Петр Полухин - Я — гитарист. Воспоминания Петра Полухина

Не любил возражений. Заставил меня на академконцерте играть пьесу старинного автора, которая мне совершенно не нравилась. Я там такое наиграл, импровизируя на эту тему, что поставили неуд, хотя другие пьесы я играл блестяще. Пухальский был о себе очень высокого мнения. Когда я попросил его что-нибудь поиграть, то он заявил, что переиграл руку и уже много лет не играет. И всё делал чтобы я тоже переиграл руку. И своего он добился.

Я не мог бросить киевскую консерваторию. Она была единственной на Украине, где имелся класс гитары. А бросить — означало конец карьеры. Как говорил великий артист Аркадий Райкин: «Без бумажки ты букашка, а с бумажкой — человек». Приходилось терпеть. Да и самому Пухальскому невыгодно было меня лишиться. Преподавателям кафедры народных инструментов разрешали брать только одного гитариста в год. Остальные были домристы и балалаечники. Они после окончания консерватории сидели в училищах без работы и были вынуждены переквалифицироваться в преподавателей гитары. Чтобы загрузить Пухальского работой, его заставляли преподавать бандуру.

В быту Пухальский был коммуникабельным и добрым человеком. Дарил мне струны. Я был у него дома. Видел огромную библиотеку старинных изданий Сихры, Высотского и других русских гитаристов. После его смерти, жена продала ноты Николаю Михайленко, а он продал их историку гитары Матании Офи. Так что «Русская коллекция» в США, которую издал Матания Офи — это ноты из коллекции Яна Пухальского. Была у него прекрасная лютня теорба. Я просил Пухальского при его жизни продать мне её. Он мне отказал. Дальнейшая судьба её не известна.

Вернувшись к своему звукоизвлечению, я практиковался целый год, восстанавливая подвижность пальцев. Когда пришёл на выпускной экзамен, узнаю, что мой реферат подписан не всеми преподавателями. Пропущена подпись преподавателя дирижирования Прокопенко, и я не допускаюсь к экзамену. Пришлось разыскивать преподавателя. Нашёл его. Он подписал реферат, но я едва не опоздал на экзамен. После таких треволнений, не знаю, как я вновь не сорвался. Но отыграл программу и получил «хорошо» за игру. Правда, категорию «солист» мне не присвоили, а только «преподаватель» по классу «гитара». Это меня не очень огорчило — солистом я уже работал в филармонии и у меня была первая категория.

Со своей будущей женой я познакомился случайно. В консерваторию пришёл парень, выпускник театрального института и попросил меня помочь им музыкально оформить выпускной спектакль по пьесе Александра Николаевича Островского «Бесприданница». Главную роль играла Елена Радько, красивая, высокая блондинка с хорошо поставленным голосом. Я аккомпанировал ей, когда она пела романс «Ах, не любил он». Конечно, я сразу в неё влюбился и попытался назначить ей свидание, но безуспешно. Уехала она по распределению в харьковский драматический театр, но что-то там ей не понравилось, и она вернулась в Киев. Устроилась в методический кабинет Дома офицеров составлять методические пособия для воинской художественной самодеятельности. Встретились мы с нею вновь, когда я служил последний год в армейском ансамбле. На счастье, или на беду — меня захватила любовь. Да так сильно, что я решил жениться. Моя настойчивость на этот раз возымела успех. Мы поженились.

Жили в маленькой квартирке её отца. На работе у неё произошёл конфликт с директором Дома офицеров подполковником Гришко. Составляя методический сборник, она написала к нему эпиграф: «Хочешь жить при коммунизме — живи». Это было в стиле Козьмы Пруткова: «Хочешь быть счастливым, будь им». Когда Гришко это прочитал, начал на неё орать, крыть трёхэтажным матом и в довершение заявил: «Чтобы твоего духу здесь не было». Уволилась. Друзья мои нашли ей новую работу.

Жить на квартире у отца в маленькой квартире было очень тесно, особенно, когда родилась дочь Даша. Мой друг, студент пединститута, предложил мне поехать на два месяца со стройотрядом в Новый Надым Тюменской области работать плотником. Взял я гитару и отправился на заработки.

Прилетели к месту работы. Поселили нас в деревянных домиках по четыре человека. Удобств никаких. Туалет во дворе. Его посещение только с газетой. Пока она горит, нужно успеть сделать все дела. Иначе гнус и мошкара вопьются в тело и будет уже не до работы. Работал в плавках. Намазывался демитилфталатом и топором по шнуру обтёсывал брёвна. Я работал восемь часов в день, все остальные — по двенадцать. Перед обедом я и бригадир уходили на озеро стрелять уток. Их там были полчища. За полчаса мы отстреливали двадцать штук. Затем я общипывал их, разделывал и варил борщ. Вечером ужин —вермишелевый суп с утятиной.

После ужина отдых и песни под гитару. Моя игра нравилась ребятам и девушкам, а на следующий день всё повторялось. За два месяца работы каждый из нас получил по тысяче четыреста рублей. Вернулся домой и вступил в строительный кооператив. Денег хватило на первоначальный взнос. Через год я с семьёй вселился в двухкомнатную квартиру. Позже, когда евреям разрешили уезжать в Израиль, они оставляли шикарные государственные квартиры без всякой компенсации. Я воспользовался моментом и обменял свою выплаченную кооперативную квартиру на прекрасную, площадью около восьмидесяти метров, с высокими потолками и камином, квартиру в самом центре Киева, а хозяину, покидавшему страну, выплатил деньги от продажи своей кооперативной квартиры.

Но, как говорится, «как пришло, так и ушло». Я после развода оставил квартиру жене с двумя моими дочерями. Первая дочь у нас Еленой родилась в 1968 году. Вторая — в 1975. Разошлись, как расходятся многие. Говоря словами Владимира Маяковского: «Любовная лодка разбилась о быт…». Последней каплей был услышанный случайно разговор в гостиной жены со старшей дочерью.

— Мама, почему ты продолжаешь жить с папой-алкоголиком? — спрашивает дочь.

— Потерпи, доченька, скоро у нас будет новый папа…

Захожу в гостиную и говорю:

— Зачем долго ожидать? Завтра подаю на развод…

Мне стало понятно, что в этой семье я чужой. Всё так просто и банально. Я — артист. Человек богемный. Она — любящая мать своих дочек и сама актриса, но так и не поняла, что в этой сфере дела без бутылки не делаются. Надо пить с нужными людьми. Это мужчинам. А у женщин актрис есть на этот счёт даже поговорка: «Не побудешь на диване, не побудешь на экране». Жена за всю жизнь не выпила даже стопки вина, была помешана на религии. Подруги у неё какие-то старушки, они, как говорится, подливали масла в огонь. Когда мы жили вместе я старался не обострять с нею отношений, порой закрывал глаза на её нелицеприятные высказывания в мой адрес.

Разводиться я не думал. Более того, когда работал солистом в Доме органной и камерной музыки, устроил её работать там же ведущей концерты. Её обаяние и прекрасная дикция пришлись кстати, и она проработала там до самой пенсии. Она уже умерла. О мёртвых плохо не говорят.