Алессандро Барикко - Шелк и другие истории

Серьезно?

Так был устроен мир. Люди убивали друг друга, это было нормально.

В каком смысле — нормально?

Это другая история, я вам ее не обещал.

Ладно. Тогда заканчивайте мою.

Что еще вы хотите знать?

Что вы делали потом. Сбежали, пошли в полицию — что?

Сел в машину и пару дней разъезжал. На первый день у меня были назначены встречи с клиентами, я туда съездил. Потом колесил наобум. Даже домой не позвонил.

Сбежали, значит.

Нет. Просто разъезжал. Даже не думал скрываться. Мне было не важно, поймают меня или нет.

Почему?

Пистолет был все время при мне. В кармане пиджака. Я решил, что рано или поздно покончу с собой.

В самом деле?

Я так задумал. Это было логично.

Но в конце концов вы этого не сделали.

Я думал, что застрелюсь, как только прибудет полиция. Но они проявили смекалку.

Как это?

Они предполагали что-то в этом роде и проявили смекалку. Следили за мной издалека, потом выбрали удачный момент. Я остановился в гостинице, они явились за мной туда, на заре, но сделали это красиво, с блеском. Мне повезло: за мной пришли полицейские, знающие свое дело.

Значит, вы не застрелились.

Как видите.

Может, было бы лучше застрелиться.

Кто знает. Но я рад, что ничего не вышло. Всегда лучше остаться в живых.

Даже чтобы сесть в тюрьму?

Но мужчина не ответил, потому что черный автомобиль на следующем перекрестке резко затормозил и подался назад. Это он? — спросил мужчина, и девушка кивнула, побледнев. Сюда, сказал мужчина, и они побежали к широкой улице, по которой ездили машины; возможно, там уже были и люди. Девушка наклонилась, сняла туфли, зажала их в руках и побежала быстрее. У мужчины кровь стучала в висках, он пытался придумать что-то, на ходу сообразить. Парень явно заметил их, но был настолько взбешен, что не сразу и разберется в паутине этих улочек. Возможно, у них было в запасе несколько минут, хотя и неясно, что они могли бы предпринять. Может быть, добежать до магистрали, подумал он; и когда это получилось, обернулся посмотреть, не опередила ли их черная машина. Увидел, как приближается автобус со светящейся стрелкой. Завертел головой, обнаружил остановку метрах в двадцати. Сюда, скорее, крикнул девушке и замахал рукой, чтобы автобус остановился. Они домчались до остановки: целую вечность автобус тормозил, открывал двери. Забирайтесь, быстро, сказал мужчина. Девушка забралась без единого слова. Мужчина инстинктивно полез в карман за билетом, уж такой это был человек. Но войти не успел, двери закрылись. Девушка, припав к заднему стеклу, что-то кричала, наверное, спрашивала, почему он не сел тоже. Он только помотал головой. Автобус отъехал, и девушка помахала рукой на прощание. Ему показалось, что у нее это получилось красиво, как, наверное, все у нее получается.

Потом он так и остался стоять с колотящимся сердцем. Даже мысли куда-то пропали.

Через минуту, может чуть позже, черный автомобиль остановился перед ним. Дверца открылась, парень вышел, спокойно, не спеша. Он уже не был в трусах и футболке, он оделся. Обогнул автомобиль, приблизился к мужчине. Она беременна, ты, мудак, произнес он раздельно, потом ударил кулаком под ребра, и мужчина рухнул мешком. Отполз к тротуару, как раздавленная козявка, думая о тюрьме, о том, что можно сделать, чтобы не попасть туда снова. Решил, что лучше не делать ничего. Парень пнул его в спину, повторил вполголоса: мудак. Потом вынул сигарету, прикурил. Мужчина, лежа на тротуаре, слушал, как стучит его сердце. Парень как будто отошел на несколько шагов. Потом голос раздался снова, совсем близко.

Куда она пошла? — спросил парень.

То, что она беременна, немного меняет дело, подумалось мужчине.

Села на автобус, ответил он.

Парень как-то неопределенно помотал головой, яростно затягиваясь сигаретой.

Поднимайся, сказал он.

Мужчине показалось, что это ему не по силам, но парень еще раз велел ему подняться, злобно, нетерпеливо. И мужчина оперся руками о тротуар и с превеликим усилием встал на ноги. Боль в груди раздирала его пополам.

Садись в машину, сказал парень все тем же тоном.

Мужчина поднял голову, на миг задался вопросом, куда подевались редкие прохожие, которые, он прекрасно помнил, только что неслись стремглав по этой улице. Он сел в машину с мыслью, что не выйдет оттуда живым. Наверное, глупо было так думать.

Парень сел за руль, а мужчина откинулся на спинку переднего сиденья. Какое-то время ничего не происходило. Потом парень включил мотор и дал задний ход, выруливая на магистраль. Они ездили просто так, без цели; возможно, никакой цели и не было. Но в конце концов парень свернул на знакомую улочку и метров через пятьдесят остановился перед гостиницей. Заглушил мотор, опустил стекло и закурил сигарету. Какое-то время молчал.

Я даже не уверен, что он мой, сказал наконец и добавил: ребенок.

Почему?

Как это — почему? Разве ты не видел, что это за девица?

Прелестная.

Сумасшедшая.

Но это у нее красиво получается, сказал мужчина, потом закашлялся, потому что в груди у него что-то сместилось.

Парень подождал, пока кашель пройдет, потом спросил, есть ли у него дети.

Более-менее, ответил мужчина.

Мне не нужен чужой ребенок, сказал парень.

Потом они молчали до тех пор, пока парень не сказал: выходи, так, будто ему уже на все наплевать.

Мужчина открыл дверцу и сказал: мне очень жаль.

Исчезни, сказал парень. Не дожидаясь, пока мужчина вылезет из машины, захлопнул дверцу и рванул с места.

Мужчина остался стоять там, перед гостиницей. Огляделся вокруг, изумляясь, что все еще видит знакомый свет зари: ему показалось на самом деле, что с тех пор, как они вышли отсюда с девушкой, минули часы. Он не двигался с места, раздираемый болью, но еще и под смутным впечатлением, будто что-то позабыл. Полотенца, пришло на ум. Представил, как они валяются на тротуаре, рядом с остановкой. Увидел их воочию, белые, выглаженные, там, на асфальте, и подумал: хорошо, что парень не избил его до крови. Кому бы понравились белые полотенца с кровавыми пятнами. Зато теперь он мог представить их чистыми, непонятно откуда взявшимися, под любопытными взглядами прохожих.

Кто-нибудь подберет их и отнесет домой, подумал.

Мальчонка растянулся на кровати поверх покрывала, даже не сняв башмаков; он давно уже так лежал, ворочаясь с боку на бок, периодически проваливаясь в беспокойный сон. Женщина сидела на стуле в углу и пристально смотрела на него, пытаясь отогнать навязчивое ощущение, что они поступают неправильно. Она даже не сняла куртку, потому что в этом убогом отеле и отопление работало отвратительно. Убогим был и загаженный палас, и головоломки в рамках, развешенные по стенам. Только ее начальники, эта куча кретинов, могли подумать, будто это хорошее решение: отвезти сюда тринадцатилетнего мальчика, после всего, что случилось сегодня вечером. Типичный полицейский кретинизм. Только потому, что не удалось отыскать ни одного родственника, к которому можно было бы его отправить. Обнаружился какой-то дядя, но он не имел ни малейшего намерения трогаться с того места, где находился сейчас, с некой верфи на севере, в чертовой дыре. И теперь ей придется возиться с мальчишкой, нянчиться с ним всю ночь в этой паршивой гостинице: утром что-нибудь да решится. Но мальчонка ворочался на постели, и женщине казалась нестерпимой запущенная, унылая обстановка. Ни один мальчишка на свете не заслуживал того, чтобы очутиться в подобном дерьме. Она встала и подошла к кровати. Холодно, произнесла, забирайся под одеяло. Мальчик отрицательно помотал головой. Даже глаз не открыл. До этого они немного поговорили, ей даже удалось его рассмешить. Представь себе, что я твоя бабушка, сказала она тогда. Ты не такая старая, сказал он. Я хорошо сохранилась, сказала женщина: ей было пятьдесят шесть лет, и она сполна ощущала свой возраст. Потом попыталась уложить его спать и теперь сидела здесь в полной уверенности, что все неправильно.