Анастасия Вечерина - Исповедь мотылька

— Да не так же! Совсем не так же у них! Я-то честно старалась влюбиться, пыталась построить какие-то отношения… А они только трахают и бросают! Они просто не способны любить! Если бы хоть одни из них влюбился по-настоящему, то он бы… он бы…

— Он бы — что, Насть? — голос Лёли был тихим и грустным. — Он бы бегал за тобой с влюбленными глазами, а ты бы им вертела, как хотела? А потом бы бросила сама, потому что он стал бы тебе неинтересным?

— Лёльк, что ты такое говоришь?? Если бы был хоть один по-настоящему влюбленный в меня парень… не какой-нибудь озабоченный урод, которому нужен только секс, как эти твои… и не глупенький маленький мальчик, и не самовлюбленный нарцисс, думающий только о себе… а по-настоящему интересный, необычный и влюбленный в меня…

— Но ведь он был, Насть…помнишь? — так же тихо произнесла Лёля, глядя мне прямо в глаза.

Я так и осталась с открытым ртом, замерев на полуслове. В комнате повисла напряженная тишина.

Нет, не верю, что Лёля тогда сказала это нарочно. Она, как и я, не любила упоминать о том мальчике-романтике, брошенном мной, зная, насколько болезненны для меня эти воспоминания. Но в тот момент…

— Прости, — Лёльке, казалось, самой было неловко за эту случайно вырвавшуюся фразу. А я, по-прежнему пребывая в некой прострации, так и не нашлась, что сказать.

Сейчас, вспоминая наш тогдашний разговор, я не могу не признать ее определенную правоту. Ведь не раз именно так и было, по крайней мере, у меня: пока существует некое противостояние с парнем — кто кого и все такое — это цепляет. Но как только человек влюбляется в тебя по уши, бегает за тобой, как хвостик, и готов исполнить любой твой каприз — тебе уже неинтересно.

И если бы тот, бросивший меня пикапер, тоже в конце концов сдался, то… Кто знает, что было бы тогда. Но вряд ли нас ждало бы долгое и счастливое совместное будущее. Вполне возможно, что я также записала бы его в «пройденный этап», как и всех остальных. И уж точно не стала бы мучиться и страдать по нему столько времени. Не в моих это правилах.

А вот поди ж ты…так зацепил… Пожалуй, правы те, кто говорят, что взаимная любовь может наскучить, любовь страстная — перейти в дружбу или ненависть, но неразделенная любовь никогда окончательно не покинет ваше сердце, просто потому, что ее прочно держит обида.

Но тогда что же получается? Если бы он не бросил меня, то я… Неужели Лёлька права? И все мои претензии к нему — не более чем обиженная гордость и уязвленное самолюбие? В конце концов, мы, девушки, любим во всем обвинять мужчин. Когда бросают нас, мы готовы наговорить много красивых и проникновенных слов. Но, бросая сами, мигом забываем об этом. Даже если и пожалеем немного своего бывшего любимого и всплакнем чуть-чуть для видимости.

Мало кому в таких случаях удается вести себя по-человечески. Одному мешает боль, второму — чувство вины. Хотя и от того, и от другого мало проку. Хорошо помню себя — мне действительно было больно бросать того мальчика-романтика, я понимала, что делаю ему больно, незаслуженно больно, но… что я могла поделать? Сожалеть об этом? Поплакать? Сходить в церковь — покаяться? Но что толку от моего сожаления, раскаяния и моих слез? Кому от всего этого станет легче? Мне самой? Богу? Брошенному мальчику-романтику? «Вряд ли» — ответ во всех трех случаях. И реальность лишь в том, что ПО-НАСТОЯЩЕМУ ты НИЧЕГО не можешь сделать! Как бы не старалась облегчить его боль. Воткнув нож в любящее тебя сердце, глупо думать об анестезии.

Вообще, от девушек очень часто можно услышать слова недовольства своим парнем — вот он такой-сякой, чего-то ей недодает, в чем-то не идеален и вообще… Короче, это он виноват, что я ему изменяю или бросаю его. Но слышали ли вы хоть раз, чтобы девушка грустила и страдала оттого, что ее любимый чего-то недополучает рядом с ней, что она сама ему чего-то недодает? Задумывались ли мы хоть раз — каково нашему избраннику рядом с нами, действительно ли ему так хорошо, как нам хотелось бы, и что мы сделали для того, чтобы он был счастлив? Или в любви не бывает не-эгоистов и каждый думает только о себе? И когда бросают нас — это горе, когда от нас ушел любимый — трагедия, а когда бросаем мы сами — ну, что ж поделать, такова жизнь, переживет?

Осознание всего этого с какой-то ужасающей ясностью вдруг снизошло ко мне, и мысли метались в голове, как потревоженная стайка птиц. Лёля, кажется, ещё что-то говорила, а я слушала и не слышала, с отрешенным видом глядя куда-то в окно. И лишь когда она замолчала, смысл сказанного ею стал потихоньку доходить до меня, складываясь в пугающую картину.

— Погоди…так ты хочешь поехать к нему? В Дзержинск?

— Да, — Лёлька сказала об этом так просто, как будто речь шла о будничном повседневном умывании. — Мы уже давно хотели встретиться, но я все как-то не решалась. А теперь… У него скоро день рождения. Он звал меня в гости. И обещал нарисовать мой портрет. С натуры.

— Догадываюсь, какой портрет он там будет с тебя рисовать! Случайно, не в обнаженном виде?

Лёля пожала плечами, пропустив мою колкость мимо ушей. Ей явно не хотелось ввязываться в спор.

— А твои родители тебя отпустили? В соседний город, к незнакомому парню в гости? — я судорожно искала хоть какую-то причину, за которую можно было бы зацепиться, хоть какой-то повод отговорить Лёлю…

— Я им сказала, что поеду к бабушке (она же как раз в Дзержинске живет), а там еще встречусь с подругами.

У Лёльки явно уже все было решено. И каким-то странным светом лучились её глаза… Хотя, чего я удивляюсь? Ожидание таит в себе больше надежд, чем любое другое чувство.

— Блин, ты, кажется, совсем разучилась думать головой…

— Если бы Бог хотел, чтобы человек всегда думал только головой — он бы создал колобка, — Лёлька скорчила умильную рожицу и показала мне язык. Я явно проигрывала в этом споре и от растерянности не знала, что сказать.

— Лёля, милая, но неужели ты не понимаешь, что он…

— Знаешь, давай поговорим об этом в пятницу, когда я вернусь.

Меня охватило липкое чувство беспомощности. Я вдруг поняла, что не смогу переубедить подругу. На её лице была написана решимость, которую я никогда не видела у нее раньше. Да, она уже не та маленькая наивная крошка, к которой я привыкла. Девочка явно взрослеет. И все, сказанное мной сейчас, вряд ли способно поколебать её уверенность идти до конца.

— На-а-асть…да не волнуйся ты так! — вдруг улыбнулась она своей прежней мягкой улыбкой. — А то на тебя прямо смотреть больно. Ничего страшного не случится, я ведь все-таки не в первый раз встречаюсь с пикаперами и голову терять не намерена.

— Хорошо бы, но…

— В конце концов, не обязательно ведь все должно быть именно так, как было у тебя с тем самым коварным соблазнителем. Художник — он ведь…