Тю Ван - Тайфун

Лицо Нян тоже светилось воодушевлением и радостью. Глубокие, окруженные синевой от усталости и недосыпания глаза порой мечтательно устремлялись куда-то вдаль, словно там она видела то, чего никто не мог увидеть, и губы ее то и дело растягивались в счастливой улыбке. Она казалась среди односельчан самой счастливой, и единственное, что ее огорчало, так это поведение сестры Ай. Совсем было стала послушной и успокоилась, но вдруг вышла из повиновения, опять какая-то ерунда у нее в голове! Но Нян верила, что тетушка Лак с ее умением выуживать из людей самые сокровенные их мысли поможет вернуть Ай на путь истины.

Нян еще не знала, что Ай приехала домой на багажнике велосипеда Выонга. Она не желала больше слушать болтовню подруг, их ханжеские разглагольствования, не хотела, чтобы на нее пялили глаза чужие парни. Ей теперь было безразлично, что скажут в деревне, когда увидят, с кем она вернулась из Байтюнга. Она выбрала свою дорогу на развилке путей, один из которых вел к религии и вымышленным благам, а другой — распахивался в настоящую, живую жизнь.

Жизнь шла своим чередом. Приближалась осень, а с ней сбор второго урожая риса. Стебли уже стали мясистыми, сочными. Под лучами жаркого солнца быстро наливались и тяжелели колосья. Деревенские поля снова напоминали изумрудное море, по которому ходят ленивые волны. По обочинам дорог и вдоль каналов, отделявших одно поле от другого, пышно расцвели желтые хризантемы. Зелень филао постепенно темнела и все отчетливее выделялась на фоне белого прибрежного песка. Повсюду, на деревьях, в кустах, щебетали бесчисленные птицы. В густой жесткой траве распустились прекрасные цветы. Из таинственных глубин океана к берегу косяками шла рыба. Ее привлекало обилие корма. Наевшись, рыба начинала играть, и на поверхности воды мелькали зеленоватые спинки или белые рыбьи брюшки. В погоне за добычей хищные рыбы время от времени высоко выпрыгивали из воды, а возвращаясь в родную стихию, поднимали веера серебристых брызг. Рыбаки залатали сети и, аккуратно свернув, положили их на берегу. Каждодневный промысел начинался вечером, но люди, горя нетерпением, собирались у лодок еще до наступления сумерек и громко, как на базаре, обсуждали сегодняшние шансы.

Все радовало людей — ожидавшийся хороший урожай, богатства, которыми щедро делилось море, соляные чеки, в которых жаркое солнце превращало морскую воду в белую соль.

Начался новый учебный год. Принаряженные школьники, вереща, словно птицы весной, весело шагали по улицам, размахивая сумками с учебниками и тетрадями. В руках у многих были мотыги или метлы — до уроков нужно было убрать школьный двор или поработать в саду. Учителя, в основном молодые, встречали детей у школы. Им предстояло не только учить, но и вовлекать ребят в школу. В приморских районах с посещаемостью дело обстояло плохо. В первой ступени из десяти детей учились четверо, от силы пятеро, во второй — один из десятерых. В школах же третьей ступени [13] Во вьетнамских школах существует три ступени: первая — четыре класса, вторая — три, третья — три класса. приморских ребят вообще не было. И тем не менее по сравнению с недавним прошлым количество школьников возросло чуть не в сто раз. Пятнадцать лет назад хватало одной школы на три волости, да и в ней училось всего человек тридцать, в основном дети старост и местных богатеев. Учительствовал тогда, как правило, монах, присланный в школу местным кюре. Все науки начинались с Библии. Каждую субботу ученики во главе со своим наставником строем отправлялись в церковь, дабы просить об отпущении грехов. В деревнях редко можно было найти человека, который умел прочесть или написать письмо.

Власти рассуждали так: зачем крестьянину грамота, если он прежде всего должен работать. Впрочем, и сами господа полагали, что грамота разъедает душу, а душа должна предстать перед господом богом чистой и нетронутой. Кое-кому приходится, правда, жертвовать собой — ведь нужны и писари, и чиновники, и уездные и волостные начальники, так что всем без образования не обойтись. И жертвуют собой, мол, дети богатых, которым все равно путь в рай закрыт. А для бедняков дорога туда свободна и без грамоты. Так и мыкали свой век крестьяне, надеясь на торжество справедливости в Судный день. Год за годом, поколение за поколением впитывали покорность и послушание, а это и требовалось богатеям. И получалось, что одни вкушали радости жизни на этом свете, а другие ждали небесного блаженства.

Темная ночь невежества понемногу начала рассеиваться в сорок пятом году, после революции, когда народ потянулся к образованию. Но скольких это стоило сил и выдержки ученикам и учителям! Частенько, когда крестьяне после трудового дня шли на вечерние курсы, их встречали враги, вооруженные ножами и палками, грозили, уговаривали — дескать, тысячи лет не было на земле этой учителей, и никто не помер от невежества. Только в шестидесятом году в волости Сангок появилась школа первой ступени, где дети бедноты учились писать и читать. А приобщившись к грамоте, они отрекались от диких старых обычаев и начинали верить не в бога, а в свои силы. Однако до сих пор девочек в школу не пускали. Мальчики же учились обычно до четвертого класса, а потом уходили работать. Крестьяне все еще считали, что чем грамотнее человек, тем черствее его душа. И всегда находились темные личности, которые порочили новые школы, утверждая, что детей в них учат плохо, программы — чересчур сложны и запутаны, а главное, не изучают теперь Библию. Случалось, что дети бросали школу после первого же урока географии, когда учитель говорил, что земля круглая, а в это дети не могли поверить, ибо Библия говорила совсем другое…

И вот учителя встречают детей у школы. Больше всех волнуется директор Тиеу, хотя он и сообщил о начале занятий во все деревни, на все хутора. Четвертого сентября, в день начала нового учебного года, в школу пришло очень мало народу — десяток первоклассников да несколько человек из других классов. Больше двадцати ребят, записавшихся в школу, не явились, и причина была неизвестна. Детей распределили кого на уборку двора, кого — в сад, и директор собрал учителей на срочное совещание. Учить практически некого! Надо что-то делать. Решили идти по домам. Дети, завидев учителей, убегали и прятались, взрослые разговаривали неохотно и недружелюбно. Объяснения у всех почти одинаковые: ребенок занят домашними делами, присматривает за младшими детьми, поскольку родители в кооперативе, обязаны являться на работу каждый день! Даже если ребенок закончит восемь-девять классов, все равно вернется сюда и будет обрабатывать землю — зачем тогда человеку грамота, а нам — лишние расходы. Много будет учиться — забудет веру наших предков, о душе перестанет заботиться, а там недалеко и до беды.