Рейчел Липпинкотт - В метре друг от друга

Стелла тянется ко мне, и я знаю, что она хочет взять меня за руку. Знаю, потому что и сам хочу того же. Сердце замедляет ритм, и я вижу, как она замирает на полпути, как впиваются в ладонь пальцы, как опускается рука.

Наши глаза встречаются, и в ее зрачках я вижу понимание. Ей знаком этот страх. И тут она улыбается одними лишь уголками губ, и я понимаю, что вопреки всему мы здесь.

Благодаря ей.

Стараюсь сделать вдох поглубже и вижу подрагивающий отблеск на ее ключице, шее, плечах.

- Господи, ты такая красивая. И смелая. Это просто преступление, что мне нельзя дотронуться до тебя.

Я поднимаю бильярдный кий. Никогда еще мне не хотелось так сильно ощутить под пальцами ее кожу. Я осторожно веду кончиком кия по ее руке, резкому изгибу плеча, поднимаюсь по шее. Она вздрагивает от этого моего «прикосновения», ее глаза сомкнулись с моими, а на щеках пламенеет красный цвет.

- Твои волосы, -говорю я, касаясь их там, где они падают на плечи.

- Твоя шея, - говорю я, и свет оживляет ее кожу.

- Твои губы, - говорю я, ощущая то опасное влечение, то взаимное притяжение, грозящее риском поцелуя.

Внезапно смутившись, Стелла отворачивается.

- Я солгала в тот первый день, когда мы познакомились. У меня не было секса. - Она переводит дух. - Не хочу, чтобы меня кто-то видел. Со шрамами, с трубкой. В этом нет ничего сексуального и...

- В тебе все сексуальное, - перебиваю я. Она смотрит на меня, и я хочу, чтобы она увидела подтверждение этих слов на лице. - Ты само совершенство.

Стелла отталкивает бильярдный кий, встает, поднимает руки и медленно стягивает свой шелковый топ, под которым обнаруживается черный кружевной бюстгальтер. Топ падает на пол, а у меня отваливается челюсть.

Так же медленно она снимает шорты, переступает через них и выпрямляется, словно приглашая меня взглянуть.

Да она же вышибла из меня дух! Хватаю воздух, а ненасытный взгляд торопится ухватить все ее тело: плечи и грудь, бедра и ноги. Свет танцует на боевых шрамах у нее на груди и животе.

- Боже мой. - Это все, на что меня хватает. Вот уж не думал, что буду завидовать бильярдному кию.

Стелла улыбается стыдливо и вдруг опускается в воду и уходит с головой. Она смотрит на меня снизу вверх, и ее длинные волосы колышутся, словно у русалки. А потом выныривает, ловя ртом воздух, и мои пальцы сжимают кий.

Стелла тихонько смеется:

- Сколько меня не было? Пять секунд? Десять?

Я откашливаюсь. Закрываю рот. Как по мне, так мог и год пройти.

- Не знаю, не считал. Смотрел.

- Что ж, я тебе свое показала, - говорит она с вызовом в голосе.

На вызов я отвечаю всегда.

Поднимаюсь, расстегиваю рубашку. Теперь она зритель. Молчит, не говорит ни слова, но губы приоткрыты.

Я подхожу к ступенькам, спускаю брюки и стою в одних трусах. Они зовут меня, вода и Стелла. Шаг на ступеньку, еще один вниз. Я спускаюсь в воду, не отпуская ее взгляд. Обоим не хватает воздуха, и впервые в этом не виноват КФ.

Я ухожу под воду, и она следует моему примеру. Пузырьки бегут вверх, а мы смотрим друг на друга через подводный мир, и волосы тянутся нас вверх, и в падающем свете отбрасывают тени наши тела.

Мы улыбаемся друг другу, и даже зная, что есть миллион причин против, глядя на нее сейчас, я чувствую, что влюбляюсь.

Выходим из бассейна, и пока ночь перетекает в раннее утро, наши волосы медленно сохнут. Проходим мимо всего того, что я миллион раз видела за годы, проведенные в Сейнт-Грейсиз. Дремлющие охранники, хирурги, сердито трясущиеся торговые автоматы в вестибюле, тот же белый кафельный пол, тот же неяркий свет в коридорах — и все кажется совсем другим, когда рядом со мной Уилл. Это как видеть все впервые. Не знала, что такое возможно — смотреть на привычные вещи другими глазами.

Медленно идем мимо кафетерия и останавливаемся перед огромным боковым окном, подальше от случайных прохожих, и смотрим, как постепенно светлеет небо. По ту сторону стекла все еще тихо. Мои глаза находят далекие огни, горящие в парке.

Я глубоко вздыхаю, показываю на них:

— Видишь те огни?

Повернувшись ко мне, Уилл кивает, после бассейна его волосы растрепались.

— Ага. Я всегда смотрю на них, когда сижу на крыше.

Снова перевожу взгляд на огни; он наблюдает за мной.

— Мы с Эбби каждый год ходили туда. Она называла эти огни звездами, потому что их было так много. — Я улыбаюсь, потом смеюсь. — Родные называли меня звездочкой.

Мне слышится голос Эбби, называющей меня так. Я чувствую боль, но не острую.

— Она загадывала желание, но никогда не говорила мне какое. Отшучивалась, что если скажет, то оно никогда не исполнится. — Маленькие точки огней мерцают вдали, зовут меня, словно Эбби уже там. — Но я и так знала. Она загадывала новые легкие для меня.

Вдыхаю и выдыхаю, ощущая это постоянно присутствующее усилие, с которым мои легкие наполняются и спадают, и размышляю, каково это будет —дышать новыми легкими. Легкими, которые за короткое время изменят жизнь, какой я ее знаю. Легкими, которые действительно работают. Которые позволят мне дышать, бегать, которые дадут больше времени для того, чтобы по-настоящему жить.

— Надеюсь, ее желание исполнится, — говорит Уилл, и я прислоняюсь головой к холодному стеклу, искоса глядя на него.

— Хочу, чтобы моя жизнь была не напрасной, — высказываю я свое желание подмигивающим огонькам.

Уилл пристально смотрит на меня:

— Твоя жизнь это все, Стелла. Ты действуешь на людей сильнее, чем думаешь. — Он касается груди, кладет ладонь на сердце. — Я сужу по собственному опыту.

От моего дыхания стекло запотевает; я рисую на нем большое сердце. Мы смотрим друг на друга в отражении стекла, и я чувствую, как притягивает меня к нему через разделяющее нас пространство. Притягивает к нему мою грудь, руки, кончики пальцев. Больше всего на свете мне хочется поцеловать его.

Вместо этого я нагибаюсь и целую его отражение на стекле.

Он медленно поднимает руку, касается своих губ пальцами, словно ощутил поцелуй, и мы поворачиваемся друг к другу. Смотрю на него, а солнце показывается над горизонтом, отбрасывая теплый румянец на его щеки, заставляя гореть глаза, которые наполнены чем-то новым и в то же время таким знакомым.

У меня начинает покалывать кожу.

Он делает шажок навстречу; его рука в перчатке медленно скользит по бильярдному кию, глаза насторожены, и у меня начинает колотиться сердце. Делаю движение приблизиться, украсть еще несколько дюймов, оказаться к нему как можно ближе.

Но у меня звонит телефон. Он вибрирует и вибрирует, и волшебство момента улетучиваются, как воздушный шарик. Выхватываю телефон из заднего кармана, вижу сообщение от По и чувствую облегчение, смешанное с грустью, потому что мы с Уиллом снова отдаляемся друг от друга.