Кэтрин Айзек - Я, ты и все, что между нами

– Без проблем. – Он все еще не двигался. – Хорошо, что ты здесь, Джесс.

Я быстро кивнула.

– Уильяму не терпится провести с тобой как можно больше времени.

Он выглядел так, как будто внезапно вспомнил, о чем давно должен был спросить.

– Как твоя мама?

– Не могу сказать, что хорошо. – Я открыла сумку и начала выкладывать из нее вещи на стол. – Ты бы, наверное, не узнал ее сейчас.

– Мне очень жаль. Тебе, должно быть, тяжело.

– Так и есть, Адам, – ответила я и решила сменить тему. – Знаешь, я познакомилась с Симоной.

– О, правда?

– Когда ты перестал встречаться с Эльзой?

Он замер.

– Как ты узнала, что я перестал встречаться с Эльзой?

Я подняла на него взгляд:

– Я полагаю, Симона – твоя новая девушка?

– Это настолько очевидно?

– Я читаю тебя как книгу. И не очень-то сложную.

– Хорошо, что я не из чувствительных, – засмеялся он и помахал рукой, направляясь к выходу.

Я смотрела ему вслед, на проступающие через футболку контуры его спины, наблюдала за тем, как он засунул руки в карманы и вышел самодовольной походкой.

– Не волнуйся, Адам. Никто и никогда не обвинит тебя в этом.

Ужин проходил за длинным общим столом на террасе перед шато. Мы с Уильямом подошли, когда стены замка были залиты золотисто-розовым светом заходящего солнца, воздух был тяжелым, наполненным ароматом трав и цитронеллы.

Поверхность бассейна была блестящей и спокойной, шезлонги уложены ровными рядами. На другой стороне террасы множество семей передавали друг другу большие тарелки с салатом из зеленых бобов и утиных грудок под звон бокалов с вином и звонкий смех детей, уносящийся в небо. Я заняла свое место за длинным столом, усеянным мерцающими чайными свечками, и взяла бокал пастиса, такого холодного, что стекло покрылось каплями конденсата.

Среди тех, кто собрался здесь этим вечером, было несколько французов – членов персонала почтенного возраста, включая смотрителя Жана Луку и престарелую пару месье и мадам Бланшар, у которых Адам купил шато несколько лет назад. Их семья владела им на протяжении нескольких поколений, но последние десять лет им было сложно содержать его, а их надежды превратить шато в отель осуществились лишь тогда, когда Адам приобрел его. Несмотря на то что они давно вышли на пенсию, оба все еще были отличными поварами и приезжали один или два раза в неделю, чтобы применить свои навыки на кухне и дать уроки гостям. Адам шутил, что они нарочно крутились рядом, чтобы убедиться, что он не испоганил это место.

За столом также сидели четверо молодых англичан, напротив них французы, они были похожи на студентов, взявших «промежуточный» год, с татуировками на щиколотках, травящих анекдоты о путешествиях. Адам находит с ними общий язык неестественно просто. В его возрасте у моего отца была ипотека, семья и работа бухгалтером, которую он не бросал аж до шестидесяти пяти.

Но здесь Адаму вечно может быть двадцать один: солнце всегда светит, девушки молоды и готовы ублажать. И не только девушки были увлечены им. К нему относились как к чему-то среднему между крутым старшим братом и доброжелательным диктатором, на которого обращали внимание, только когда заканчивалась выпивка.

Вскоре палящая жара дня уступила место мягкой ночи, и мы сидели в освещении оранжевой луны, свечей и синих отблесков от воды.

Еда подавалась в истинно французском стиле – начиная от свежих хрустящих листьев салата и блюда с вяленым мясом до муссов и нарезанной ломтиками копченой утиной грудки – на сервировочной доске.

– Что это? – спросил Уильям, изучая салат. Он надел одну из футболок, подаренных Адамом, и она была так мала в подмышках, что почти останавливала циркуляцию крови.

– Gesiers. Попробуй, это вкусно, – сказал Адам, накладывая несколько кусочков сыну на тарелку.

Уильям сморщил нос:

– Но что такое «gesiers»?

– Пупочки. Часть пищевого тракта гуся, если быть точным. Понимаю, это может звучать не очень аппетитно, – он широко улыбнулся.

Уильям скривился, и я взамен указала ему на салями, уверяя, что это такая колбаса, которую он любит в пицце, только намного лучше.

– Адам говорил, что ты преподаватель, – сказала Симона, поднося бокал к губам.

– Да, я обучаю писательскому мастерству в предуниверситетском колледже.

– Как интересно. Тебе нравится этим заниматься?

– Очень, – ответила я. Это был стандартный ответ. Слишком сложно объяснять, что когда-то я была увлечена своей работой, но с начала этого года была так подавлена, что сомневалась, смогу ли вновь хоть чем-нибудь увлечься.

– Тебе, должно быть, приходится разрываться, ты же мать-одиночка. – На последних двух словах она сделала акцент.

– Да, времени не хватает, – согласилась я. – Кроме того, моя мама не очень хорошо себя чувствует, поэтому не может помогать как раньше.

– О, дорогая. Держу кулачки за ее скорейшее выздоровление, – сказала она легко.

Я улыбнулась и кивнула, а после задумалась: возможно, это был самый «британский» поступок в моей жизни, раз я решила не портить пустой разговор чем-то настолько неудобным, как неизлечимая болезнь.

– Знаешь, а ты напоминаешь мне мою маму, – неожиданно произнесла Симона.

Я удивленно подняла брови.

– О! Надеюсь, твоя мама Анджелина Джоли, – усмехнулась я, но она посмотрела на меня безучастно.

– У нее тоже много проблем. Когда женщина достигает определенного возраста, у нее появляется масса забот, не так ли? Мама просто сбивается с ног. Вот почему сейчас я хочу сделать как можно больше всего, прежде чем свяжу себя узами ответственности и покроюсь морщинами, – сказала она, но потом одернула себя: – Я не хотела сказать, что у тебя есть морщины. Это прозвучало ужасно, да?

– Совсем нет, – успокоила ее я. – Тем более что ты права на все сто.

После того как Симона извинилась и ушла в уборную, между мной и Адамом на какое-то мгновение повисла тишина.

– Она милая, – сказала ему я.

– Спасибо.

– И Уильяму она нравится. – По нему было видно, что он вряд ли задумывался о том, как к ней может отнестись Уильям. – Ты уже познакомился с ее родителями?

Он поперхнулся вином и повернул ко мне голову – в ноздри неожиданно ворвался запах геля для душа, которым он пользовался в эти дни.

– Ты так намекаешь, что она слишком молода для меня?

– Не мне вас судить. – Я улыбнулась в бокал и почувствовала на себе его взгляд. – Нет, она милая. Правда, – подытожила я, решив, что эта тема себя исчерпала. – Уильям, давай я сфотографирую тебя и отправлю дедушке.

Уильям улыбнулся для фото и замер, потом Адам предложил сфотографировать нас двоих. Я выбрала фотографию и написала текст:

«Добрались без приключений, Уильям уже веселится после длинной поездки! Как мама? х»