Борис Пономарев - Плюсквамфутурум

Светлана плотно сжала губы, но ничего не сказала.

— Теперь ваша очередь, Екатерина… Кестутисовна… ну у вас и отчество… федеральный номер 39-19-265-410… Почему флюорография пройдена не по месту жительства? Это означает, что вы едете поездом дальнего следования с недействительной медкомиссией. Своей безответственностью вы подвергаете опасности здоровье остальных пассажиров. Штраф пять тысяч.

Губы Кати шевельнулись, словно желая навлечь на свою хозяйку наказание за тяжкое оскорбление должностного лица. Вагон безмолвствовал.

— Так, а твои документы? — спросил полицейский, поворачиваясь к соседу с рыжими усами. Тот, недовольно фыркнув, протянул бумаги, вложенные в бордовую книжечку паспорта. Я обратил внимание, что там, помимо государственного герба, располагается еще и изящный силуэт Петропавловского собора.

— Антон Георгиевич, номер 78-10-175-121… — равнодушно произнес полицейский, разглядывая паспорт.

— Я как раз выступал с полной поддержкой государственной политики в сфере образования! — торопливо заявил наш сосед.

— Слишком громко ты выступал, — строго возразил ему полицейский. — Плацкарт — не место для дискуссий. В правилах следования написано: пассажир не имеет права обсуждать вопросы политического характера, а тебя слышал весь вагон. Штраф двадцать тысяч за нарушение правил.

— Но ведь я же всецело поддерживал государственную политику! Я не из пятой колонны! Какой штраф? Какой пикет? Это невозможно! Я требую немедленно вызвать петербургского консула!

— Замолчи, — резко и негромко сказал он рыжеусому. — Иначе ты договоришься до того, что за тобой сейчас придут откуда надо, и упакуют лет на десять туда, куда не надо.

Рыжеусый дважды дернул усами, словно пытаясь чтото прожевать. Полицейский шагнул ко мне и пристально посмотрел мне в глаза.

— А ты что сидишь? Документы показывай.

Ситуация приблизилась к безвыходной. Классики были правы: коньяк и дамы доведут до цугундера. Не пойди я вчера, сорок лет назад, пить вместе с переводчицей, то сейчас отдыхал бы дома после пяти пар нагруженного учебного дня, а не ехал бы полузайцем в плацкарте будущего. Но сожалеть было поздно.

Вздохнув, я полез в сумку за загранпаспортом. Я уже доставал его, как вдруг в нашем плацкартном купе появился человек, одетый в синюю парадную форму железнодорожника. На его лице были напускная озабоченность и деловитость.

— Здравствуйте, — сказал он мне, вставая на место лейтенанта, который чуть отступил назад. — Я — Петр Константинович, начальник поезда. Вячеслав Павлович просил оказывать вам содействие. Я уже было приходил, но вы спали…

Мне показалось, что даже колёса стали стучать чуть тише. Всё купе сидело или, в случае полицейского, стояло с лицами чиновников из финальной сцены комедии «Ревизор». Глядя на лейтенанта, я подумал, что теперь наступила его очередь притворяться умывальником.

— К сожалению, — продолжил начальник поезда, — все купе в штабном вагоне уже заняты, и нет никакой возможности вас разместить там. Дело в том, что в Москву возвращается большая комиссия из управления по эксплуатации регионов. Нам пришлось даже освободить купе полиции: там едет зять мэра Калининграда с любовницей.

Похоже, гроза миновала.

— Ничего страшного, — ответил я. — Нет необходимости беспокоить эксплуататоров. Я прекрасно доеду здесь.

Хорошо. Как у вас, всё благополучно? Что-либо требуется?

— В принципе, всё нормально, — сказал я. — Только вот документы проверяют. Тут возникло недоразумение, будто мы политикой занимаемся. Это совершенно не так…

— Выборочная проверка безопасности, — сказал начальник поезда, решительно рубанув воздух ладонью. — Я думаю, что здесь всё в полном порядке, не так ли, лейтенант? Сейчас очень сложное и ответственное время, когда все мы должны быть бдительными. В поезде могут быть агенты зарубежного влияния, поэтому для обеспечения должной безопасности движения нам приходится принимать все возможные меры. Если вам что-то потребуется, то обращайтесь сразу ко мне. Лейтенант, пойдёмте.

Люди в форме удалились, оставив весь плацкартный вагон в гробовом молчании. Раздался гудок тепловоза и поезд начал сбавлять ход. Мы прибыли на станцию Гудогай, оставив Литву позади.

Октябрьские сумерки готовились уступить место ноябрьской ночи. Все облака остались позади, над Калининградом. Абсолютно безоблачное небо превратилось в один большой цветной переход от персиковых красок западной зари до насыщенно-синего востока, где уже светились звёзды. По небу, жалобно крича, пролетела незнакомая мне птица.

Я спустился вслед за Катериной на перрон, вымощенный декоративными плитками, и огляделся. Вслед за мной вышла Светлана. На улице уже было весьма прохладно.

— Я не знаю, кто ты, — сказала Катя, глядя прямо на меня, — но большое тебе спасибо.

— Не за что, — сказал я. — Если честно, я сам не знаю, кто я, но давайте пойдём куда-нибудь подальше отсюда.

— Хорошая мысль, — мрачно сказала Светлана.

Мы пошли по перрону. Фонари горели пронзительным мандариновым светом. На здании станции размещался большой, шесть на три метра, плакат с бело-зелёно-красным флагом. Зелёный цвет был приятного тёплого оттенка ростков молодого бамбука. Надпись золотого цвета гласила:

«ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В МИНСКУЮ ГОСУДАРСТВЕННУЮ

РЕСПУБЛИКУ!»

Сбоку от станции был разбит небольшой декоративный сквер с елями. Перед круглой клумбой стоял гранитный валун с прикрепленной табличкой. За ним возвышались два флагштока. От растений, что цвели на клумбе летом, остались только пожухлые печальные ростки, торчащие из земли, словно проволока из полуразбитой гипсовой скульптуры. Мы остановились под двумя повисшими в безветрии флагами. Один из них был отечественным триколором, второй — бело-зелено-красным. При свете фонаря стала видна надпись на табличке:

Здесь, в районе Островца и Гудогая,

18 апреля 2031 года

Были соединены 1й и 2й Минские участки

Великой пограничной защитной линии «Засека»

— Флюорография им пройдена не по месту жительства. Заразы, — внезапно сказала Катя, протягивая букву «з». — Я три раза моталась в Калининград ради этой медкомиссии, потому что у нас в Черняховске уже лет пять как рентген не делают. Все нормально ездят с калининградской флюшкой, а тут взяли и докопались…

Мы замолчали. Я обернулся, чтобы посмотреть на состав. Отсюда он казался длинной трёхцветной лентой, уходящей в сторону заката. Шагнув в сторону от ёлки, я увидел вблизи тепловоз, на боку которого крупными буквами значилось «Калининградская дирекция тяги».