Тю Ван - Тайфун

После этого отец Сан поднялся и, устремив глаза ввысь, воздев руку с крестом, начал произносить слова клятвы, и люди слушали ее стоя.

— Мы, живущие на этой земле милостью божьей, сознаем, что коммунизм суть опасность и угроза для нашей религии и веры, и потому полны решимости с оружием в руках вести против этой ереси борьбу. Перед образом святой богоматери, под знаменем нашей армии Христовой мы клянемся не пожалеть жизни своей во имя спасения нашей веры. Мы готовы отказаться от лучшей жизни на этом свете и не будем поддаваться искушению сатанинскими соблазнами новой власти. Мы клянемся всю свою жизнь сражаться против безбожников-коммунистов…

После общей молитвы, обращенной к Фатимской богоматери, церемония закончилась. Кхюен сложила в свою корзину знамя, свечи, кресты, сунула туда же книжицу с уставом организации. Очаг угасал, и в его тусклом свете лица людей казались мрачными. Хозяин налил каждому по чашке горячего супа с вермишелью. Под негромкое прихлебывание отец Сан перешел к текущим задачам и делам.

— Послушайте, братья и сестры во Христе. Отец Хоан учит, что, хотя коммунисты хотят создать рай на земле, им никогда это не удастся. В России, несмотря на все трудности, они побороли голод и лишения. В нашей стране они строят заводы и фабрики, создают кооперативы, другими словами, хотят сделать нас сытыми и богатыми, как в России. Но чем богаче жизнь, тем легче погрязнуть человеку в грехах. Нет, рая на земле у них не получается. Разве в кооперативах есть хоть что-нибудь, кроме тяжкого, изнуряющего труда? Они говорят — один за всех, все за одного, но следуют ли этому?

Бойкая на язык торговка Лак затараторила:

— Очень правильно вы все говорите, святой отец! Изо всех сил тянут нас в эти проклятые кооперативы. То заставляют деревья сажать, то рыбу на полях разводить, то свиней сообща выращивать. Детей загоняют в школу. Правда, в нашем кооперативе пока не забывают о душе, есть кому о ней позаботиться…

Сан перебил ее:

— Не обольщайтесь! Волость Сангок тоже стоит перед грозной опасностью. Весенний урожай коммунисты собрали с грехом пополам, но надо сделать так, чтобы осенью это им не удалось. Это и ваша задача тоже — помешать им добиться успеха… Еще сообщу вам, братья и сестры, что в ближайшее время вас ожидает радостная весть…

— Какая, святой отец? — раздалось со всех сторон сквозь чавканье.

Кхюен не утерпела:

— Скоро вас посетит один человек… отец…

Сан, нахмурившись, перебил ее:

— Правильно говорится: язык мой — враг мой. Пока рано знать, кто он, но верьте мне, он придет. Теперь же обсудим некоторые практические вопросы. Брат Нионг и сестра Нян, вы сделали все, что от вас требовалось?

Оба в смущении потупились.

— Вы хоть добились, чтобы отец Тап отказался благословить этот брак?

— Я написал жалобу в местный административный комитет, — промямлил Нионг, — но пока не получил ответа.

Вмешалась торговка Лак:

— Уверена, что комитет уже рассмотрел твою жалобу, но проку от этого не жди. А отец Тап…

Сразу несколько человек перебили ее.

— Этот коммунистический патер никого не боится, — громко сказал Мэй, показывая свою осведомленность. — Говорят, правда, что он заболел и попал в больницу.

Отец Сан улыбнулся.

— Это было бы прекрасно. А скоро ли свадьба молодых грешников?

Нян тяжело вздохнула.

— Точно не знаю, но вот-вот они назначат день. Активистка Май из Сачунга и молодежный вожак Донг помогают им во всем этом деле.

Мэй не утерпел и злобно выругался:

— Чтоб их разорвало! Голь перекатная: три пачки табаку да четыре щепотки чаю имеют, а свадьбу играть собираются!

Торговка Лак, взглянув исподтишка на Нионга, заметила:

— Ай даже малой части своего долга Нионгу вернуть не сможет. А как он потратился — страшно вспомнить: шесть свиней для стола забили, два воза рыбы привезли, а сколько всякого другого, и не упомнишь. Вот уж действительно тварь неблагодарная! А в каком достатке жила! Видно, нечистый ее попутал. Хотела бы я увидеть ее нахальную рожу здесь.

Сан попытался утихомирить разошедшуюся старуху:

— Не поминай всуе прошлое. Ясно одно: если им удастся сделать по-своему, то будет пример для других. Все, кому не лень, начнут нарушать святые обычаи и порядки. Брат Нионг и сестра Нян, надо сделать все, чтобы не допустить этой свадьбы.

Нионг испуганно пробормотал:

— Но я и так уже все сделал. Что я могу еще?

— Это не разговор, — покачал головой Сан. — Надо действовать решительно. Они не осмелятся освятить свой брак в церкви, побоятся, что их забросают камнями. Но этого мало — надо натравить против них всю деревню, заставить их бежать отсюда.

Мэй пробурчал:

— Может, устроить им шуточку, как однажды в Суанха?

Лак одернула его:

— Ты что, парень, за решетку захотел?

Отец Сан проговорил словно бы про себя:

— Конечно, нож или палка — крайнее средство. Но есть случаи, когда приходится и ими пользоваться. Лучше, однако, перехитрить врага. Нионг и Нян, ближайшие родственники Ай, должны обвинить грешницу в том, что она позорит семью, нарушает установленные церковью законы. Мэй и Тан займутся всем остальным, организуют и соберут кого следует, пригрозят кому следует, а может, и силу применят. Но раскрываться ни в коем случае нельзя. Удастся спровоцировать скандал — хорошо, но чтобы вас при этом не было! Если станут вас проверять, ваш первый ответ — ничего не знаем, ничего не видели, не присутствовали. С богом, господа! Как говорится, лиха беда начало!

Мэй осклабился, показав свои желтые прокуренные зубы. Отец Сан знал, к кому он обращался с провокационным призывом. Отец Мэя долгое время был одним из приближенных Хоана. Поэтому парень вырос в богатстве и лени, счета деньгам не знал, жил в свое удовольствие. Никогда ничему не учился, в четырнадцать лет стал вожаком шайки хулиганов. Когда ему исполнилось двадцать, произошла революция. Новая власть несколько утихомирила Мэя, и ему даже пришлось работать. Но когда приморье захватили французы, объявив этот край автономной католической провинцией, Мэй закусил удила, словно взбесившийся конь. Он стал личным телохранителем отца Хоана. Учитель и ученик стоили друг друга: оба любили истязать людей, стрелять в них, проливать кровь. Однако звездная пора их быстро кончилась, и Мэю пришлось затаиться, взращивая свою ненависть до лучших времен. Жизнь такая казалась ему пыткой: он пахал землю, сажал рис, носил удобрения на поле, ненавидя все это до крайности. Он был рожден, чтобы разрушать, а не созидать. Любимым его занятием стала игра на кларнете, которой он научился в отряде отца Хоана. Напившись до чертиков, он играл «Марсельезу», после чего падал под стол и засыпал. Когда у Мэя чесались руки, он бил жену — тренировался, как он говорил. Если же избитая женщина начинала кричать, он брал в руки кларнет и наигрывал веселые мелодии.