Стефани Стори - Камень Дуччо

Согласно легендам, камень этот таил в себе нечто необычное, на нем словно бы лежала печать особенной судьбы. Несмотря на долгое и трудное путешествие – его спускали с гор, а затем везли вверх по реке Арно, – во Флоренцию он прибыл без единой царапинки; эта девственно нетронутая и белоснежная плита буквально дышала жизнью. Все, кто видел его, признавались, что еще не знавали мрамора белее и прекраснее. А попечители Собора тут же объявили, что из него будет высечена статуя царя Давида – как символ величия Флоренции и ее преданности Богу. Оставалось лишь найти скульптора, достойного столь ответственной работы.

Донато ди Никколо ди Бетто Барди, больше известный как Донателло, вдохнул новую жизнь в искусство ваяния, вернул скульптуру современникам, достав ее из темных веков забвения и открыв для нее новую эпоху, впитавшую дух творений античных Греции и Рима. Донателло уже создал две статуи Давида; та, что была отлита из бронзы, особенно полюбилась флорентийцам – она изображала Давида юным прекрасным пастушком, попирающим точеной ногой голову поверженного Голиафа. По мнению попечительского совета, именно Донателло должен был получить заказ на новую колоссальную статую.

Однако Донателло к тому времени уже разменял седьмой десяток. Зрение отказывало великому старцу, его сильные руки дрожали. И он попросил Управу нанять для этой работы его более молодого собрата, скульптора Агостино ди Дуччо. Заказ передали Дуччо – все понимали, что Донателло будет, хотя и закулисно, участвовать в этом важном деле. Но вскоре после подписания контракта Донателло умер, и Дуччо остался с масштабным и ответственным проектом один на один. К сожалению, ученик Донателло не мог похвастаться такой же уверенной, как у наставника, рукой. Первый удар его молотка по драгоценному блоку оказался варварски неуклюжим и беспомощным, второй был еще хуже. Вскоре, отчаявшись сделать хоть что-нибудь если не великое, то хотя бы путное, Дуччо от злости и досады пробил в нетронутой глыбе дыру, прямо посередине. Затем, отбросив молоток и резец, он объявил, что камень непригоден для работы. Позже ходили слухи, что на смертном одре Дуччо в бреду повторял, будто проклятый мрамор сопротивлялся ему, не признавая в нем мастера, не желая покоряться его воле.

После провала Дуччо другие ваятели пытались спасти драгоценный мрамор, но ни один не преуспел. В конце концов неподатливую глыбу, прозванную камнем Дуччо, оставили в покое – во дворе соборной мастерской. Грандиозный план по украшению Дуомо гигантскими статуями потерпел бесславное фиаско.

– Ты упомянул какой-то конкурс? – в волнении проговорил Микеланджело.

– Э… Управа… Они подыскивали мастера… скульптора… ну, чтобы изваять статую. – Бойкий Граначчи вдруг начал мямлить и запинаться. – Господи, я был уверен в том, что ты слышал…

Микеланджело помотал головой:

– Да нет же, нет!

Его колени задрожали. Неужели? Неужели Управа решила дать второй шанс камню Дуччо? Самому известному блоку мрамора в мире! Тому, которого касалась рука великого Донателло! При этих мыслях будто сотни крохотных иголок начали покалывать пальцы Микеланджело.

– Прости, наверное, я зря проболтался тебе, – несколько смущенно пробормотал Граначчи.

– Разумеется, не зря! – Широкая улыбка преобразила черты Микеланджело. Он сгреб Граначчи в объятия. – Этот камень самой судьбой был предназначен для моих рук! Заказ будет мой, я уверен.

– Да нет же, Микеле! – Граначчи в отчаянии опустил голову, принявшись разглядывать свои ноги. – Я хотел сказать совсем другое! Тебе не видать этого заказа.

– И почему же?

– Да потому, что Управа уже передала его кое-кому, – выпалил Граначчи.

Микеланджело быстро перебрал в уме знакомых мастеров искусств – тех, кто еще был жив и находился во Флоренции. Сандро Боттичелли, автор «Рождения Венеры» и «Весны»? Бесспорно, он великий художник, но живописец, а не скульптор. Пьетро Перуджино? Давид Гирландайо, брат наставника Микеланджело? Эти двое – тоже великолепные мастера, прекрасные живописцы, но вряд ли смогут потягаться с его природным даром резчика мрамора. Может, Андреа делла Роббиа? Так он специализируется на майолике, его нежные бело-голубые рельефные скульптуры снискали ему большую славу, но в мраморе он не слишком искусен. Джулиано да Сангалло? Вот он – да, скульптор, чьи произведения широко известны. Хотя его истинные таланты, пожалуй, больше лежат в сфере архитектуры и инженерного дела. А значит…

– Нет, Граначчи, нет во Флоренции ни одного человека, который работал бы по мрамору лучше меня.

– А вот и есть. – Граначчи по-прежнему избегал его взгляда.

Микеланджело вдруг уставился на него в немом изумлении: неужели это сам Граначчи? Нет-нет, невозможно!

И уловил сдавленный шепот друга:

– Леонардо.

Микеланджело показалось, что весь город вдруг разом затих. Ему даже не потребовалось никакого уточнения о том, что это Леонардо из Винчи. Имени было более чем достаточно… Семилетний Микеланджело жил в деревне у кормилицы, когда легендарный Леонардо да Винчи, объект всеобщего восхищения, покинул землю Тосканы и перебрался в Милан. Микеланджело помнил, как мальчишкой он старательно копировал Мадонн с картонов Леонардо, выставленных тогда в церкви в знак преклонения перед его гением, как сосредоточенно изучал наброски Леонардо к грандиозной конной статуе герцога Сфорца. Это благодаря Леонардо он, Микеланджело, стал художником. И теперь они оба оказались в одно время в одном городе.

Новость глубоко потрясла Микеланджело.

– Так ведь Леонардо живет в Милане, – растерянно проговорил он.

– Теперь нет, – ответил Граначчи. – Почти год, как он здесь. И камень Дуччо передали ему.

Но камень уже не занимал Микеланджело. Ну конечно же, Леонардо – такой мудрый, опытный, так глубоко разбирающийся в искусстве и новациях – непременно слышал о его Пьете! Получи он одобрение от самого Леонардо – ему будет уже неважно, что говорят о нем другие. Леонардо единственный способен оценить его Пьету по достоинству.

– Как думаешь, я могу с ним познакомиться? – спросил Микеланджело, чувствуя, как трепещет в его груди сердце – словно парус на ветру, влекущий его утлое суденышко навстречу самой судьбе.

– Ну конечно, mi amico. – Граначчи радостно оскалился. – Пойдем, я прямо сейчас отведу тебя к нему.

Леонардо разглядывал из-за занавески модных флорентийцев, набившихся в его мастерскую; толпа неумолчно гудела, будто на выступлении комедиантов. Он кивнул Салаи – невидимый публике, тот пристроился на узенькой деревянной площадке под потолком. Леонардо про себя начал считать до трех. Uno. Due. Tre…