Ведат Кокона - По волнам жизни

Все примолкли, стало совсем тихо. Было слышно только, как на улице завывает ветер, стуча по звенящим оконным стеклам. Но вот снежный вихрь пронесся со свистом и воем дальше, стремясь смести все на своем пути.

Сидя за чашкой кофе, Исмаил обратил внимание на большую, стоящую на камине у керосиновой лампы фотографию. На него смотрела молодая супружеская пара: муж в черном костюме с белой лилией в петлице, жена в белом свадебном платье, с фатой, в венке из флердоранжа. Она держала мужа под руку. На ее губах блуждала легкая улыбка. Новобрачная выглядела очень счастливой.

Исмаил сразу узнал в ней Ольгу. На фотографии она была, конечно, значительно моложе. Впрочем, эта невысокая хрупкая женщина с худеньким овальным личиком мало изменилась. Только теперь она, задумчиво сидя с чашечкой кофе в руке, выглядела не такой радостной и счастливой.

Исмаил выпил кофе, опрокинул гущу на блюдце и наклонился, чтобы поставить на плиточный выступ камина.

— Спасибо.

Ольга перехватила у него чашку.

— На здоровье.

Гость протянул руку за фотографией.

— Мы снялись в день свадьбы, за год до мировой войны. Тогда Вандьель приехал из Америки. Мне было шестнадцать лет, а ему тридцать один. Теперь мне уже больше тридцати, а Вандьелю — сорок пять. Время летит, — вздохнула хозяйка.

— Да, летит, — подтвердил Исмаил, хотя сам находился в том возрасте, когда не замечаешь этого, и сказал просто так, из вежливости. — И долго он пробыл здесь?

— Полгода, потом уехал и вернулся через год после войны. Приехал на четыре месяца и снова уехал. Четырнадцать лет мы женаты, но и года не прожили вместе.

— А все из-за курбета, в нем вся беда, — сказала старая Тина, опрокидывая свою чашку. — Разлучает сына с матерью, мужа с женой, отца с ребенком, братьев с сестрами. Наши мужья и сыновья уезжают молодыми, в самом расцвете сил, а возвращаются домой стариками или умирают на чужбине. Сокращают себе век на фабрике ради нескольких долларов семье на прокорм. Вся их жизнь проходит далеко от родных. Те крохи, которые им удается собрать, добываются кровью.

— Доллары и кровь, — закивала Ольга.

— Такая уж, видно, судьба, — продолжала старуха. — Мой муж тоже прожил всю жизнь в эмиграции. Из Египта уехал в Америку, потом забрал к себе сына. Там состарился, там и умер. Мне уже семьдесят стукнуло, а я так и не видела жизни.

— То ли была эта жизнь, то ли вовсе ее не было, — добавила невестка.

— Ты права, дочка.

Исмаил смотрел на фотографию: муж казался молодым, сильным, жизнерадостным, энергичным. Довольно представительной внешности, он хорошо смотрелся рядом с красавицей Ольгой, которая крепко держала его под руку, словно не желая отпускать от себя. Казалось даже, что с лица ее вот-вот исчезнет милая улыбка. Так, во всяком случае, почудилось Исмаилу, когда он вгляделся в фотографию.

— А у тебя кто-нибудь есть на чужбине? — спросила Ольга юношу, не отрывавшего глаз от снимка.

— Нет, никого нет, — ответил он.

— Какой ты счастливый, — сказала Тина, перевернув опрокинутую чашку Исмаила и подавая ее невестке для гадания, — не испытал этого горя.

Ольга взяла у свекрови чашку:

— Ну, посмотрим, что ждет Исмаила. Он молод, и ему не терпится узнать свое будущее.

Она покрутила чашку в руках, вгляделась и нахмурила брови, словно чем-то раздосадованная; потом ее бледное лицо, казавшееся при свете керосиновой лампы еще более худым и изможденным, приняло обычное выражение.

— Что-то не пойму: у тебя тут и радость, и огорчение вместе — вот радость, а вот огорчение. На днях получишь письмо. Издалека. Семья твоя в Тиране живет?

— В Тиране.

— Из Тираны и придет тебе письмо. Конечно, от отца. И даже с деньгами. Смотри сюда, вот они, деньги, видишь?

— Разве это деньги? — спросил Исмаил.

— Деньги.

— Они, они, чтоб им сгореть, — вздохнула старуха. — И как много от них, проклятых, зависит. Счастлив тот, у кого они есть, и горе тому, у кого их нет. Будь у нас деньги, ни муж мой, ни сын никогда не уехали бы на чужбину.

Ольга опять покрутила в руках чашку и задумчиво заговорила:

— У тебя есть одна заветная мечта, но очень уж она от тебя далеко, не дотянуться. Видишь, тут что-то вроде дыма. Видишь, как он улетучивается? Смотри, вот дым, а вот ты. Не догонишь его.

Исмаил вздрогнул: слова Ольги поразили его в самое сердце.

— Странно — то, что ты хочешь, от тебя ускользает, и тут же — будто сама судьба плывет тебе в руки. — Ольга снова нахмурилась. — Что за враг у тебя рядом? Прямо как змея, как пиявка… Ну, таких рисунков в чашке я еще не видела! Ничего понять не могу.

— Будто раньше ты много понимала, — вставила свое слово Тина. — Говоришь, говоришь, а толком ничего не сказала! Никакого смысла не вижу в том, что ты ему напророчила!

— Так сложилось гадание, — ответила ей Ольга, отложила в сторону чашку Исмаила и взяла свою. — Посмотрю, что ждет меня.

Она начала вертеть чашку в руках и вдруг весело вскрикнула:

— Письмо! К нам придет с письмом почтальон.

И протянула чашку Исмаилу, и он, ничего не понимая в линиях, которые она ему показывала, все же внимательно смотрел на то место, где остановился ее мизинец.

— Вот почтальон, а вот письмо. Тина! На днях мы обязательно получим письмо от Вандьеля.

Старуха любовно взглянула на невестку, вздохнула и тихо проронила:

— Спасибо на добром слове! Хоть бы сбылись твои слова!

Исмаилу очень хотелось завести речь о Пандоре, но он не знал, как это сделать. Разговор нужно было так тонко подвести к волновавшей его теме, чтобы Ольга, женщина очень умная, не поняла подноготную. Он подумал немножко, потом сказал:

— Непривычно у вас здесь в Корче. Снега выпадает так много, что утром, идя в школу, приходится идти след в след, иначе провалишься по колено.

— Да, уж снега у нас хватает, грех жаловаться, — заметила Тина.

— Сегодня утром, к примеру, — продолжал юноша, решившись перейти к разговору о Пандоре, — когда я шел в лицей и проходил мимо колледжа Кеннеди, пришлось залезть в сугроб, чтобы уступить дорогу девушке в белой шубке с книжками в руках. Она, видно, шла на занятия.

Ольга сразу поняла, кого имел в виду Исмаил. Она слышала, что все лицеисты сходят с ума по Пандоре Папамихали, а по описанию Исмаила это, конечно, была она. Однако хозяйка сделала вид, что не поняла маленькой хитрости Исмаила.

— Судя по одежде и обуви — на ней были кожаные сапожки, — девушка из богатой семьи.

— Мало ли здесь таких, — сказала Ольга. — В Корче много девушек в белых шубках и кожаных сапожках.

— Господи, сапожки! Совсем уж обезумели девушки. Стали одеваться не по-женски. И волосы носят короткие! А что дальше будет! — заохала Тина.

— Мне послышалось, будто ее окликнули: «Пандора!»