Илья Ильф - Полное собрание сочинений в одном томе

По ее распоряжению в артель был принят председателем неинвалид Пермяков, пьянствовавший неделями и доведший артель имени Галактионова до критического состояния. Только после длительных жалоб инвалидов Пермякова сняли.

В деревнях, где Морозова бывала по командировкам, она оскорбляла крестьян, называла их болванами и мужичьем. Это вызвало жалобу крестьян.

Музей богат. Есть там и Митлер, предместкома СТС по частным предприятиям, ретивый защитник бывших торговцев, спекулянтов и лишенцев. Есть и Аникин, управделами Союзхлеба, зажимающий неугодных ему людей, гонитель рабкоров, злостный нарушитель законов о труде.

Самарские фигуры суетятся, стараются во что бы то ни стало показаться живыми, кому-то нужными но на деле все эти люди мертвы, бесполезны и лучшее для них место – Музей восковых фигур, рядом с вечно дышащей Клеопатрой и обезьяной, вечно делающей вид, будто она читает газету.

Общество транспортных бюрократов под названием: «Мне все равно. Лопайте, что хотите». – Содружество чинуш и лентяев: «А мы просо вытопчем, вытопчем».

Давно пора дать некоторым учреждениям их настоящие имена.

Что, например, значит вот такое название:

«Правление Транспортного Потребительского Общества Казанской жел. дороги».

Ничего за этим названием нет, и само название обманное.

По справедливости это учреждение должно носить такой титул:

«Общество транспортных бюрократов под названием: “Мне все равно. Лопайте, что хотите”».

Есть еще на свете и «Раменское общество потребителей». И у этого общества название фальшивое. Ничего оно для потребителей не делает и делать не хочет.

Настоящее название этому обществу должно быть совсем другое:

«Содружество чинуш и лентяев».

В районе Казанской железной дороги, в поселке Прозоровка, строится санаторий Цустраха 7 7 Центрального управления социального страхования. .

На постройке занято 500 рабочих. Все они сидели без горячей пищи.

Срочно нужно было открыть столовую.

Правление ТПО Казанской дороги открыть столовую отказалось. «Раменское общество потребителей» открыть столовую соглашалось, но просило передать ему всю торговлю на станции Прозоровка. Иначе, мол, будет убыточно.

Тогда стали улещивать кооп-генералов.

– Мы вам помещение под столовую дадим бесплатно.

– А мы все равно отказываемся!

– Освещение и оборудование тоже бесплатно отпустим.

– Нет. Не надо нам. Лишняя столовая, лишние хлопоты.

– И топливо даром дадим.

– А мы все равно столовой не откроем.

Так и продолжался разговор в духе:

– «А мы просо сеяли, сеяли!»

– «А мы просо вытопчем, вытопчем».

Ничем нельзя было смягчить жестокие кооперативные сердца. На указание о том, что нельзя оставить 500 человек рабочих без пищи, последовал обычный возмутительно холодный ответ.

Для укрощения строптивых потребительских организаций пришлось прибегнуть к помощи прокурора Московской губернии.

Долго ратовал прокурор, и долго сидели на сухоедении Прозоровские сезонники. Наконец в ход были двинуты последние силы – прокурор заговорил о привлечении виновных к ответственности.

Тогда только ТПО открыло столовую, о чем и сообщило прокурору тов. Шумяцкому в форме довольно наглой.

Суть письма тепеовцев сводилась вот к чему:

а) мы эту столовую открывать обязаны не были,

б) но мы ее открыли, так сказать, в виде личного одолжения. Так что вы имейте в виду. Знайте нашу доброту.

Итак, после всего происшедшего ТПО считает, что открытие рабочей столовой есть с его стороны акт величайшего милосердия, а отнюдь не прямая обязанность.

Если так, то к чему называться «Потребительским обществом»?

Каждое учреждение должно получить свое настоящее название.

Для ТПО Казанской дороги читатели сами быстро найдут его!

Некоторые скептики утверждают, что наши писатели пишут плохо.

Это преувеличено. Пишут они хорошо. А вот говорят, действительно, неважно. Объясняется это тем, что большинство из них обучались в гимназиях и до сих пор при виде кафедры, к которой их вызывают, испытывают непобедимый страх.

Между прочим, в своем быту они очень разговорчивы. Как гимназисты на большой перемене. С жаром и жестикуляцией они набрасываются друг на друга, дергают за пуговицы, кричат об «установках», целеустремленности, о смысле жизни. Но стоит им только собраться в одном месте, усесться за стол под взглядами публики и подчиниться воле диспутного регламента, как гимназический страх вселяется в их робкие души.

– О чем сегодня будет спрашивать Суслин? Ты не знаешь?

– О реках и озерах Южной Америки. Я ничего не выучил.

И вызванный к доске ученик вместо того, чтобы плавно повествовать о реках и озерах Южной Америки, пытается рассказать о флоре и фауне Соломоновых островов (сведения, почерпнутые у Жюля Верна).

На этот раз писателям был задан урок о Пильняке.

– Что будет? – трусливо шептала Вера Инбер. – Я ничего не выучила.

Олеша испуганно написал шпаргалку. Всеволода Иванова грызло сомнение: точно ли река Миссури является притоком Миссисипи. Зозуля, согнувшись под партой, лихорадочно перелистывал подстрочники, решебники и темники.

И один только Волин хорошо знал урок. Впрочем, это был первый ученик. И все смотрели на него с завистью.

Он вызвался отвечать первым и бойко говорил целый час. За это время ему удалось произнести все свои фельетоны и статьи, напечатанные им в газетах по поводу антисоветского выступления Пильняка.

На него приятно было смотреть.

Кроме своих собственных сочинений, Волин прочел также несколько цитат из «Красного дерева».

Публика насторожилась. Посыпались записки. Одни требовали ареста Пильняка. Другие просили прочесть «Красное дерево» целиком и полностью, якобы для лучшего ознакомления с проступком писателя. Кроме того, поступила записка с вопросом: «Будут ли распространяться норвежские сельди, поступившие в кооператив № 84, и по какому талону?»

После Волина говорил Зозуля.

Нежным голосом он сообщил, что писатели вообще люди малосведущие и что им нужно учиться, учиться и учиться. При этом Мих. Левидов покраснел. Он, как видно, совсем не знал урока и рассчитывал только на то, что его не вызовут.

Ученику Шкловскому, как всегда, удалось обмануть учителя.

Он все-таки произнес речь о флоре и фауне Соломоновых островов, хотя были заданы реки и озера Южной Америки. Легко обойдя вопрос о Пильняке, Шкловский заявил, что писателю нужна вторая профессия и только тогда он будет хорошим писателем.

На брошенную ему записку ученик Шкловский Виктор не ответил. Записка была гадкого содержания: