Лана Барсукова - Сочини мою жизнь [litres]

Но даже эта техническая сложность не омрачила настроения Тани. Она получила согласие на встречу в домашней обстановке, и это была безусловная удача. Ведь если и выдавливать яд до дна в соответствии с указаниями заказчика, то лучше это делать дома. В кафе полно зрителей, поэтому там каждый становится немного актером. А в собственной квартире можно расслабиться, даже всплакнуть не возбраняется. Нет, дома определенно лучше! И понять человека проще по домашней обстановке. Скажем, бигуди из-под косынки или хрустальные рюмочки в серванте говорят о человеке больше, чем характеристика из профкома. Таня умела подмечать детали и делать из них далекоидущие выводы.

По голосу она не смогла составить портрет первой жены. Торопыга, безусловно. Но какая-то интеллигентная торопыга. Сама перезвонила, да и строение фраз, подбор слов выдавали в собеседнице представителя интеллигенции. А это означало, что нытья за жизнь и проклятий в сторону «бывшего» Таня, скорее всего, не услышит. Интеллигенция плохо консервирует яд, он у нее какой-то скоропортящийся.

Таня знала этот типаж по родителям, которые были примерно того же возраста, что и «старшая жена», то есть им было в районе пятидесяти. Насколько Таня успела узнать своих родителей и их окружение, они не говорили о людях плохо не потому, что не доверяли собеседнику, а потому что стеснялись исключительно самих себя. Им было неловко перед собой говорить о ком-то плохо. Таня так и не поняла до конца природу этого явления. Была ли такая беззубая интеллигентность характеристикой поколения? Или все-таки это величина постоянная, присущая интеллигентам всех времен и народов? Она много думала на эту тему, многократно задавая себе вопрос: чем все закончится? Уйдет это поколение и наступит эра хама? Или такие люди будут возникать всегда, как вероятностная социальная мутация? Тут даже наследственность роли не играет. Ведь вышел же из ремесленного училища артист Тихонов, из «ремеслухи» в Штирлицы – это покруче будет, чем из грязи в князи. Кстати, князя Болконского он тоже сыграл. И за всю жизнь ни в одном интервью ни с кем не посчитался, счеты не свел. Таня бы так не смогла.

Значит, интеллигентная женщина постбальзаковского возраста ждет ее. Нехорошо заставлять даму ждать. А пока есть время, надо подготовиться к встрече, набросать примерный план беседы и обдумать возможные варианты того, во что может вылиться исповедь «старшей жены».

Таня скептически относилась к коллегам, которые выходили «на натуру» как чистый лист бумаги. Нужно иметь в голове набросок, эскиз будущего текста, своего рода схему, заполняемую по ходу дела увиденным и услышанным. Когда-то одна мудрая наставница, которая дала ей больше, чем весь журналистский факультет, учила: «Схема может оказаться неверной, она может скукожиться перед тем, что ты увидишь. Рассыпаться и разбиться вдребезги. Но она должна быть. Разбираясь с тем, почему треснула прежняя схема, ты сможешь построить новую. А идти в поле с пустой головой – это непрофессионально. Так делают не журналисты, а пионеры в коротких штанишках».

И Таня, считая себя профессионалом, приготовилась к встрече. Итак, что мы имеем? Старую как мир историю про то, что «любил, а потом разлюбил». Значит, возможный ход беседы в общих чертах понятен. Сначала ей будут долго рассказывать про то, как юные Игорь и Варвара были молоды и счастливы, как наскребали денег на один пломбир и радостно лизали его по очереди с перерывами на поцелуи, а потом вдруг чувство остыло, пломбир растаял, и он ушел к другой, которая вытерла его перемазанные мороженым губы новыми поцелуями. Все настолько избито, что даже неинтересно. Дальше в зависимости от воспитания выносится вердикт: виновен или невиновен. Совсем как суд присяжных. Либо «он не виноват, что разлюбил меня», либо «вот козел, на свеженькое потянуло, виноват, однозначно». Здесь ее ждет, очевидно, первый вариант. Все-таки женщина явно интеллигентная. Что ж, вперед, это ее работа.

Дверь открыла женщина той особой внешности, о которой говорят «не красавица, но что-то в ней есть». Точнее сказать, она распахнула дверь. Ее движения были какие-то очень амплитудные, широкие, колоритные. И улыбка у нее была им под стать, как будто она распахивала объятия, она улыбалась всем лицом. Варвара располагала к себе сразу и бесповоротно. В ней была та разновидность интеллигентности, которую Таня определяла для себя как «интеллигентность демократическая» или «разночинная интеллигентность». На интеллигентность аристократическую Варвара не тянула и, очевидно, не тяготилась этим. Это сквозило во всем: в небрежно забранных вверх волосах, в ладно сидящих джинсах и закатанной по локти клетчатой рубашке, в однотонных тапочках и отсутствии макияжа. Все было очень просто, но мило и стильно. И очень ей шло. Одежда сливалась с ней в один образ, который можно было бы назвать «стремительная женщина».

У таких женщин всегда прекрасные фигуры при полном игнорировании фитнеса. Они сжигают калории быстрой походкой, обгоняя трамваи, которые у них не едут, а непременно «ползут». Такие женщины могут забыть пообедать, потому что заболтались, забегались, закрутились. У них много друзей, потому что все хотят зарядиться их энергией, заразиться их настроением. Таня знала этот типаж и симпатизировала ему. Она сама хотела бы быть такой в свои пятьдесят лет. «Как он мог от такой уйти?» – по Таниной схеме пробежала первая трещинка.

Они прошли на маленькую кухню. Все знакомо: холодильник в углу, на нем магнитики, сидя на табуретке, можно дотянуться до плиты, фиалки на окне. Стандарт нижнего слоя среднего класса. Богатство тут не ночевало, но достаток был. Похоже на кухню в доме Таниных родителей. Этот дизайн кухни восходил к лозунгу «не в деньгах счастье», а может, оправдывался им.

В первую же минуту Варвара предложила чай и решительно отказалась от отчества. Как и ожидалось, чай она не наливала, а плескала в чашку. Медленно бегущая струйка ее раздражала. Таня поняла, что у нее немного времени. То, что Варвара называла долгим разговором, могло занимать от силы полчаса. Наблюдая за подобными женщинами, Эйнштейн мог бы открыть свою теорию относительности и без математических наворотов. Время демонстрировало свою относительность наглядно и доходчиво: жизнь ускорялась в жилах Варвары, которая была вся стремительность и порыв.

По дому были разбросаны игрушки; стояли, раскрыв рты, разномастные ноутбуки; в коридоре веером топорщились лыжные палки разных ростовок. Вопрос о повторном замужестве был снят, такие женщины не остаются одни. На их энергию мужчины слетаются, как мотыльки на огонь. «Да они похожи с Лукичом! Будто по одним лекалам выкроены. Как же так? Как он мог ее бросить?» – подумала Таня.