Эдуард Лимонов - Рассказы

Я вылезу и всем им, сукам, покажу!»

Я подумал, что человек он сильный, хотя и не очень разумный. Вылезет, наверное.

«Эй! — крикнул грубиян Шалве. — Посмотри там в холодильнике, осталось ли еще выпить».

Грузин молча встал и пошел к холодильнику. Заглянул:

«Только одна банка пива, Алекс». «Сходи за пивом, раз не хочешь ебаться с Лимоном», — ласково сказал Алекс и, вынув из бумажника двадцать долларов, дал их грузину.

По этим-то двадцати долларам, как-то несвойственно-бережно переданным Алексом Шалве, я и понял, что положение его действительно очень серьезное. Обычно двадцатидолларовых бумажек в бумажнике Алекса просто не было. Только сотенные. Сдачу с сотенных Алекс всегда бестолково заталкивал в джинсы и, когда в следующий раз расплачивался, вынимал опять сотенную. Это был его особый, русско-кавалерийский шик.

«Я расшиваюсь, — доверительно объявил мне Алекс. — Ничего крепче пива мне нельзя».

«Я бы на твоем месте и пива не пил», — заметил я неодобрительно.

«Пошел на хуй, Лимон, не учи меня».

«Распустился ты, — сказал я. — Ругаешься как извозчик. Разве главе космогонической школы подобает так ругаться?»

Следует сказать, что Алекс действительно объявил себя однажды главой космогонической школы в живописи. Я думаю, и сам Алекс не знал, что это такое, но стать главой школы ему было необходимо, он считал, что это респектабельно.

«Научили тебя во Франции… — разочарованно-презрительно протянул Алекс.

— Интеллигентным стал… Точно, — сказал он, обращаясь уже к Элиз. — Там все такие, как Лимон, любят попиздеть… Потому я и сбежал оттуда».

Самого Алекса упрекнуть в интеллигентности трудно. За десять лет жизни во Франции Алекс едва научился лепетать по-французски, и я его за это подсознательно презирал, справедливо считая его человеком ограниченным и нелюбопытным, хотя и талантливым. Но талант должен развиваться, а какое развитие, если Алекс не читает, с новыми людьми не встречается, а только механически производит свои картины, сидя взаперти, окруженный казаками и другой русскоговорящей челядью.

По лестнице, громко гогоча, спустился казак, а за ним, пьяно улыбаясь, спустилась голая ниже пояса Леля, держа в руках свои мокрые штаны. Она была без трусов и, спускаясь, поглаживала светлый треугольник волос в месте схождения ног.

«Ты почему, сука, голожопая? — засмеялся Алекс. — Почему она без штанов?» — обратился он к казаку.

«Не хочет мой халат одевать. Говорит, что халат воняет и слишком большой для нее…» — прохохотал казак, содрогаясь могучей грудью.

«А что, я тебе не нравлюсь такая?..» — криво усмехнулась Леля и, подтянув мышцы ягодиц, прошлась мимо стола, за которым мы сидели.

«Вот мы сейчас тебя выебем, пизда, тогда доходишься!» — с видимым отвращением пригрозил Алекс.

Леля, хотя и миниатюрная, сложена очень пропорционально, и если не смотреть на ее пьяную физиономию (всегда, когда она сильно напивается, кончик носа у нее краснеет и лоснится), эстетически представляет из себя совсем не неприятное зрелище. Леля продефилировала мимо нас и села на свое прежнее место, но затем пересела вдруг на место отсутствующего грузина и, обнаружив, что в его темного стекла бокале есть вино, выпила его залпом. «Еще выпить хочу… — объявила она капризно. — Дайте выпить!»

«Сейчас Шалва принесет, — успокаивающе сообщила Элиз подруге. — Подожди». К ногам Лели подошел вдруг доселе мирно спавший в одном из углов жирный бульдог Алекса и, заинтересованно обнюхав ее ноги, встал на задние лапы, а передние положил на стул и потянулся морщинистым свиным носом к ее пизде.

«Фу, дурак!» — взвизгнула Леля.

«Выеби, выеби ее, Фунт! — обрадовался Алекс. — Покажи ей, засунь ей шершавого в шахну!..»

Все мы, включая Элиз, обрадовались неожиданному развлечению и стали заинтересованно наблюдать за Лелей и Фунтом.

«А что… — начал я к своему собственному полному недоумению. — Слабо тебе, Лельчик, поебаться с бульдожкой?..» — Очевидно, я был все еще зол на алкоголичку за ее приседания на улице или, может быть, мне просто захотелось ее спровоцировать на невинное зрелищное мероприятие. Не знаю, я схулиганил, а уж потом подумал.

«Ни хуя не слабо… — возразила Леля, споткнувшись на букве с в „слабо“. Очевидно, стакан вина, принадлежащего грузину, шибанул ей в голову. — Не слабо, — повторила она и, соскользнув со стула, вдруг опустилась на сияющий паркетный пол голым задом и раздвинула ноги. — Иди, иди сюда, милый!» — позвала она отшатнувшегося было бульдожку. Бульдог засопел и с удовольствием ткнулся носом в Лелину пизду, обнюхивая.

«Га-га-га-га!» — смущенно загрохотал казак и расстегнул еще одну пуговицу на своей клетчатой рубахе, уже и без того обнажавшей его пузо.

«Ну и блядь! — криво усмехнулся Алекс. — Сказано, русская баба и со свиньей ляжет. Ну, Фунт, покажи ей, какие мы… Воткни ей по самые уши!»

Бульдог в явном замешательстве не знал, что ему с Лелей делать. В конце концов, не отнимая носа от Лелиной пизды, он пристроился пузом на одну из ее ляжек и быстро-быстро задрожал по ней.

«Не так, не так, маленький дурачок… — ласково проговорила Леля и схватила Фунта за передние лапы, потянула его на себя, на живот. — Сюда, дурачок, сюда иди…»

Казак засопел, и лицо его вдруг сделалось темно-красным, он, не отрываясь, глядел на копошащихся бульдога и Лелю. Элиз, привыкшая, очевидно, ко всему, хихикала. Я? Я думаю, что я чуть натянуто улыбался. Алекс с ухмылочкой превосходства покачивал головой и повторял: «Ну что, бля, возьмешь с русской бабы…» Однако, зная Алекса очень хорошо, я понимал, что ситуация ему, в общем-то, нравится.

Бульдог сопел, как первый паровоз братьев Черепановых… Леля продолжала ласковым шепотом давать бульдогу советы. Шуточка переставала быть смешной. Ебаный зверь был, кажется, по-настоящему возбужден. Не совсем было понятно, попал ли он своим бульдожьим членом в Лелю… Мне, во всяком случае, с моего стула видно не было, ко мне Леля лежала боком.

По-видимому, не я один почувствовал, что шутка уже пересекла границы смешного и переходит в нечто иное по характеру, потому что Элиз встала и, подойдя к Леле, наклонившись, схватила ее за руку. «Вставай, хватит хуйней заниматься!» — раздраженно сказала она. Бульдог поднял голову на Элиз и вдруг зарычал.

Алекс, тяжело ступая по паркету своими сшитыми на заказ кавалерийскими сапогами, прошел к Леле и Фунту и вдруг коротко ткнул ее носком сапога в ребра.

«Вставай, пизда… Я не хочу, чтобы Фунт подхватил от тебя гонорею…»

«Иди на хуй, Алекс…» — обиженно сказала с пола Леля.

«Ах ты, вонючка поганая!» — удивился Алекс и, сделав несколько шагов к стулу, на котором лежали штаны Лели, взял их и пошел с ними к противоположной стене студии.