Оксана НеРобкая - Лизать сахар. Жизнь втроем

Немов последовал указаниям.

– Не дави сильно! И еще важно не напрягаться.

– Я держу руки навесу, и мышцы по-любому напрягаются! – посетовал он.

– Давай я! – убрала его руки и приложила свои ладони к его лицу. – Думай о чем-нибудь приятном.

Он подумал о том, какая у нее нежная, прохладная кожа. Наверняка пользуется дорогими кремами с витаминами и микроэлементами.

– Темнота успокаивает, – комментировала Софа, пытаясь отделаться от мысли о его губах. К ним хотелось прикоснуться, провести пальцем по контуру.

Андрей улыбнулся:

– Ты знакома с теорией профессора Уильяма Бейтса?

– Нет.

– Данное упражнение, названное пальмингом, – основное в его рекомендациях по методике улучшения зрения.

– Ты такой умный!

Спорить не стал.

Гуляли по аллеям, перекидываясь незначительными фразами. Мужчина ловил себя на том, что сие нерациональное, лишенное логики и смысла занятие приносило удовольствие. Софочка щебетала, а он слушал, как внимательный орнитолог. Через час оба продрогли. Усадил барышню в авто, довез до ее дома. Пригласила зайти на чай. Согласился.

Снова восхитился необычным интерьером. Разместился на диване. Отхлебнул горячий напиток и указал на картину на стене:

– Чикаго?

– Угу. Делать было нечего, вот и баловалась.

Удивился:

– Сколько в тебе скрытых талантов. Готов был поспорить, что это творение какого-нибудь мастера. Нарисуешь картину для меня? Я ее повешу в спальне и буду гордиться, что лично знаю художника.

Хозяйка сердито наморщила лоб: зачем же так издеваться? Гость не дождался ответа и повторил вопрос:

– Ну так как?

– У тебя злое чувство юмора.

– Когда шучу – да. Но сейчас я серьезен. Сонь, будь более уверенной в себе!

– А что тебе нарисовать?

– Без разницы. Что придет в голову.

– Хорошо.

«И действительно, хорошо», – Немов удобно растянулся на подушках. Уходить желания не было. Но если затянуть визит, неизбежно возникнет неловкость. Вдруг девушка вообразит, что ему нужен секс? Она, конечно, симпатичная, и он, без сомнения, мог бы… Но… Ему не хотелось причинять ей боль. Вряд ли он даст ей те отношения, к которым она привыкла. Заставил себя подняться.

Софочка с недоумением закрыла дверь за поспешно ретировавшимся мужчиной. «Уж не подумал ли он, что я его соблазнять начну?!» Включила телевизор и долго щелкала пультом. Не нашла ничего подходящего. Расстелила постель. Лежала и вспоминала прогулку. Может, исполнить на холсте именно этот сюжет? Зимний парк или лес и двое путников. Он и она ступают по голубоватому снегу, а черные ветви деревьев окружают их причудливыми сплетениями колючей проволоки. Софа скользнула взглядом по пейзажу и опять возвратилась к паре. Женщина пропала. Одинокий мужчина стоял у темного корявого ствола, почти сливаясь с ним. Его черты казались знакомыми… «Но точно не Андрей». Попыталась рассмотреть четче, но сумрак воинственно захватывал территорию и через мгновение поглотил и лес, и сугробы, и путника.

Проснулась среди ночи: жутко хотелось пить. Побежала на кухню, достала из холодильника пол-литровую бутылку минералки и намертво присосалась к горлышку.

Тело требовало движения. Крайтон поднялся осторожно, чтобы не ушибиться, и шагнул в сторону. Выпрямился – высота камеры милостиво разрешила. Покрутил головой, повращал плечами, поприседал. Сколько его уже держат здесь? Его не будут кормить? Дали хотя бы воды! Мучительная жажда превратилась в изощренную пытку. Он пробовал отвлечься, но не мог думать ни о чем ином.

Однажды в баре Томас познакомился с профессором, доктором наук. Тот изрядно выпил и завел речь про свойства глаза. Говорил долго и умно, используя научные термины, слушатель понимал не все. Один факт из той научной лекции врезался в память. Оказывается, человек со стопроцентным зрением в полной темноте будет видеть идеально черное поле. Если же зрение хромает, то на фоне обязательно будут присутствовать разноцветные вкрапления, кружочки и полосочки. Крайтона окружала абсолютная, ровная чернота. Он почти проклинал свое совершенное зрение, из-за которого лишился хоть какого-то разнообразия в карцере.

Облизнул запекшиеся губы. Может, его осудили на закрытом заседании, без его участия, и приговорили к инквизиторской казни через обезвоживание? Замуровали и оставили подыхать. Узник запаниковал, но совладал с приступом страха: XXI век, цивилизованная страна… Его не должны убить таким варварским способом! В Чикаго – криминальной столице Америки – самые циничные маньяки спокойно коротают свой век в колониях, отбывая пожизненный срок.

Тишина буравила череп отбойным молотком, с каждой секундой погружаясь глубже в мозг. Томас вздрогнул от ужаса: каким-то образом он очутился привязанным к стоматологическому креслу. Толпа врачей в белых халатах, забрызганных кровью, окружила пациента. В его рот был вставлен расширитель, не дававший сомкнуть челюсти. Сумасшедшие дантисты разом включили бормашинки и начали сверлить его зубы. Несчастный дергался и мычал, но попытки вырваться были тщетны – ремни крепко держали его. Внезапно, как по команде, палачи прекратили издевательство, но лишь для того, чтобы приступить ко второму этапу. Инструменты поменялись. Десятки тонких крученых игл вонзились в обнаженные нервы. Зубы пульпировали без анестезии. От невыносимой боли потемнело в глазах, белки покрылись бордовой сеткой лопнувших капилляров. Горло, сдавленное напряжением, не пропускало кислород. Тело тряслось в конвульсиях.

Крайтон проснулся. Жадно глотнул воздух, постепенно возвращаясь в реальность. По сравнению с кошмаром явь была вполне сносной.

Оптимизма хватило ненадолго. Отчаяние навалилось гнусной скользкой массой, вызывая физическое отвращение. Пленник взмолился: «Боже, пускай хоть что-нибудь произойдет. Ничтожное событие. Звук, цвет, запах, ощущение… Мне нужно удостовериться, что я еще существую в мире…» В застывшем пространстве камеры ничего не изменилось.

В старом фильме героя Сталлоне тоже упрятали в карцер. Его тормошили, зажигали электрический свет, задавали вопросы, заставляли отжиматься. Счастливый, он не скучал! Сценаристы не догадались, что самое мерзкое – отсутствие любых проявлений активности.

Прекратил поиски удобного положения. Бесполезно. Он практически не чувствовал зафиксированных за спиной рук. Ноющая боль взорвалась в пояснице и распространилась по телу колючей волной. Томас осознал: Это. Никогда. Не кончится.

Раздался лязг металла о металл. В глаза ударил ослепительный, раскаленный до бела свет.

– На выход! – голос оглушил.

Крайтон шагал нетвердой походкой, щурясь от тусклых ламп и не веря великой удаче. Его выпустили из проклятой конуры! Какое блаженство – ходить, видеть, слышать и вдыхать свежий воздух, проникавший в здание через вентиляционные люки.