Донна Ванлир - Рождественская надежда [litres]

Всего полчаса как я приехала домой. Только успела переодеться и проверить почту, когда зазвонил телефон. Часы показывали ровно шесть, минута в минуту. Еще ни разу мне не удалось опередить маму: она всегда умудрялась позвонить прежде, чем я доберусь до телефона.

– Алло.

– Как прошел день, Патти?

– Прекрасно! – Я всегда так отвечала.

– Что у тебя на ужин?

– Не знаю, еще не заглядывала в холодильник.

– Тогда приезжай к нам. У меня курица в духовке, на двоих многовато.

Мама вышла замуж за Лестера Аллена, когда мне исполнилось четырнадцать. Он был прихожанином церкви, где нам помогли, вел холостяцкую жизнь и работал прорабом. Сначала они с мамой стали рядом садиться в церкви. В то время я еще ни о чем таком не подозревала, но когда Лестер начал у нас обедать по воскресеньям, я начала догадываться и пришла в замешательство. Он был коренастым и круглолицым, носил очки, а его брюки смотрелись на дюйм короче, чем следует. Никогда бы не подумала, что такой мужчина заинтересует мою маму. Однако после того, как они начали встречаться, я заметила, что маме он нравится. Лестер относился к ней по-доброму, помогал и всегда мог поднять настроение. Он уважал маму, а заодно и нас с Ричардом. Непонятно, как вообще он решился жениться на матери двух подростков. Думаю, большинство мужчин на такое ни за что бы не отважились. Лестер оказался другим. Он никогда не торопил события, не строил из себя папашу. Прекрасно осознавал, что он нам не отец. И все же стал им, заменив родного папу. Мой брат его сразу полюбил. В отличие от мамы я тогда не понимала, насколько он нуждается в отце. Лестер усыновил нас вскоре после свадьбы. Ричард почти сразу же начал звать его папой, а я долго не могла. Когда мне исполнилось шестнадцать, наконец решилась. Это оказалось совсем просто. Так Лестер стал для нас настоящим отцом.

Я все же приехала к родителям, несмотря на усталость, – они давно меня не видели и, конечно, беспокоились.

После ужина я вызвалась убрать со стола.

– Марк сегодня ночует дома? – как бы между прочим спросила мама.

Она прекрасно знала, что нет. Просто ей хотелось завести о нем разговор, узнать, как у него дела.

– Нет, утром вернется.

– Бедняга. Наверное, так устает после ночных рейсов.

Я пожала плечами.

– Он уже привык.

Мама счистила с тарелок остатки еды в измельчитель для пищевых отходов и включила его.

– Я купила ему на Рождество массажер для спины, – сказала она, перекрикивая гудение измельчителя, – с длинной ручкой, чтобы доставать до поясницы. – Она закинула за плечо руку с зажатой кухонной лопаткой, показывая, как именно это делается. – Как думаешь, ему понравится?

Я положила тарелки в посудомоечную машину.

– Очень.

Совершенно бесполезно объяснять, что нам не нужно ничего дарить. Так было бы проще. Несмотря на то, что случилось, мама продолжала относиться к Марку как к сыну и не соглашалась оставлять его без подарка на Рождество. Он понравился ей с самой первой встречи, когда мы приехали к нам домой из колледжа на День благодарения.

Мама не высказывала своего мнения о мальчиках, с которыми я встречалась до Марка, однако умела дать понять, если кто-то из них ей не нравился.

Один мой парень как-то развалился на диване и хрустел кукурузными хлопьями, которые утащил с кухни.

– Он что, мультики смотрит? – спросила меня мама, заглядывая в гостиную.

– Ну да. – Мне не хотелось продолжать этот неприятный разговор.

– Не знала, что в восемнадцать лет молодые люди интересуются мультфильмами.

В другой раз, когда у нас гостил очередной мой приятель, мама заметила:

– Уже половина девятого. Я бы поставила блинчики, но не знаю, сколько он еще будет спать.

Когда в пятнадцать минут десятого парень наконец вошел в кухню, лохматый, в замызганной футболке и семейных трусах, я увидела выражение маминого лица. И очень понадеялась, что она ничего не скажет. Мама промолчала.

«Целеустремленность никому не вредит, – не уставала она мне твердить. – А бездельники ни к чему не стремятся».

В те времена, когда я бегала на свидания, это было мамино излюбленное словечко – «бездельник».

«Только не выходи замуж за бездельника», – наставляла она.

Я понимала, что мама и моего родного отца считает бездельником, хотя она никогда не произносила этого вслух, по крайней мере, при мне.

«Бездельников пруд пруди. Они встречаются на каждом шагу. Но есть и хорошие парни. Их найти труднее, но они есть».

Марк и был таким. Не бездельником. Целеустремленным. Мама обожала это качество в молодых людях. Он называл моих родителей «мистер и миссис Аллен», рано просыпался, убирал постель и не выносил еду с кухни. Когда Марк открывал передо мной дверцу машины, я видела, как озаряется улыбкой мамино лицо. Марк знал, чего хочет. И мама не сомневалась, что он собирается сделать меня своей спутницей жизни. Она точно знала, что этот молодой человек меня любит.

Мы познакомились с Марком, когда я училась на втором курсе. Я стояла за ним в очереди в столовой. В какой-то момент он повернулся, чтобы взять стакан, и случайно столкнул мой поднос с тарелкой спагетти. В нас обоих полетели брызги соуса.

– Прости, пожалуйста, – засуетился Марк, смахивая липкие, измазанные в соусе макаронины с моей коричневой замшевой сумочки.

Я посмотрела на него и покраснела. Я и раньше обращала внимания на этого парня: он играл в нашей футбольной команде. Но мы еще ни разу не разговаривали.

– Ничего страшного, – пробормотала я, прижимая к юбке стопку салфеток.

Марк тем временем вытирал с пола ярко-красные пятна соуса. Вот он выпрямился, чтобы выкинуть комок перепачканных салфеток, взглянул на меня и замер. У него были русые волосы, карие глаза и обаятельная улыбка. Он не отрывал от меня взгляда, и я потупилась, жалея, что не очень нарядно одета.

– Я идиот. Мне правда неловко. – Марк взял еще один поднос для меня. – Давай помогу.

– Что ты, не надо. Я лучше пойду переоденусь. Зайду попозже, когда будет… безопаснее. – С трепетом в душе я надеялась, что он захочет подождать меня и пообедать вместе.

– Можно я тебя подожду? – спросил Марк.

Он не выглядел высокомерным или самонадеянным, не был уверен, что я сразу соглашусь. Просто ждал ответа.

Мое сердце бешено забилось. Я кивнула.

Марк получил лицензию пилота, когда ему исполнилось семнадцать. Подрабатывал каждое лето в небольшой авиакомпании, занимающейся грузовыми перевозками. Сначала – на складе, потом в офисе. Пока наконец не стал летчиком. После колледжа планировал переехать в другой штат и найти работу в коммерческой авиакомпании. Учился он курсом старше, чем я. Нам обоим не хотелось расставаться на целый год, поэтому, как только Марк окончил колледж, мы поженились. Мама настаивала, чтобы я получила высшее образование, и я заверила ее, что так и сделаю, как только мы с мужем обустроимся на новом месте. Забеременела я раньше, чем мы планировали. Когда на свет появился Шон, со свадьбы прошло всего одиннадцать месяцев, еще через месяц я получила диплом. Внешне Шон был похож на меня, характером пошел в Марка. Я всюду брала его с собой, и он никогда не капризничал. Я не такая, не могу усидеть на месте. А после рождения сына оказалось, что на месте сидеть и вовсе невозможно. Забавно: как только узнаешь, что у тебя будет ребенок, радуешься, а потом начинаешь бояться. Бояться того дня, когда он сделает первые шаги, потому что не сможешь больше прижимать его к себе так часто. Или когда он захочет одеваться самостоятельно, потому что уже «совсем большой». Когда перестанет называть Красную Шапочку «Классной Шапочкой». Когда в первый раз отправится в детский сад. Когда обнаружит, что на свете есть звук «р», и уже не будет говорить «я налисовал» вместо «нарисовал». Когда снимет с дверцы холодильника перепачканные краской бумажные листы, по которым когда-то старательно малевал ладошками в уверенности, что это радуга, или львенок, или портрет мамы с папой, а вовсе не кляксы. Родители наблюдают, как их малыш растет, и радуются за него, но порой у них сжимается сердце. Однажды кто-то сказал мне, что после рождения ребенка у матери еще восемнадцать лет болит за него душа. «Глупость какая, – возразила мама, когда я рассказала ей об этом. – Не восемнадцать лет, а всю жизнь».