Стефани Стори - Камень Дуччо

Подойдя ближе, Леонардо понял, что Давид не только услаждает глаз воплощенной классической красотой, – он передает внутренние переживания реального человека, настоящего мужчины, приготовившегося к противостоянию с превосходящим его в силе противником. Праща лежит на плече, камень покоится в руке, взгляд сосредоточен на подступающем враге – этот Давид еще не выиграл битву с Голиафом, ему только предстоит вступить в смертельный бой. Он далек от избитого образа доблестного юноши-воина, исполненного беспредельного мужества и веры в свою непобедимость. Его раздирают сомнения, он переживает тяжелую внутреннюю борьбу. Левая часть его тела натянута, как тетива, рука и нога согнуты, шея повернута, ребра проступают сквозь кожу, тогда как правая сторона раскована и готова к встрече с судьбой. Какие-то мышцы Давида напряжены, другие расслаблены; ребра как будто подрагивают от взволнованного дыхания; часть пальцев крепко сжаты, другие кажутся безвольными. Даже ступни, и те вроде бы спокойны, но одновременно словно в страхе цепляются за землю.

А лицо! Оказавшись прямо перед Давидом, Леонардо почувствовал, что у него перехватило дыхание. В этом лице потрясающе ясно и правдиво сочетались надежда и страх, тревога и ужас, страсть и решимость, гордость и отвага. Леонардо мгновенно узнал это выражение. Конечно, черты совсем другие. Нос у Давида длиннее и ровнее. Щеки полнее и округлее. Губы куда изящнее. Но этот широкий лоб, изборожденный такими знакомыми складками озабоченности, он уже видел по меньшей мере дюжину раз. Как и залегшие под глазами Давида морщинки, пронзительно точно передающие утомление, тревогу и душевное смятение. Леонардо прекрасно знал это выражение.

Он видел его всякий раз, когда сталкивался с Микеланджело.

Впервые встретив у себя в студии тощего, замызганного, дурно пахнущего скульптора с необузданным нравом, Леонардо и вообразить не мог, что молодой неотесанный камнерез сподобится сотворить столь великолепное произведение искусства. Пусть у Леонардо больше опыта, знаний и ума, однако у Микеланджело есть нечто такое, чего нет и уже никогда не будет у Леонардо. Микеланджело инстинктивно умел отдавать своим произведениям весь свой разум, все сердце и всю страсть своей души до последней капли. Недаром статуя исполнена жизни – и причиной тому не овеянный легендами мрамор и не сноровистость, с какой скульптор владел молотком и резцом, а пылкая душа самого Микеланджело. В сравнении с ним Леонардо – пока еще подмастерье в делах страсти, только начинающий понимать, сколь много ему предстоит изучить.

Леонардо повернулся к своему юному спутнику. Тот стоял недвижно и не отводил восхищенного взгляда от мраморного гиганта.

– Как тебя зовут, mio ragazzo?

– Рафаэль Санти, синьор, – учтиво ответил юноша. – А как ваше имя?

Леонардо пренебрежительно взмахнул рукой:

– Не стоит и упоминания. Скажи лучше, Рафаэль, какого ты мнения об этой маленькой статуе?

– Она потрясающа, синьор, я не нахожу слов, чтобы выразить, как она великолепна.

– В таком случае я очень рекомендую тебе, как и всякому юному художнику, сделать с нее зарисовки. – Леонардо полез в карман, чтобы достать лист бумаги и огрызок сангины.

– Благодарю, синьор, но – видите – это всегда при мне. – Рафаэль показал Леонардо свой альбом. Он сел у подножия статуи и пролистал до чистой страницы. Леонардо с удивлением увидел, какие красивые, полные изящества рисунки выходят из-под руки юного живописца. Правда, они еще слегка нескладны; художнику очевидно не хватало практики, и все же Леонардо был поражен воздушной легкостью и грациозностью изображенных фигур. Молодой человек перевернул лист с копией Леонардовой «Мадонны в скалах». У Рафаэля она пронизана таким умиротворением, что Леонардо лишь покачал головой. Даже неопытные юнцы с улицы, без имени и звания, и те уже превосходили его.

Вдруг Леонардо заметил на другой стороне площади какого-то человека, наблюдающего за ним. Он невысок и мускулист, с чахлой бородкой и буйной черной шевелюрой. Леонардо даже на расстоянии ощущал магнетизм его взгляда.

Леонардо приосанился и повернулся к скульптору лицом. Указал рукой на Давида и склонился в глубоком почтительном поклоне, какого удостаиваются лишь королевские особы. Распрямившись, он приложил руку к сердцу.

Все еще под взглядом Микеланджело Леонардо демонстративно раскрыл свой альбом и взял мелок. Затем примостился на ступенях перед статуей и, сосредоточив все внимание на Давиде, начал зарисовывать его. В конце концов, единственный способ продолжать учение – это копировать произведения истинных мастеров.

Давид оставался перед дворцом Синьории (сейчас это величественное здание называют Палаццо Веккио) до 1873 года. Затем статую перенесли под крышу, в галерею Академии изящных искусств, чтобы защитить от воздействия осадков и выветривания. В 1991 году какой-то сумасшедший набросился на Давида с молотком и отколол второй палец на левой ноге. Бывшие в тот момент в музее посетители схватили вандала и держали до прихода представителей властей.

Сегодня Давид – одна из самых знаменитых скульптур в мире, более трех миллионов человек каждый год приезжают во Флоренцию, чтобы полюбоваться статуей в музее Академии.

В 1516 году Леонардо да Винчи переехал во Францию, где стал придворным живописцем короля Франциска I. Леонардо умер на руках короля 2 мая 1519 года. До последних дней художник не расставался с одной картиной, которую держал в своих личных комнатах, – с портретом моны Лизы дель Джокондо. И до самой своей кончины он утверждал, что произведение не окончено. После его смерти портрет перенесли в залу дворца Франциска I – Фонтенбло. В 1680-е годы король Франции Людовик XIV, по некоторым свидетельствам, перенес картину в Версаль. После Великой французской революции ее разместили в Лувре – бывшем королевском дворце, превращенном в музей. С того момента портрет моны Лизы несколько раз перемещали в разные места для сохранности. Предполагается также, что несколько лет он провисел в спальне Наполеона во дворце Тюильри. В 1911 году итальянский эмигрант похитил «Мону Лизу» из Лувра и держал ее у себя в течение двух лет. Затем портрет нашли – к счастью, не пострадавшим.

По сей день «Мона Лиза» остается главной достопримечательностью Лувра. Согласно оценкам, каждый год порядка шести миллионов человек приходят в музей, чтобы увидеть ее.

Вопросом, который вдохновил меня на написание этой книги, я впервые задалась двадцать лет назад, когда изучала в колледже творчество Микеланджело и Леонардо да Винчи. Оба они в 1501–1505 годах жили во Флоренции. И по свидетельству историков, питали друг к другу открытую неприязнь. Многие их современники упоминали о том, что между двумя мастерами искусства нередко возникали замешанные на жестоком соперничестве прилюдные стычки и перепалки. Впрочем, историки искусства традиционно сводят их творческое соперничество к «дуэли фресок», заказанных обоим мастерам городским советом Флоренции. В романе упоминается об этом заказе – фреске «Битва при Ангиари», – сделанном Мастеру из Винчи в 1503 году. Микеланджело включился в состязание по окончании работы над Давидом – ему городской совет заказал расписать фреской «Битва при Кашине» противоположную стену. И в течение нескольких месяцев, пока скульптор не перебрался в 1505 году в Рим, эти двое поневоле творили свое искусство бок о бок, в одной и той же зале. Однако ни один не довел работы до конца. Все последующие века историки искусства горевали о том, что состязание великих так ничем и не окончилось.