другой комнате, пока Дупик лежал в гипнозе и постанывал. «Нет, сейчас ему, по-моему, хорошо — привычным делом занимается! — успокоил я жену. — Ты права, что немцы вымирают — через зад не рожают!». «Не только они — вся Европа вымирает!» — добавила жена. «Да, даже евреи требуют свободу гомикам и право по Иерусалиму маршем пройти! К сожалению, это не только немецкая проблема», — вынужден был согласиться и я. «А кто Дупик по твоей классификации?» — риторически, для меня, спросила жена. «Ну, зачем ты это делаешь, “Абраша”,“Гришу” так обзываешь! Меня — врача, культурного человека, провоцируешь на пошлости из детского периода моей жизни!» — возмутился я. «Не поняла!» — захотела жена глупость, что ли услышать. — «Ну здесь я перестаю быть психологом!». «Он что — попугай какаду?» — догадалась жена. — «Да, да, именно! Это крупный какаду!».