Петр Полухин - Я — гитарист. Воспоминания Петра Полухина

На Байконуре мы с Богодаром Которовичем

Мы с Валерием Петренко играли в зале филармонии концерты. У каждого была своя программа, своя публика и свои поклонники. Слушать Петренко приходили гитаристы Манилов, Любимов, Крахмальников и другие. Им нравилась яркая виртуозная игра Валерия. У меня же в зале в большинстве были представительницы прекрасного пола, получавшие удовольствие от моей экспрессивной игры. Одна моя знакомая, преподаватель университета говорила: «Когда ты играешь, мне хочется любви». Хотя я играл и виртуозные пьесы: «Астурию», «Арагонскую хоту», «Венецианский карнавал», «Большую сонату» Паганини».

Как-то Валерий позвонил мне и сказал: «Гитарист Любимов поступает музучилище города Луганска, не мог бы ты посодействовать?». Посодействовал, но после пожалел об этом. Мне рассказывал Константин Смага, очень порядочный человек и преподаватель гитары, что однажды на дне его рождения собралось много гитаристов. Любимов начал петь дифирамбы Валерию Петренко и негативно отзываться о моей игре. Тогда Смага включил магнитофон. Зазвучала «Арагонская хота» Франсиско Тарреги. Любимов стал восхищаться игрой, думая, что это играет Мария Луиза Анидо, но Смага сказал, что это играет Полухин на терц- гитаре.

Однажды утром мне позвонили в дверь. Открываю — стоит Владимир Манилов. Поздоровались. «И что же тебя привело ко мне? — спрашиваю. — Ведь ты же друг Петренко и ходишь только на его концерты…».

— Тут такое дело, — говорит. — я написал школу джазовой игры на гитаре, но мне в редакции сказали, что рецензию должен дать гитарист с консерваторским образованием.

— Так, почему же тебе не написал её Петренко? — Он тоже с консерваторским образованием?..

— Я ходил к нему, но он сказал, что в джазе ничего не понимает и рецензию писать не будет.

Я тоже джаз не играл, а только рок- музыку. Рецензию подписал. Она была у него заготовлена заранее. Я зла ни на кого не имел. Если видел, что дело достойное того, чтобы его продвигали — всегда содействовал. Был случай, когда я отказал. В филармонию пришёл однажды мужчина и достал из мешка гитару, сделанную из кровельной жести. Попросил написать рецензию. Я сказал, что он обратился не по адресу и ему надо обратиться к жестянщику. Валерий, не знаю почему, рецензию написал, эти гитары пошли в производство, но экспериментальную партию никто покупать не стал. Идея завяла на корню.

Однажды, уже в роковые девяностые годы, меня пригласили на республиканское радио на интервью. Редактор говорит мне: «Вы обязаны говорить на украинском языке». Отвечаю, что я русский, а украинский — понимаю, но разговаривать не приходилось по той причине, что моё окружение говорит только на русском и мне не было необходимости изучать язык. «Вы же дали переводчика французу, — говорю я ему, — дайте и мне переводчика с русского на украинский». «Нет, вы должны выучить украинский», — слышу в ответ. Отказался и ушёл. Я не мог вынести подобной дискриминации.

У меня уже начала зреть в голове мысль об иммиграции. Нужно ли мне учить украинский язык? Я мог стерпеть многие невзгоды в жизни, но когда столкнулся с воинствующим национализмом, с яростной атакой на мой родной язык — это переполнило чашу терпения. «Уеду в Аргентину, — думал я, — буду учить испанский. Не так обидно будет, чем жить в своей стране и чувствовать себя иностранцем».

В национальном доме органной и камерной музыки я играю давно, но зарплату мне не платят уже несколько месяцев. Живём на деньги за уроки, которые даю сыну и дочери канадца Богдана Кравченко. Он платил за один урок столько, что денег хватало на покупку продуктов на неделю. Но несмотря на отсутствие стабильной зарплаты, продолжаю давать концерты. Часто ко мне подходили иностранцы и просили поиграть им эксклюзивные концерты. Моя вторая жена Ольга брала на себя роль менеджера, и я им играл в нашей, довольно просторной гостиной. Естественно, не бесплатно.

Моя семья

Моя кума по первой семье, жена профессора института иностранных языков, работала в культотделе Центрального парка. Там имелась крытая сцена и летний зал, огороженный старыми деревьями. Она предложила мне раз в неделю играть концерты камерной музыки. Я переговорил с Богодаром, и он взял руководство в свои руки. Я выступал только, как солист. Играл концерты Вивальди, Карулли, Джульяни. Камерным оркестром дирижировал Богодар Которович. Он пригласил литовский камерный оркестр под управлением Саулюса Сондецкиса. Вечера были очень популярны, освещались в прессе. Они начинались в десять часов вечера и длились до двенадцати ночи. Это были чудесные вечера…

Концерт в Центральном парке

Концерт с камерным оркестром в Центральном парке

Вспоминаю комические эпизоды своей жизни во времена СССР. В Конча-Заспе, курортном посёлке на Юго-Востоке Киева находился правительственный дом отдыха и артисты филармонии часто выступали в нём для «слуг народа». В бригаду артистов входили: народная артистка СССР Диана Петриненко, народные артисты трио бандуристок, юморист, народный артист Анатолий Паламаренко, заслуженный артист Гдалий Эльперин и я — заслуженный артист. После концерта в гримёрную, где мы переодевались, заходит мужчина в сером костюме и, обращаясь ко мне, говорит: «Почему не играл украинские песни?». Отвечаю: «Я гитарист и исполняю пьесы, специально написанные для гитары, а украинские песни поют трио бандуристок». Спрашивает: «Ты можешь обработать песни и играть? Отвечаю: «Смогу и украинские, и русские». Вдруг он заявляет: «А какое сало ты ешь? Это меня разозлило, и я его послал куда подальше. Он выскочил из гримёрной.

Диана Петриненко сказала: «Ты знаешь, это же известный драматург Коломоец». Я забыл об этом разговоре, но последствия напомнили о нём. В Министерство культуры пришло письмо из Союза писателей. В нем говорилось, что Полухин не уважительно разговаривал с драматургом Коломойцем. Требуют разобрать поведение на собрании.

Директор филармонии, мой друг Аркадий Лобанов написал: «Полухина лишили тринадцатой зарплаты (её у нас никогда не было). Лишили очереди на машину (её тоже не было). На собрании коллектива поведение Полухина разобрали и вынесли ему порицание».

С теплом вспоминаю свои выступления в Андреевской церкви. Она строилась пол руководством архитектора Растрелли. Филармония проводила камерные концерты весной, летом и осенью, когда позволяла погода. Много туристов посещало эту церковь. Я сыграл три программы подряд через день. Первая программа — итальянская музыка. Вторая — испанская музыка, третья — латиноамериканская. Церковь не вмещала всех слушателей и люди стояли на улице.

Мой друг инженер и любитель гитары — Борис Курило, который мне очень помог в организации гитарного фестиваля «Серебрянные струны», написал после концертов небольшой стих: