Оксана НеРобкая - Лизать сахар. Жизнь втроем

– Лучше рано, чем поздно.

– Когда ты настоящий?

– Прости? – не понял Андрей.

– Ты бываешь абсолютно разным, почти противоположным: циничным и душевным. Когда именно ты притворяешься?

– Ах, Соня, во мне живут две крайности, и они раздирают, мучают. Иногда ночами я не могу уснуть от чудовищных сражений ангелов и демонов, поселившихся в моей душе и не способных примириться, – Немов не стал ломать комедию и далее, расхохотался. – Шутка. Соня, не гляди на меня, как спаситель на грешника. Хотя, вероятно, тебя умиляет осознание того, что у тебя чувствительная натура. Но, знаешь ли, то, что многие называют добрым сердцем, на самом деле является слабыми нервами. Закаляй их.

Мужчина взял холст аккуратно, чтобы не размазать невысохшие краски, и направился в коридор. Остановился.

– Кстати, сколько я тебя должен? – полез в карман за бумажником.

– Что?

– Сколько денег я должен за картину?

Подбородок задрожал, Софа поморгала, чтобы удержать слезы:

– Это же подарок…

Кивнул. Вышел. На лестничной площадке выругался: «Избиение младенцев, блядь!» Замер в нерешительности: может, вернуться? Вызвал лифт. Нажал на кнопку первого этажа. Машину вел агрессивно, несколько раз чуть не врезался. Если бы кто-то затеял разборки, он бы точно устроил драку. Был очень зол.

Дома прислонил картину к стене, напротив поставил стул, сел. Курил, стряхивая пепел в сложенную ковшиком ладонь, изучал изображение. Затем вымыл руки, включил компьютер. Сосредоточиться на работе не получилось. Метель за окном отвлекала. Немов уткнулся лбом в стекло и долго смотрел, как бесился ветер, рвавший в клочья снежную пелену.

Ночью ему снились кошмары.

Били профессионально, не оставляя синяков. Давали короткую передышку на час-два и снова били. Размеренный ритм и четкая последовательность. Сначала Крайтон вздрагивал от звука открывавшейся двери, предвещавшего новую порцию боли. Потом перестал. Ему никогда не выбраться из тюрьмы. Незачем цепляться за уплывающее проявление свободной жизни – привилегию изменять ситуацию. Он умрет в карцере, и последнее, что увидит, – облезлый потолок одиночной камеры. Если, конечно, они не выключат свет…

Кто-то из великих сказал, что физическая боль уменьшает моральную. Этот клоун наверняка ни разу не испытывал ни то ни другое, поскольку его вывод абсурден. Телесные страдания провоцируют душевные, умножают, раздувают до невероятных размеров. В какой-то точке две муки сливаются в одну гигантскую, которая, подобно злокачественной опухоли, грозит разрушить личность. Томас мечтал бы о смерти, как о простейшем избавлении от длительной агонии, если бы не одно обстоятельство: здесь на земле есть два человека, нуждающихся в его заботе. И он обязан что-то придумать.

– Малыш, перемена закончилась, пора начинать урок! – голос раздался совсем близко, словно кто-то специально нагнулся и проорал в ухо.

Узник не оторвал взор от пола. Он устал смотреть на лица палачей в попытке уловить в них тень сочувствия, а следовательно, и надежду на свое спасение.

– Ну как? Нравится?

Крайтон ощутил вкус крови во рту. Жаль, что он не вампир, – пребывал бы в постоянной эйфории, питаясь собственными эритроцитами.

– Гляньте-ка, он улыбается! Пройдемся по печени?

Каждая задача имеет решение.

Каждая задача имеет решение.

Каждая задача имеет решение.

На Хеллоуин Мэдди нарядила Тину в костюмчик бабочки. Желтое брюшко, прозрачные крылышки с синим узором. Крохотная, беззащитная бабочка. «Господи, я, верно, заслужил этот ад. О'кей, я принимаю. Слышишь? Я принимаю! Но умоляю, прежде чем похоронить меня в застенках, дай шанс спасти дочь!»

Двое надзирателей держали его за локти, заломив их за спину, двое поочередно наносили удары. Томас сгибался, корчась от спазмов в животе. Ему позволяли отдышаться, а затем били в солнечное сплетение. Сколько времени прошло с тех пор, как его арестовали? Неделя? Месяц? Возможно, он провел здесь всю жизнь с самого рождения. А воспоминания о существовании вне тюрьмы – ничто иное, как галлюцинации воспаленного сознания.

– Ладно, парни, хватит. У него через три часа встреча с адвокатом, пусть очухается. Давайте в душ его.

Беседа с начальником тюрьмы успокоила Дональда Хоука. Мистер Блэквуд заявил, что к подследственному XR1070 применяются крайние меры воздействия, дабы принудительно изменить его нрав на более покладистый. Блэквуду стоило верить. Он человек неглупый, выгоду свою никогда не упустит. С ним приятно иметь дело, он всегда добросовестно отрабатывает деньги.

В комнате для свиданий адвокат разнервничался. Теребил лацкан пиджака и косился на дверь. Она распахнулась. Охранник втолкнул заключенного и покинул помещение,. Хоук кинул беглый взгляд: переломов нет, лицо не разбито. Качественная работа.

– Здравствуйте, – Дональд приподнял уголок рта.

Крайтон облокотился на стену, чтобы не упасть.

– Пришел развести руками и напомнить, что ничего нельзя сделать?

Адвокат хмыкнул и поправил галстук:

– Почему же ничего? Если вы не забыли о моем предложении…

– Знаешь, я, пожалуй, соглашусь.

Хоук готовился к длинной утомительной беседе и не ожидал столь быстрого положительного ответа. На всякий случай переспросил:

– Что, простите?

– Сыграю в спектакле. Только…

– Только? – юрист навострил уши. Томас выдержал паузу:

– Я хочу сто пять тысяч долларов.

– Сто пять тысяч долларов? – изумленно повторил собеседник.

– Я догадываюсь, Дональд, что ты непростой парень. Ты ведь в курсе, как тут со мной обращаются? Конечно, в курсе. Наверно, ты же и поспособствовал. Так вот. Я не удовлетворюсь меньшей суммой, что бы со мной ни делали.

Мужчины встретились глазами. Молчаливая дуэль стоила сотни слов. Хоук понял, что Крайтон серьезен. Очень серьезен. И не изменит решения, даже если его будут препарировать наживую. Адвокат вышел из комнаты.

Вернулся через четверть часа, сжимая в руке сотовый телефон. Звонил заказчику в Россию. Тот отреагировал мгновенно. «Да». Хм. Эти двое друг друга достойны.

– Тебе заплатят ровно сто пять тысяч.

Подозрение, мучившее Крайтона, превратилось в твердую уверенность. Он унял дрожь и хрипло сказал:

– Деньги необходимо перевести на счет моей жены. Я должен убедиться, что она их получила.

– Вы убедитесь.

– Отлично.

– Теперь обговорим детали.

Беседа заняла полчаса. Мероприятие намечено на среду. С настоящего момента Томаса оставят в покое, он получит полноценный отдых и питание. Помышлять о побеге бесполезно – усиленная охрана будет дежурить у его камеры круглосуточно. В назначенный час его привезут в специальное место. Никаких резких телодвижений, никакой импровизации, строго по сценарию.