Нед Виззини - Это очень забавная история

– И он поставил?

– Да, все готово. Хочешь послушать?

– Да, – говорит он, резко отбрасывая простыни в сторону, и есть в этом жесте надежда и решимость. Выбираться из постели ох как нелегко, уж я-то знаю. Можно пролежать часа полтора, ни о чем не думая, кроме того, какие дела тебя ждут и что ты с ними не справишься. А ведь Муктада так лежит уже годами. Долежал до того, что попал в больницу. А теперь он встает, и не из-за еды, а по-настоящему.

Я вывожу Муктаду из комнаты, мы проходим мимо сидящего на медсестринском посту Смитти, которому я киваю. Смитти открывает дверь, находящуюся у него за спиной, и, подойдя к проигрывателю, крутит ручку настройки: обычная, незатейливая музыка, играющая по радио, сменяется пронзительным струнным звучанием, которое перекрывает невероятно чистый голос, наполненный тоской и томлением. Голос, местами похожий на протяжный мужской вой, то устремляется на три ноты вверх, то искажается в такой модуляции, что я и не думал, что человек так может.

– Это же Умм Култум! – говорит Муктада.

– Ага! Э… а кто это?

– Это лучшая египетская певица! – восклицает он. – Как ты это нашел?

– Папа одного моего друга пластинки собирает.

– Как же долго я не слышал этих песен! – И он улыбается так широко, что, кажется, его очки вот-вот свалятся с носа.

В дальнем конце коридора, рядом с курилкой, раскладывает пасьянс Армелио. Завидев Муктаду, он интересуется:

– Что случилось, дружище? У тебя в комнате пожар? Почему ты вышел?

– Музыка! – Муктада указывает на проигрыватель. – Это египетская музыка!

– Дружище, так ты египтянин?

– Да.

– А я из Греции.

– Греки украли всю нашу музыку.

– Эту? – Армелио прислушивается, подняв голову вверх. – Дружище, это же совсем не похоже на греческую музыку.

– Муктада, может, присядешь? – предлагаю я.

Он осматривается, потом снова глядит на то место, откуда идет музыка.

– Лучше всего слышно возле колонки.

– Да, – соглашается Муктада и садится.

– А мне она не нравится, музыка эта, – говорит, снова прислушиваясь, Армелио.

– А какую ты любишь? – спрашиваю я.

– Техно.

– Просто… техно?

– Ага. Вроде такого – «унца-унца-унца».

– Ха-ха, – смеется Муктада. – А этот грек забавный.

– Еще какой забавный, дружище! Я всегда такой! Ты просто не знал, потому что из комнаты не выходишь. Не хочешь перекинуться в картишки?

Муктада встает, чтобы уходить, я останавливаю его, протянув руки вперед:

– Погоди, не уходи. Я знаю, что тебе нельзя играть в карты на деньги, но Армелио на них и не играет.

– Это знаю я, играть не хочу.

– Точно? Просто ему больше играть не с кем.

– Верно, все мои друзья смотрят это дурацкое кино. Хочешь, в пики поиграем? Я разгромлю тебя в пух и прах.

– Муктада, – обращаюсь я к соседу, готовому в любую минуту вскочить с места и убежать. – Помнишь, как ты спас меня от той девушки?

– Да.

– Так вот, я пытаюсь сделать то же самое и спасти тебя от твоей комнаты. Прошу, поиграй с Армелио.

Он смотрит на меня, потом на колонку.

– Хорошо, но только ради тебя, Крэйг. И еще только из-за музыки.

– Круто! – хлопаю я его по спине. – Армелио, ты полегче с ним, ладно?

– Ты же знаешь, дружище, что это невозможно!

Улыбаясь и помахав им на прощание, я ухожу по коридору, но, зайдя за угол, несусь как угорелый: у меня не так много времени. Впрочем, около Смитти я перехожу на неторопливый шаг и заруливаю в свою комнату как можно более спокойно. Ноэль уже там. Похоже, она следила за всем происходящим и уже сидит на моей кровати, глядя в окно.

– А ты ловкач, – шепчет она.

Я пожимаю плечами.

– Иди сюда, у тебя тут такой классный вид из окна.

Я сажусь рядом с Ноэль, и все начинается прямо сразу, как будто так и было предначертано судьбой, хотя я в нее и не верю. Во что я верю, так это в биологические процессы, сексуальную привлекательность девушек и в то, что я их хочу. Я так задержался в развитии многих сторон жизни, что сам удивляюсь, как не отстал в этой. И что вот она, девушка, сидит передо мной, приоткрыв губы мне навстречу, и как у меня хватает смелости отвечать ей, трогать ее лицо и, ощутив шрамы, не отпрянуть, а тут же скользить руками к шее, гладкой и ровной. Мы склоняемся на подушку, она и я, но мои ноги до сих пор стоят на полу, как будто я сижу за партой и нижняя часть моего тела не участвует во всем этом, не имеет никакого отношения к ПО-ЦЕ-ЛУ-ЯМ.

– Ты красивая, – говорю я ей, остановившись.

– Тсс, нас услышат.

Она гладит меня по волосам, что напоминает мне о моих руках, пока что трогающих только ее шею, в то время как я пытаюсь понять, почему же Ноэль гораздо сексуальнее Ниа. Все дело в языке: у Ноэль он маленький и верткий – полная противоположность языку Ниа. Он такой вездесущий, так успевает скользить повсюду, что почти заполняет весь мой рот. Как будто мне открылась та глубоко скрытая и темная часть этой девушки, до которой еще никто не добирался. Ее язык, с силой размыкая зубы, проталкивается в мой рот, и мои глаза открыты, хотя, кроме освещенной рассеянным лунным светом Ноэль, в комнате смотреть больше не на что. Мы вжимаемся ртами друг в друга так, будто в наших глотках спрятаны призы и мы всеми силами стараемся добраться до них и выудить кончиками языков.

Блин, это так офигительно!

Я кладу руку на ее блузку, чему Ноэль совсем не препятствует, и наконец-то, вот они, прямо под нежной тканью – каждая со своей стороны, такие классные! У Ноэль они больше, чем у Ниа, заполняют всю ладонь, а вот что с ними делать, я не очень понимаю: обхватываю их ладонями, скольжу вверх и снова обхватываю. Может, попробовать их сдавить? Я так и делаю и смотрю на реакцию Ноэль – она кивает, и я снова сжимаю, теперь уже обе разом, одновременно скользя языком вниз по шее, и целую место, где могло бы быть адамово яблоко, но только на этот раз девушка настоящая.

Она двигает бедрами мне навстречу. Даже не бедрами, а пахом, это же так называется? У девушек тоже пах? Или есть более благозвучное название для этой части? Ну ничего себе, и как далеко мы зайдем? В общем, она прижимается этим местом, как бы оно ни называлось, ко внутренней части моих бедер, я сжимаю ее груди, лежа рядом с ней, а мои ноги почему-то болтаются в воздухе, стуча ботинками друг о друга.

Все, что мы делаем, – это трогаем друг друга, не произнося ни слова.

– Ты тоже меня хочешь? – нарушаю я молчание.

Она утвердительно кивает, а может, мотает головой в знак несогласия – я не знаю. Но все равно проникаю двумя пальцами правой руки ей под блузку и нащупываю что-то сетчатое вокруг ее тела – наверняка это лифчик. Я шарю по нему руками, но не знаю, ощущает ли она что-то. Интересно, через лифчик что-то чувствуется или нет?