Дженнифер Иган - Манхэттен-Бич [litres]

Эдди стал отговаривать негров играть в заведениях Данеллена. “Кое-где игра ведется честнее”, – загадочно изрекал он. Или: “В этом зале чужаки не выигрывают”.

Риск был огромный, каждый раз у него от страха кружилась голова: он бросал вызов не только Данеллену, по чьему повелению он вообще получил работу, но и всем незнакомым ему людям, которые стоят за спиной Данеллена. Скорее всего, именно уклончивость его подрывных речей и намеков настораживала слушателей. “А я буду играть, где хочу”, – отвечали ему. Или: “Я считаю, мы сами можем о себе позаботиться”. Все же некоторые, послушав его, решали, что лучше поостеречься и в игровой зал не входить. В этих случаях Эдди был на седьмом небе от радости, ему казалось, что он спас хотя бы одну душу.

В 1932 году судоходство замерло вообще, и Эдди превратился в штатного лакея Данеллена. После школы и по выходным Анна всюду ездила вместе с отцом, и Эдди выполнял “поручения” Данеллена вперемешку с посещением ипподрома, зверинца в Центральном парке и аквариума в Касл-Гардене. По-настоящему свободным он чувствовал себя только в обществе Анны. Она была его тайным сокровищем, единственным чистым, незамутненным источником радости.

– Вот тут мы на минутку остановимся, мне надо оказать услугу одному человеку. Веди себя хорошо, для меня это очень важно.

– А ты будешь вести себя хорошо?

– Очень постараюсь, зайка.

– А кто будет злиться, если мы не будем вести себя хорошо?

– Мы не должны выделяться, только и всего.

– А какое одолжение?

– Мы передадим привет от одного человека другому. Но привет этот секретный.

Услышав про секретный привет, Анна загорелась:

– Я тоже хочу передать секретный привет!

– Пожалуйста. Если ты поцелуешь меня, я передам твой поцелуй маме.

Анна задумалась.

– Я хочу передать секретный привет Лидии.

– Лидия его не поймет, зайка.

– Нет, поймет.

Когда машина остановилась на красный свет, Анна растопырила пальцы, ухватила его голову ладошками и с великой нежностью чмокнула в щеку. У Эдди защипало глаза.

– Вот такой поцелуй, – сказала Анна. – Он – для Лидии.

Уже дома она внимательно смотрела, как отец выполняет обещание. Эдди поцеловал Лидию очень нежно, как было велено. В конце концов, он же ведает доставкой вознаграждений.

Эдди понимал, что в коррупционной схеме он выступает в роли шлюза: доставляет взятки членам городского управления, сенаторам штатов, полицейским инспекторам, начальникам пирсов, а потом, в другое время, – от них по разным адресам. На том и держится коррупция. Но Эдди считал себя наблюдателем: на самом деле он делает не то, что видится на первый взгляд; он лишь наблюдает за этими действиями. Разница большая и важная, она смягчала чувство безнадежности и собственной несостоятельности – недаром его преследовал образ наезжающего на него трамвайного колеса. Постепенно его маршруты вышли за пределы контролируемых Данелленом пирсов и игровых заведений, они стали ветвиться по городу. Все по-прежнему строилось на обмане, но в присутствии босса – никогда. Получалось, что сверху не было отмашки плутовать, а махинациями занимались крупье и банкометы, чтобы увеличить собственный куш, но они никогда не решались грабить заведения: знали, что это было бы самоубийством. Выходит, жульничество можно остановить, если знать, кому из боссов можно открыть на это глаза.

Случались дни, когда Данеллен не давал ему никаких поручений, и Эдди изредка решался выступить в роли завзятого игрока, чтобы досконально изучить хитрые, многослойные приемы мухлежа. Он воображал себя сыщиком, настоящим полицейским детективом, а не очередной продажной пешкой – те всегда только повышали ставки. Эдди никогда ничего не записывал. Все мошеннические операции он держал в голове: кто, когда, как, сколько. Постепенно стала вырисовываться более масштабная структура, и понять, кто в ней кому платит, в определенном смысле значило понять все. Оказалось, что в конце 1934 года большую часть нью-йоркского игорного бизнеса контролировал один человек. Путь, которым ему доставляли барыши, напоминал американские горки, часто с крутейшими поворотами; разобраться в этом лабиринте мог только тот, кто сам занимался и доставкой, и получением бабла. Кто-то идет за спиной каждого доставщика, за ним – еще кто-то, и так до самого Господа Бога, думал Эдди.

Через два дня после Рождества Эдди начистил до блеска туфли, прошелся щеткой по шляпе и украсил ее блестящим зеленым пером, которое Агнес, работая над сдельными заказами, приберегла для мужа. Он решил нанести визит всемогущему незнакомцу в баре “Ночник”, что в центре Манхэттена; в годы сухого закона там подпольно торговали спиртным. Эдди вошел в зал и вдруг остро почувствовал приступ ностальгии. Он наверняка бывал здесь с Агнес, Брианн и другими танцовщицами во времена, которые теперь мысленно называл “прежде”.

Топтун у входной двери буркнул, что босса в заведении нет.

– Ничего, я подожду, – отозвался Эдди и заказал ржаной водки с содовой.

Затем достал карманные серебряные часы, открыл крышку, засек время и стал ждать. Он понял, что под влиянием ностальгии вел себя, как простофиля, а притон ему подыграл: здешняя убогость – фалынак; во всяком случае, его раскусили. Эдди чуял, что игра идет вовсю; наблюдая за окружающими, он углядел наконец дверь и стал гадать, какие ставки делают за этой дверью мужчины и женщины в фальшивых жемчугах и прошлогодних шляпках. Ему стало ясно, что рэкет в “Ночнике” совсем иного рода: они успешно заколачивают большие бабки, хотя на первый взгляд просто теряют деньги. Через двадцать четыре минуты подошел другой тип и спросил, не желает ли Эдди поговорить с боссом. Эдди последовал за ним; в одной из комнат в недрах заведения его поджидал какой-то субъект с челюстью, как у Дика Трейси, вокруг топтались типичные тупые макаронники. Эдди был потрясен. Стало быть, помимо бизнеса на причалах, Данеллен ведет дела с Синдикатом. Значит, у него просто не было другого выбора.

Стайлз велел своим приспешникам убираться. Эдди сел за стол напротив него, и Стайлз спросил в лоб:

– Вы из полиции?

Эдди отрицательно покачал головой:

– Просто обеспокоенный гражданин.

Стайлз рассмеялся.

– Чем я могу вам помочь, мистер Керриган?

Эдди выложил все, что сумел накопать – игру за игрой: место, способы обмана, примерные цифры выручки. Стайлз слушал, не перебивая. Раза два вставил: “Это не наша работа”, но в основном слушал. Когда Эдди смолк, он спросил:

– А зачем рассказывать все это мне?

– На вашем месте я хотел бы быть в курсе.

– Разумеется, я хочу быть в курсе. А чего хотите вы ?

Этот вопрос застал Эдди врасплох: он не ожидал услышать его так скоро и замешкался, соображая, что сказать. Чего же он, собственно, ждет от Стайлза?