Марат Валеев - Лекарство для тещи

— Через двадцать минут Николаша за нами приедет, — сказал, посмотрев на часы Семанин. — Что, Григорий Захарович, будем закругляться?

— Да, пожалуй, — кивнул лысеющей головой Чебутько.

Шурша травой, они вернулись к месту своего пикничка.

Чебутько, разлив остатки коньяка по пластмассовым стаканчикам, потянулся своим к Семанину:

— Ваше здоровье, Сергей Федорович!

— Прозит, — церемонно сказал в ответ Семанин.

Они чокнулись и допили коньяк, бросили в рот по дольке лимона и дружно зачмокали, втягивая себя вяжущий и освежающий сок.

Квакали лягушки на соседнем болоте, ухала выпь. На чернеющем небе появились первые звезды. А прежнего тоскующего голоса больше так и не было слышно.

— Пропал, — вздохнул Семанин.

— Что вы сказали? — вздрогнул заглядевшийся на стреляющий искрами костер Чебутько.

— Талант, говорю, какой в человеке певческий пропал, — с сожалением повторил Семанин.

— Почему пропал? — возразил Чебутько. — Если это настоящий талант, то он обязательно выплывет. Но где же наш Николаша? Уже двадцать минут, как должен быть здесь.

— Запаздывает, — огорченно сказал Семанин. — На него это не похоже. А я обещал жене ровно в десять быть дома. Сейчас волноваться будет.

— Да вон он, едет! — радостно воскликнул Чебутько, увидев быстро приближающийся по прибрежной грунтовой дороге свет автомобильных фар и ровный гул мотора.

— Ну, и где тебя черти носят? — с укоризной сказал своему водителю Николаю Семанин. когда тот, хлопнув дверцей филармонического микроавтобуса, вышел к ожидающим его приятелям.

Волосы у шофера были мокрые.

— Не поверите, — возбужденно сказал своим обычным скрипучим — как железкой по стеклу, — голосом Николаша. — Выехал-то я к вам даже раньше, чем договаривались. Жарко же, дай, думаю, окунусь у бережка. Да ногой в яму попал, оступился, тут меня течение и подхватило. И как понесло-понесло! А я плаваю-то чуть лучше топора. Ну и давай на помощь звать. И ведь никого! А вы что же, не слышали, как я кричал?

Чебутько с Семаниным одновременно с изумлением посмотрели друг на друга. И почти также синхронно отрицательно помотали головами.

— Хорошо, рыбаки меня на лодке нагнали, вытащили, — вздохнул благодарно шофер. — Ну что, поехали?

И, садясь за руль, от избытка чувств запел противным дискантом:

— И за борт ее браса-и-т

В набежавшую волну!..

— И это вся твоя зарплата?

— Ну.

— Сколько тут?

— Ну, как обычно: пятнадцать девятьсот… Нет, пятнадцать сто.

— Ты что, пропил целых восемьсот рублей? — возмутилась Вера Львовна. — И почти трезвый? Ага, я все поняла: ты потратил эти деньги на баб!

— Нет, Верочка, никаких баб! — затряс головой Егор Иванович. — Я их честно пропил. Но только двести. А еще шестьсот был должен Сумакову. Да я ж тебе говорил — он мне свой спиннинг перепродал. В магазине он знаешь, сколько сейчас стоит?

— Не знаю, и знать не хочу. И вообще. Ты же говорил, что тебе шеф обещал поднять зарплату?

— Обещал, — согласился Егор Иванович. — Да господи, Верунчик, мы же и так с тобой нормально живем! У нас же все как у людей. Холодильник есть? Есть! В холодильнике есть? Есть! Телевизор есть?

— Есть, есть! И в телевизоре есть! — насмешливо подхватила Вера Львовна. — А то, что я уже пятнадцать лет в одной шубе хожу? Что у тебя один костюм на все случаи жизни? Боже мой, кругом люди как люди, одни мы как… как не знаю кто!

Егор Иванович хотел был что-то возразить, но тут в дверь позвонили.

— Сиди, я сама открою! — повелительно сказала Вера Львовна.

Она ушла в прихожую, и почти тут же, пятясь, вернулась. За ней шел субъект с пистолетом в руке и вязаной шапочкой-маской на лице с прорезями для глаз.

— Спокойно! — сипло сказал незнакомец. — Это ограбление! Я знаю, что вы вчера продали «Лексус», и деньги у вас дома. Несите сюда этот миллион, и тихо, мирно разойдемся.

— Вера, ты слышишь! — поперхнулся Егор Иванович! — Нас грабят! Я же говорю, у нас все как у людей! В понедельник на работе расскажу — все упадут. Да вы проходите, проходите, товарищ грабитель. И шапочку свою снимите, жарко же — вон как с вас капает.

— Какой, к чертовой бабушке, «Лексус», какой миллион? — пришла в себя, наконец, Вера Львовна.- Вон они, наши миллионы, на столе лежат. Нам на них месяц жить. Если у тебя совести нет, можешь забирать их!

Тут грабитель, наконец, огляделся по сторонам. Да, небогато.

— А это… Квартира у вас какая? — смущенно спросил он.

— Ну, пятнадцатая, — неприветливо сказала Вера Львовна.

— Точно? Пятнадцатая, не шестнадцатая? — с подозрением переспросил гангстер.

— Точнее не бывает, — подтвердил и Егор Иванович. — Шестнадцатая рядом.

— Черт, опять зрение подвело, — сокрушенно вздохнул незнакомец. — Нет, надо бы мне все же к окулисту как-то… Ладно, извините, я пошел. До свидания!

— Да, — остановился он у выхода. — А зачем вы себе железную-то дверь поставили? У вас же все равно за ней ничего нет…

— Ну как… У нас в подъезде у всех такие двери, если вы могли заметить, — пожал плечами Егор Иванович. — Вот и мы поставили. Чтоб все как у людей…

Герой этой истории здравствует и поныне. А потому в рассказе этом назову его просто Гена.

На работу Гена явился с расцарапанной физиономией, следами краски на ней и весь какой-то обкорнатый: его знаменитые кудри были коротко острижены, а пушистые бакенбарды вообще исчезли. От расспросов сослуживцев он отмахивался, блудливо прятал глаза и молча отдувался. И только под конец рабочего дня, когда мужики по случаю получки сгоношились на пузырек, у Гены развязался язык. А произошло вот что…

Гене жгла карман заначка, которую он хотел просадить в выходной. И тут его благоверной вздумалось красить полы. Шансов вырваться на волю не было никаких. И тогда Гена сказал жене, что выкрасит все сам, а переночует на кухне, на раскладушке. Ну а чтобы жена и дочь не угорели от испарений краски, предложил им идти (с ночевкой) к теще. То есть — маме его жены.

Когда они ушли, Гена выждал для верности с полчаса и быстренько смотался в магазин. Приготовив все для покраски полов, он распочал одну из двух принесенных бутылок водки, закусил и взялся за кисть. Пару раз мазнув по полу в прихожей, он вновь пошел на кухню. Жить стало заметно веселей. А чтобы впредь далеко не ходить, Гена притащил выпивку и закуску в прихожую и расставил все на расстеленной газетке.

Дело пошло споро. Быстренько выкрасив пол в прихожей, он вытеснил себя со всей снедью в зал. Выпил еще, покурил. Красил он также оживленно, но уже как-то неуверенно: то кисть уронит, то сам носом сунется в пол.

Часа через два Гена выкрасил половину комнаты. Здесь он откупорил вторую бутылку. Отдохнул. Вновь принялся махать кистью. Покрасит-покрасит, что-то гундося себе под нос, потом оттащит газетку с выпивкой и закуской подальше. Опрокинет стопочку, покурит — и вновь за работу. Правда, краска ложилась на пол уже не так ровно, ею кое-где были орошены стены, мебель. Она также оставила свои следы на штанах Гены, носу и почему-то даже на ушах.