Том Шарп - Дальний умысел

— Не я говорю, полиция говорит. Они думают, что это была попытка запугать Хатчмейера.

— И запугали? — спросил Френсик, надеясь найти в ситуации хоть что-нибудь утешительное.

— Нет, — сказала Соня, — он злой, как черт. Говорит, что подаст на них в суд.

— В суд? — ужаснулся Френсик. — Что значит — в суд? На мафию в суд не подашь и к тому же…

— Не на мафию. На полицию.

— Хатчмейер в суд на полицию? — спросил Френсик, окончательно потеряв нить.

— Ну, сначала они же на него подумали. Допрашивали несколько часов, оказывали давление. Ему еле поверили, что он был со мной на яхте. А тут еще эти канистры.

— Канистры? Какие канистры?

— Которыми я его обвязала.

— Ты обвязала Хатчмейера канистрами?

— Пришлось, а то бы он утонул.

Френсик не нашел в этом особой логики.

— По-моему, если бы… — Он осекся, не став выражать сожаления, что Хатчмейер не утонул. Между тем все бы очень упростилось.

— И что ты собираешься делать? — спросил он наконец.

— Не знаю, — сказала Соня, — пока побуду здесь. Следствие не кончено, мне даже переодеться не во что… ах, Френзи, все это так ужасно! — И она снова расплакалась.

Френсик подумал, чем бы ее приободрить.

— Кстати, рецензии в воскресных газетах были одна лучше другой, — сказал он, но Соню это ничуть не утешило.

— Как ты можешь сейчас говорить о рецензиях? — возмутилась она. — Тебе просто наплевать, вот и все.

— Ну что ты, милая, вовсе мне не наплевать, — запротестовал Френсик, — это такая трагедия для всех нас. Я сию минуту звонил мистеру Кэдволладайну и объяснил ему, что его клиенту придется теперь подождать с деньгами.

— С деньгами? У тебя одни деньги на уме. Мой милый Питер погиб, а ты…

Френсик выслушал обвинения себе, Хатчмейеру и какому-то Макморди: каждый из них и все вместе, как считала Соня, думают только о деньгах.

— Я понимаю твои чувства, — сказал он, когда она остановилась перевести дыхание, — но дело есть дело, и если Хатчмейер узнает, что Пипер — не автор «Девства»…

Но телефон замолк. Френсик укоризненно посмотрел на него и положил трубку. Оставалось надеяться, что Соня соберется с духом и что полиция не станет расследовать прошлое Пипера.

В Нью-Йорке Хатчмейер был настроен совсем наоборот. Он считал, что полиция — это свора кретинов, неспособных ничего толком расследовать. Он уже снесся со своими юристами, и те решительно отсоветовали подавать в суд на шефа Гринсливза за незаконный арест, потому что Хатчмейера не арестовывали.

— Этот ублюдок продержал меня несколько часов в одном одеяле, — доказывал Хатчмейер. — Они светили мне лампой в лицо, а вы говорите, я не имею права на возмещение. Должен быть закон, который защищает невинных граждан от подобных посягательств.

— Вот если бы какие-нибудь следы рукоприкладства, тогда бы можно было попробовать, а так…

Не сумев раскачать на дело своих юристов, Хатчмейер взял за глотку страховщиков, но с теми оказалось не легче. К нему прибыл мистер Синстром из Отдела рекламаций и выразил некоторые сомнения.

— Как, то есть, полиция необязательно права насчет террористов? — опешил Хатчмейер.

Глаза мистера Синстрома холодно блеснули за очками в серебряной оправе.

— Три с половиной миллиона — это большие деньги, — сказал он.

— Конечно, — согласился Хатчмейер, — зато и взносов я вам выплатил немало. Что вы вообще-то хотите сказать?

Мистер Синстром заглянул в свою папку.

— Береговая охрана выловила шесть чемоданов, принадлежащих миссис Хатчмейер. Это во-первых. В них были все ее драгоценности и лучшая часть гардероба. Это во-вторых. В-третьих, чемодан мистера Пипера был также на борту катера и, как мы удостоверились, содержал все его вещи.

— Ну и что? — сказал Хатчмейер.

— Таким образом, если это политическое убийство, то представляется странным, что террористы заставили погибших упаковать чемоданы, погрузили их на борт, а затем подожгли дом и катер. Это расходится с обычными террористическими акциями. Картина несколько сдвинутая.

Хатчмейер яростно сощурился.

— Если вы намекаете, что я умышленно подставил под катер себя и свою яхту, лишь бы потопить свою жену и самого многообещающего автора…

— Отнюдь, — возразил мистер Синстром. — Я лишь говорю, что в это дело необходимо вникнуть поглубже.

— Ну, давайте вникайте, — сказал Хатчмейер, — а когда вникните, выкладывайте мои деньги.

— Не беспокойтесь, — сказал мистер Синстром, — мы доберемся до сути дела. Три с половиной миллиона нас к этому обязывают.

Он встал и направился к двери.

— Да, кстати, может быть, вам будет любопытно узнать, что поджигатель прекрасно ориентировался — например, без труда отыскал бензохранилище. Возможно, это был кто-нибудь из домашних.

У Хатчмейера осталось беспокойное ощущение, что мистер Синстром и его помощники, в отличие от полиции, слабоумием не страдают. Из домашних? Хатчмейер обдумал его слова. И все драгоценности в чемодане. Ну, а если… может, Бэби и правда решила сбежать с этим поганцем Пипером? Хатчмейер не отказал себе в довольной улыбке. Если так, то поделом получила, гадюка. Только вот не всплыли бы опасные документики, препорученные ее юристам, это не дай бог. Ну что бы ей умереть как-нибудь попроще, скажем от того же инфаркта?

Особняк Ван дер Гугенов в Мэне остался пустовать со спущенными шторами и зачехленной мебелью. Как и обещала Бэби, уехали они очень просто. Покинув Пипера в полумраке спальни, она пешком пошла в Белсуорт и купила там подержанный автомобиль.

— В Нью-Йорке бросим его и подыщем что-нибудь получше, — сказала она, держа путь на Юг. — Не надо оставлять за собой хвостов.

Пипер, лежавший на полу кабины у нее за спиной, не разделял ее оптимизма.

— Пока обошлось, — проворчал он, — только ведь раз наших тел не отыскали, значит, будут искать нас. Это же само собой разумеется.

— Они решат, что тела унесло отливом, — невозмутимо заявила Бэби. — Так бы и было, если б мы утонули. И я слушала в Белсуорте, что найдены наши чемоданы, а в них твой паспорт и мои драгоценности. Стало быть, нас нет в живых. Не такая я женщина, чтобы расстаться с жемчугом и бриллиантами, пока меня бог не приберет.

Пипер счел этот ход мысли довольно убедительным. «Френсик и Футл» в его смерть безусловно поверят, но без паспорта и гроссбухов…

— Рукописи мои тоже найдены? — спросил он.

— Об этом речи не было, но, уж наверное, где паспорт, там и рукописи.

— Не знаю, как мне быть без рукописей, — сказал Пипер. — Это труд всей моей жизни.

Он лежал, глядел, как мелькают в синем небе верхушки деревьев, и думал о труде своей жизни. Теперь он не допишет «Поиски утраченного детства» и не станет признанным гением. Все его надежды пожрало пламя и поглотила пучина. На остаток дней в земной юдоли ему суждена посмертная слава автора «Девства». Это была невыносимая мысль, и Пипер проникся решимостью избавиться от чужой славы. Наверное, как-нибудь можно опубликовать опровержение. Но опровергать из-за гроба — дело нелегкое. Вряд ли можно просто написать в литературное приложение «Тайме», что «Девство» — не его роман и что «Френсик и Футл» уговорили его выдать себя за автора в своих корыстных целях. И подпись: «Покойный Питер Пипер»… Нет, это абсолютно исключено. А с другой стороны — нельзя же войти в историю литературы автором порнографического романа! Пипер спорил сам с собой, пока не уснул.