Алла Зубова - Под знаком Стрельца

Для Иребка Кантемирова конь — мерило прекрасного. Ум, стать, преданность. Столько в жизни джигита было случаев, когда конь спасал друга от верной смерти. Один особенно запомнился, правда, произошел не с Ирбеком, а с близким старшим товарищем, прекрасным опытным наездником. Шла Отечественная война. Во время сабельной атаки рядом со всадником разорвался снаряд. Конь шарахнулся, еле на ногах устоял, а боец вдруг почувствовал, что сапог наполняется горячей кровью, и стал настегивать коня, чтобы скорей успеть к своим. Быстрей, быстрей! Когда прискакал в медсанбат, там разрезали сапог, стали осматривать ногу — никакой раны нет. Боец вскочил и в одном сапоге бросился к коню. А он уже умирал, на шее зияла огромная дыра. Конь скакал со смертельной раной.

В доме Кантемировых — музей, посвященный коню. Портреты, скульптуры, фигурки. Отовсюду на человека смотрят умные глаза, чуткие уши словно прислушиваются к его словам. Со всего мира собрала семья уникальную коллекцию миниатюрных изображений лошади. Самый дорогой подарок для Ирбека — что-нибудь на эту тему, а уж если гость сподобится отыскать экземпляр, которого нет в коллекции, душа хозяина ликует. Ирбек разительно менялся в зависимости от обстановки, в которой находился. Официальная встреча, пресс-конференция, интервью — Ирбек сух, немногословен, зажат. В дружеском застолье, на природе у костра, в баньке — он чертовски остроумен, на каждый случай у него анекдот, смешная присказка, шутки из него сыпятся, как из рога изобилия. Но никогда не позволит себе перебить собеседника, сделать обидное замечание. Легкий, быстрый, искрометный, он украшал любую компанию. Пил и ел очень мало. На сетования хозяев неизменно отвечал: «Я сыт праздничным настроением».

Мне нередко случалось обращаться к нему за помощью. Очень нужно в новогоднюю программу пригласить Юрия Никулина или взять у него интервью-поздравление женщинам к 8 марта. Бегу к Ирбеку. Тот находит Никулина, сажает его на первый попавшийся стул, мне командует: «Включай микрофон! Я — на стреме!» И действительно, Юрия Владимировича никто не отваживается беспокоить, пока чистоту эфира охраняет Кантемиров. Так же было и с Игорем Кио, Юрием Куклачевым, Мстиславом и Вальтером Запашными.

Иное дело Валентин Дикуль. Тут нужна была помощь другого рода. Ирбек очень приветствовал появление в моей работе рубрики для инвалидов «Твоя победа». Но сколько на меня обрушилось просьб! Кому-то нужна консультация, кому-то хотелось устроиться на лечение, кому-то просто была необходима нравственная поддержка такого человека, как Валентин Дикуль. Руководитель созданного им медицинского центра порой был просто недоступен для журналистов. Но Ирбек меня всегда выручал, прекрасно зная, что оба мы хлопочем за людей, совсем нам не знакомых.

Шли годы. Ирбек уже не джигитировал на арене, хотя строго помнил наказ отца постоянно быть в форме, и держаться молодцевато. Друзья часто шутили, что, мол, примеру отца надо следовать во всем и, как Алибек Тузарович в 90 лет, выезжать на арену. Ирбек, смеясь, кивал на сына уже заменившего его в группе. У руководителя большого циркового коллектива особенно в последние годы забот хватало.

Приближался семидесятилетний юбилей Ирбека Кантемирова. Джигиты готовились достойно отметить его. Однако юбиляр не дожил до праздника. Его похоронили на родине по обычаю предков рядом с отцом. Недда совсем ненадолго разлучилась с мужем. После него срок ее жизни отмерялся днями. И она ушла вслед за своим джигитом.

Однажды я спросила Ирбека:

— Какой твой любимый цвет?

— Серый в яблоках, — ответил он.

— Что для тебя самое дорогое?

— Сын и конь.

— Какое для тебя самое прекрасное чувство?

— Чувство всадника, летящего на быстром коне.

Поезд из Болгарии приближался к нашей границе. Артисты Центрального театра Советской Армии после успешных зарубежных гастролей возвращались домой. На заработанные левы у них была возможность накупить подарков своим близким, обрадовать жен изящными кофточками, мужей — модными рубашками, детей — нарядными костюмчиками. Словом, всем тем заграничным ширпотребом, которого у нас на родине в конце 50-х годов днем с огнем не найдешь, а если и найдешь, то по баснословным ценам.

Казалось бы, ликовать должно сердце каждого от ожидания встречи с домом, однако, настроение у всех пассажиров было тревожное. Великое смятение внесла в их души проводница, которая, пройдясь по вверенной ей вагонной территории и осмотрев солидный багаж своих подопечных, с тяжелым вздохом изрекла: «Ну, родимые, кто слаб сердцем — готовьте валерьянку, у кого не в порядке нервы — сожмите крепче руки. Сейчас будет большой шмон». Все заволновались, зашумели. А проводница резонно внушала: «Ведь каждый пассажир знает, что через границу есть норма провоза товаров: рубашек — две, кофт — две, комплектов нижнего белья — один. Никого не колышет, что у вас семья большая». Пассажиры кинулись к ней с расспросами, как же им быть? Она развела руками и ответила:

«Молите Бога, чтоб досмотр не вела Анна Петровна. Свирепая таможенница. Жалости и понимания у нее ни к кому нет».

Поезд останавливается в Унгенах на дальних путях. Пограничники проверяют паспорта. Всё тихо, спокойно. И вдруг громовый женский голос: «Двери вагона закрыть! Двери купе открыть! Чемоданы, сумки приготовить! Всем оставаться на своих местах. Производится таможенный досмотр!»

Пассажиры замерли, побледнели. Высокая, мужеподобная Анна Петровна двинулась к первому купе. Ей навстречу вышла симпатичная женщина с ямочками на щеках, приветливо улыбнулась и сказала: «Здравствуйте. Проходите, пожалуйста». Но свирепая тетка не двинулась с места. Она застыла на пороге купе, пристально вглядываясь в лицо встретившей ее женщины. После продолжительной паузы таможенница громко воскликнула: «Постой, постой, так я ж тебя знаю! Ой, да ты же артистка! Ты товарищ Сазонова! — и, крепко стукнув пассажирку по плечу, ошеломленно подтвердила: — Ну, точно! Сама Нина Сазонова!»

Женщина, все так же приветливо улыбаясь, призналась:

«Да, я артистка Сазонова Нина Афанасьевна. Давайте знакомиться. Ну, что ж вы на пороге-то стоите, проходите, садитесь».

Грозная и грузная Анна Петровна, смущаясь, бочком вошла в купе, заставленное чемоданами, отодвинула их и присела напротив Нины Афанасьевны, не сводя с нее восторженных глаз. «Ну, кому сказать, что я живую Сазонову видела, мне никто не поверит». А Нина Афанасьевна уже блестяще играла роль солдата, своим маневром отвлекающего противника. За разговором с Анной Петровной она достала из сумочки буклетик с фотокадрами из кинофильмов, в которых снималась, сделала на нем теплую надпись и подарила его новой знакомой. Та была растрогана до слез. Кто-то с улицы окликнул таможенницу, напомнив о времени, она сердито отмахнулась, внимательно слушая любимую артистку. На прощанье они обнялись, Анна Петровна, грохоча по железным ступеням, сошла на перрон и долго смотрела вслед поезду, бережно прижимая буклетик к мощной груди. Нина Сазонова стояла рядом с проводницей и махала рукой, пока ее поклонница не скрылась из вида.