Дженнифер Иган - Манхэттен-Бич [litres]

– Кое-что могу предложить прямо сейчас, – сказал Стайлз. – Собственно, почти все.

Он вглядывался в лицо Керригана, стараясь нащупать его слабое место. Ясно, что тот пришел не за деньгами, иначе потребовал бы взятку сразу, прежде чем расколоться. Тогда зачем он явился? Ирландец обычно целится на спиртное, но Керриган на пьянчугу не похож. Руки-ноги тощие, не накачанные, меряться с кем-нибудь силами он явно не склонен; впрочем, обороняясь, он, вероятно, будет драться, как лев. Может, женщины? Ирландцы, как известно, ханжи, они верны своим вульгарным неряхам-женам – возможно, потому что помнят, какими те были ядреными красотками, пока не заработал конвейер детородства, а может, опасаясь своих вечно пьяных драчливых священников.

– Девушки? – спросил он, не сводя глаз с лица Керригана: вдруг тот невольно вздрогнет, и станет ясно, что он угадал. – У нас тут их пруд пруди.

– У меня жена красавица, мистер Стайлз.

– У меня тоже, – сказал Декстер. – Нам с вами повезло.

Стало быть, деньги. Керриган его разочаровал; теперь он получит меньше, чем если бы сразу потребовал бабки.

– И какую же сумму вы сочтете справедливой платой за ту информацию, которую вы мне сообщили?

Недовольный таким поворотом в разговоре, Эдди попытался собраться с мыслями.

– На мой взгляд, – начал он, – вы могли бы успешнее вести свой бизнес, если бы очистили его… я хочу сказать, если бы вели его более честно по отношению к тем, кто в ваших заведениях пытает счастья.

Его слова прозвучали фальшиво, даже глупо. Он почувствовал, что Стайлз озадачен, но понял также, что эта озадаченность ему по нраву.

– У вас создалось впечатление, мистер Керриган, что я руковожу благотворительной организацией? – спросил Стайлз.

Эдди невольно улыбнулся.

– Ход мыслей у вас тот же, что у полицейских, – сказал Стайлз. – Почему бы не прибиться к ним?

– Тогда я опять же работал бы на вас.

И только тут до Эдди дошло, с какой целью он сюда пришел. Ему нужна работа.

– Некоторые из тех, кто работает у меня, считают это горькой пилюлей, – заметил Стайлз. – Им нынешние перемены не по нраву.

Стало быть, уже не один отчаявшийся ирландец из тех, что болтаются в порту, приходил сюда, взывая о помощи.

– Мне кажется, многое зависит от того, на кого они работали прежде, – сказал он.

Стайлз откинулся на спинку стула и смерил его оценивающим взглядом. Эдди точно так же глянул на сравнительно молодого человека, сидевшего по другую сторону стола: фальшивая фамилия, за которой кроется другая, отброшенная итальянская, а еще постоянная неудовлетворенность, которую можно принять за любознательность и энергичность. А под этим – глубокая тяжелая печаль. Перед Эдди сидел человек, который был ему знаком и вызывал симпатию. Он чувствовал родство с Декстером Стайлзом, ведь его власть коренится вовсе не в умении отчаянно драться в общей свалке – скорее вопреки этому умению. Да, зависимость и верность, но только по собственному выбору.

– Знаете, а вы ведь угадали, – сказал Стайлз. – Я не прочь убрать эти игры, про которые вы говорили. Кроме того, мне хотелось бы узнать, кто еще у меня треплет языком. При появлении моих парней они обычно исчезают.

– Вам нужен омбудсмен, – заявил Эдди.

Он давным-давно наткнулся в газете на это слово. И с той поры ждал случая его употребить.

Стайлз озадаченно усмехнулся.

– Хорошо, пусть будет омбудсмен. Но здесь нам встречаться не с руки. И вообще – не надо, чтобы нас видели вместе.

– Само собой.

– Приезжайте ко мне всей семьей, и мы поговорим на досуге. У вас дети есть?

– Две дочери.

– У меня тоже дочка. Пусть поиграют вместе. Суббота вам подходит?

Когда Эдди вышел из “Ночника”, на улице сеял мелкий дождик, но настроение у Эдди было приподнятое, и он, почти не замечая дождя, зашагал по Пятой авеню. Вокруг было пусто, только уличные мальчишки собирали окурки сигарет. Вскоре он уже шел мимо разбитых на Мэдисон-сквер лагерей. Под сыпавшейся с неба влагой костры шипели и дымились. Эдди почуял запах кипящего кофе со сгущенным молоком – сладкий, чуть отдающий металлом запах, от которого у него всегда слегка ломило зубы. Обычно этот запах вызывал у него досаду: он напоминал Эдди, что между ним и людьми, которые варят на улице кофе, всегда стоит только Джон Данеллен, это обрюзгшее капризное чудище.

Но он уже нашел просвет, выход. Лидия получит кресло. Как знать, думал Эдди, любуясь блестящими круглыми каплями, усеявшими ветви деревьев, вдруг оно поможет ей, да так, как он в своем унынии и представить себе не может. Как знать, вдруг Лидия пойдет на поправку.

Шагая по темному городу, Эдди, мокрый насквозь, но в полном восторге, ни разу не вспомнил про свою первоначальную цель – даровать людям честную встречу с Госпожой Удачей. На самом деле он испытывал огромное облегчение оттого, что сумел спастись.

После встречи с мистером К., не оправдавшей его надежд, Декстер из месяца в месяц пытался на очередном воскресном обеде уединиться под благовидным предлогом с тестем и потолковать с глазу на глаз. Но нет худа без добра: с каждой неделей ему самому становилось яснее, что он намерен предложить. Наконец однажды, когда торжественный обед с танцами в охотничьем клубе уже завершился, старик Берринджер, сидевший по другую сторону стола, уставленного тарелками с недоеденными кусками торта с мороженым “Аляска”, перехватил взгляд Декстера и сказал:

– Я не прочь подышать свежим воздухом. А ты?

Декстер с готовностью встал. Зал тонул в неярком свете свечей. Оркестр негромко заиграл “Снежное Рождество” – совсем не к месту в середине февраля, и Декстер понял, что его совсем не тянет старательно топтаться на танцполе вокруг любителей фокстрота. Он поискал глазами Табату и Грейди, но взгляд упорно натыкался лишь на его собственную жену в объятиях чемпиона по игре в поло Бута Кимбалла, по прозвищу – без шуток! – Бу-Бу. В ранней юности Гарриет была в него влюблена. Вскоре после того как Декстер с Гарриет поженились, Бу-Бу заключил брак с леди Как-там-ее и вскоре после свадьбы переехал в Лондон. Декстер не видел Бу-Бу лет десять с лишним и с трудом его узнал: шевелюра Бу-Бу стала белоснежной.

– Радуйся, киска, пуля мимо пролетела, – шепнул он жене за коктейлями, мотнув подбородком в сторону Бу-Бу.

– В прошлом году Пиппа умерла от рака, – скорбным голосом отозвалась Гарриет.

Старик Берринджер первым раздвинул бархатные шторы затемнения и вышел навстречу свирепому ледяному ветру.

– Свежий ветерок, – ласково сказал он, перекрывая очередной лютый порыв. – Славно-то как.

На шее у него был тонкий шелковый шарф, больше похожий на галстук, на голове котелок, но его выносливость вошла в поговорку и даже стала предметом шуток. Декстер никогда не видел, чтобы тесть вспотел – даже в смокинге в летнюю духоту. Шагал он быстро и решительно, Декстер поспевал за ним не без труда, хотя был на несколько дюймов выше тестя.