Тю Ван - Тайфун

Тхай наморщил лоб и тут же сказал:

— Значит, вот как мы сделаем: в больнице сейчас лечится известный вам отец Лам Ван Тап. Я попрошу его исповедовать вашего сына перед операцией прямо здесь, а в церковь мы можем не успеть…

Через несколько минут в палату вошел старый Тап в черной шелковой рясе. Около каталки, на которой лежал без движения больной, остался только отец мальчика, стоявший на коленях и шептавший молитвы, все остальные отступили в сторону. Отцу Тапу все объяснили по пути. Не теряя времени, он подошел к Хюи и, открыв молитвенник, стал читать. При звуке незнакомого голоса Хюи открыл глаза, но добрый взгляд священника странным образом успокоил его. Старик кончил чтение и тихо спросил:

— Дитя мое, хочешь ли покаяться в совершенных тобою грехах?

— Да, святой отец, я часто не слушал своих родителей, — прошептал мальчик.

— Продолжай, дитя мое, я отпущу тебе все грехи.

— Еще я несколько раз поколотил младших братьев и сестер, украл три рыбы у рыбаков из кооператива…

— Прощаю тебе твои прегрешения…

Мальчик помолчал, потом протянул руку и, ухватившись за полу сутаны, проговорил еле слышно:

— Мать заставляла меня пить святую воду, которую она достала из могилы, а я не пил ее. Только, думаю, тут греха нет, что я отказывался травиться, ведь моя любимая сестренка от этой воды умерла. И один раз я пошел убирать рис, чтобы не голодала наша семья, а работать в этот день церковь нам запрещала. Разве это грех, святой отец?

Отец Тап наклонился к мальчику и часто заморгал.

— Всемогущий господь бог простит тебе все прегрешения… Душа твоя чиста, и не страшись предстать перед господом.

Старик выпрямился, перекрестил больного и повернулся, чтобы уйти. Но мальчик не отпускал его сутану.

— Святой отец, я ведь еще не умер. Помогите мне остаться в живых.

Старик ласково погладил Хюи по голове и назидательно сказал Кхоану:

— Я исполнил свой долг, а теперь надобно сделать все, чтобы спасти эту молодую безгрешную жизнь.

Отец Тап медленно вышел, каталку с больным увезли в операционную, и Кхоан остался один. Он успокоился — душа сына чиста, о ней нечего тревожиться. Но как будет ужасно, если умрет почти уже взрослый помощник, Кхоан плакал, терзаемый страхом за сына.

В это время над Хюи склонился главный врач больницы с густой черной шевелюрой, непокорно выбивавшейся из-под белой шапочки.

— Эритроциты упали ниже некуда, — негромко сказал он. — Надо сделать все, чтобы спасти мальчика.

Медсестра поднесла к его глазам листок с результатами анализа крови.

— Еще не легче! — воскликнул врач. — Да, такую группу не часто встретишь. В больнице у нас разве только у акушера Кхиема, но он уже дал кровь одной роженице…

Операция началась. Через полчаса врач внимательно посмотрел на лицо больного, выглянул в коридор, где, сгорбившись, сидел Кхоан, и негромко сказал медсестре:

— Быстро позовите сюда Кхиема!

— Он же отдыхает после той операции, — ответила та.

— Знаю, знаю, но он член партии.

Через минуту в операционную вошел бледный акушер.

— Товарищ Кхием, — обратился к нему главный врач, — очень тяжелый случай… Парень может умереть…

— Я все понимаю, — ответил акушер, — и я — врач.

Он снял халат и высоко закатал рукав рубахи.

Кхоан метался по приемной: ему слышались из операционной неясные голоса, какие-то звуки, и казалось, это нож вонзается в тело его сына. От ужаса Кхоан зажмурил глаза и прошептал:

— Господи! Спаси и помилуй моего сына!

Открылась дверь, из операционной выкатили каталку, на которой лежал человек под белой простыней. Кхоан вскочил и бросился к каталке.

— Что с моим сыном? Он умер?!

Один из санитаров спокойно ответил:

— Успокойтесь, это не ваш сын, это человек, который отдал кровь, чтобы спасти вашего сына.

И они покатили каталку дальше, переговариваясь друг с другом.

— Вот настоящий коммунист, — воскликнул один восхищенно, — дважды за день не пожалел своей крови ради спасения чужих для него людей!

Кхоан вздрогнул, как от удара: его сыну влили кровь коммуниста, католику — кровь безбожника! Теперь Хюи обязательно умрет. Даже если жить останется, и тело, и душа, заразившись от антихриста, несомненно погибнут!..

Он кинулся к двери операционной и начал барабанить в нее. Чьи-то сильные руки обхватили его сзади за плечи, отвели назад, посадили на скамейку. Но Кхоан снова кинулся, уже на больничный двор, с криком:

— Где отец Тап?.. Он здесь лечится, мне нужно его срочно видеть! Помогите мне, люди!

Какой-то санитар отвел его в палату отца Тапа. Тот еще не спал. Он сидел у настольной лампы и читал книгу, написанную на ханване [20] Ханван — вьетнамизированный «веньянь», иероглифический письменный язык средневековья. .

— Святой отец, помогите! — Кхоан упал перед старцем на колени. — Моему сыну влили кровь коммуниста.

— Успокойся, сын мой, — отвечал отец Тап, — кровь коммуниста ничем не отличается от моей или твоей. Они спасли тебе ребенка, и ты должен быть им благодарен за это. Да и не только за это. Скажи-ка, кто выгнал с нашей земли французов, кто дал тебе землю после аграрной реформы, кто привез твоего сына в больницу? Разве не коммунисты? Они помогали и помогают тебе, чем могут, а ты боишься, что с твоим сыном случится беда от крови, спасшей ему жизнь и тебе вернувшей ребенка! Подумай как следует над моими словами, и ты будешь согласен со мной.

В смущении Кхоан низко опустил седую голову.

День клонился к вечеру. Море лениво катило на пологий берег ласковые волны. Косые лучи заходящего солнца залили край неба багрянцем.

Выонг зажег новую, недавно купленную лампу, и Ай принялась накрывать на стол. Сегодня у них в гостях Тиеп. Сейчас он бродит по отмели, — ему вздумалось поохотиться на чирков, обещал доставить их к ужину.

Вытащить отшельника Тиепа из дому было дело нелегкое. Потеряв родных и близких, он замкнулся, жил одной работой, отдавая ей все силы, и приходил домой только спать. В гости не любил ходить — слишком больно вспоминать о тех временах, когда и у него были дом и семья, тепло и уют и жил в счастье. Но сегодня Тиеп принял приглашение молодой семьи, он и впрямь любил Выонга и не мог отказаться, обидеть друга.

Тиеп пришел и принес чирков, уже зажаренных, как обещал. Готовить он умел отлично, ему могла позавидовать даже Ай. Выонг с женой были так рады встретить дорогого гостя! На середину комнаты выдвинули топчан, превратив его в стол, Ай поставила большое блюдо с вареным рисом, жареных чирков, вареные овощи, приправы. Перекидываясь веселыми шутками, уселись втроем, и тут Ай проговорила:

— Странно, почему нет Нян, ведь обещала прийти…

Сердце у Тиепа неожиданно встрепенулось. Если бы ему сказали, что будет Нян, он, вероятно, не пришел бы, потому что не знал, как вести себя после всех событий, происшедших на свадьбе и позже в милиции. Он помнил только безумное, злобное выражение на лице Нян, когда та поднялась на крыльцо и протянула вперед руки, словно собираясь схватить его за ворот рубашки. К счастью, Ай больше не упоминала о сестре, и Тиеп успокоился. Очень скоро разговор перешел на дела, волновавшие всех троих.