Рэй Брэдбери - Маски

Хозяйка, казалось, ничего даже не заметила, а если и заметила, то было так привычно видеть подобное пылающее злобой лицо, что она поделилась с ним своей ужасной тайной. Она предостерегла мистера Латтинга цыплячьими пальчиками:

— Ужасный шум. Нашим постояльцам приходится вставать в пять утра, рыть канавы, заливать цемент. У вас тут очень шумно!

— Шумно, это точ-чно! — прошипел мистер Латтинг из-под кляузной маски. — Что за бесцеремонные люди!

— Вот и я про то же! — воскликнула хозяйка, доверительно кивая.

— Ужасно бесцеремонные! Никогда не подумают о нас, обездоленных! — вскричал мистер Латтинг вполголоса, ломаясь, из-под заостренной куриной женской маски. — Никогда! Эти никогда не подумают! Чтоб они сгинули со своими брильянтами, шикарными машинами и…

— И шампанским! — вскричала хозяйка.

— И своим чертовым шампанским, благодарю, — прошептал мистер Латтинг, всплеснув руками.

Он уставился на потолок, словно вечеринка бушевала на крыше.

— Чтоб им пусто было с их пьянками-гулянками! А нам с вами куда деваться? Я вас спрашиваю? А? — Он моргнул с отсутствующим взглядом. — Некуда! Они еще, чего доброго, до трех-четырех утра будут топтаться, хамло неотесанное!

— У-у, хамло! — хозяйка уставилась в потолок.

Вечеринка притихла. Бокалы зависли в воздухе. Сцена прямо-таки потрясла гостей до глубины души.

— А теперь послушайте меня, моя дорогая, — очень доверительно прошипел мистер Латтинг, прижав палец к орлиному носу. — Вам следует спуститься к себе и забраться в постель. А я замолвлю пару-тройку словечек этим скользким богатеям. Вы позволите мне позаботиться об этом? А?

— А вы справитесь? — изумилась хозяйка.

— Не извольте беспокоиться, милейшая! Еще как справлюсь! Вы только топайте к себе! А я их зонтиком по макушкам, зонтичком!

Хозяйка потянулась, чтобы взять своего благодетеля за руку.

— Спасибо вам. Мы все так устали. Я так устала. Спасибо!

Она обернулась и обнаружила себя в окружении гуляк.

— Что такое! — завизжала она.

В отчаянии она смерила их с головы до пят, узрела бокалы в руках. И заморгала в недоумении, не понимая, что происходит. Она глянула на мистера Латтинга на его стуле, сгорбленного, с трясущимися заскорузлыми руками в женской маске, и с воплем пулей вылетела за порог, грохнув дверью.

Взрыв хохота. Все разинули рты и загоготали. Принялись пить. Комната задребезжала.

— Прекратить! — приказал Уильям Латтинг.

Все прекратилось так же внезапно, как началось.

Латтинг вскочил, гневно потрясая зонтом и тыча им в гостей.

— Вы слышали, что она сказала! — заверещал он надтреснутым голосом. Старушечья маска осыпала их всех обвинениями:

— Угомонитесь! Прочь! Вон!

Он показал на дверь.

— Поздно. Порядочным людям давно пора в постель. Мне утром вставать, стирку делать, за детьми присматривать, мужа на работу провожать!

В голосе сквозило безудержное негодование и раздражение. Он стукнул зонтом по столу, сметая с него бокалы, заковыляв старушечьей походкой.

Гости так и застыли в изумлении.

— Браво! — сказал кто-то, поднимая бокал за Латтинга.

— Убирайтесь! — взвизгнул Латтинг.

— Послушайте, мы и часу тут не пробыли! — пожаловался кто-то из угла.

— С глаз долой!

Он распахнул дверь и встал, раскачиваясь из стороны в сторону, в проеме:

— Порядочные люди, порядочные женщины вроде меня, у которых годами не бывало мужчины, не могут уснуть! А мы вспоминаем все вечеринки нашей юности, когда мы были пышными да сочными — и прямо плакать хочется!

Из его глаз брызнули слезы.

— А теперь проваливайте!

Гости слушали и верили. Вот что невероятно — они поверили! Кем бы он ни был, ему до́лжно было верить безоговорочно, без сомнений и споров.

— Это моя квартира, и меня содержит Управление общественных работ, — голосил Латтинг старушечьим голосом. — У меня никого нет, муж пьет, не просыхая, дети бросили школу, а мой удел — холодная постель. Так что катитесь отсюда к чертям собачьим и дайте мне поспать!

Гости оставили свои бокалы и взяли свои меха.

— Изысканное гостеприимство.

— Спокойной ночи, Латтинг.

Они выходили по-одному — волна духов за волной никотина, а за ними — волны белых шарфов и норковых шубок.

— Убирайтесь! — верещал мистер Латтинг. — Скатертью дорога!

И грохнул дверью.

Десяток мужчин и десяток женщин на ощупь пробирались в темноте по нескончаемым ступенькам, читая сдавленным шепотком имена обитателей крошечных комнатушек-гробиков:

— Гачичелли. Моран. Смит. Бледсо. Келли. Лопес. O’Тул. Аракелян.

За какой-то дверью стрекотала пишущая машинка.

— Держу пари, это Сароян! — воскликнул один мужчина.

— Что за Сароян? — не поняла какая-то женщина.

— Замнем для ясности, — поморщился мужчина. — Ну и вечеринка! Так это и есть великий Латтинг? Он каждый раз так выпроваживает гостей?

— Да.

— И друзья спускают ему это с рук?

— Да.

Он раскурил сигару, не сводя с нее глаз.

— Гм. Да. Черт возьми!

Уильям Латтинг затворил дверь и обернулся, не оглядываясь по сторонам. Он приблизился к стулу и плюхнулся на него, не меняя обличья. Минут через пять после того, как он отдышался в тишине, сквозь глазные прорези маски Латтинг заприметил молодого человека в кресле в дальнем углу.

— Кто вы?! — потребовал он ответа, холодея.

Молодой человек не шелохнулся. Казалось, он не знал, как пошевелить руками, ногами или губами. Наконец он перестал пялиться, хлопнул себя по коленям и выпалил:

— Невероятно! Потрясающе! Глэдис говорила мне, что вы неподражаемы, я сказал ей, быть такого не может, он просто невменяем, дурачится со своими игрушками. Вот что я сказал Глэдис, а она посмотрела на меня как на дитя малое и говорит, ты просто не знаешь Уильяма Латтинга. Но теперь-то я знаю!

Казалось, он пытается дотянуться до Латтинга с большого расстояния.

— Вы — актер!

Это определение его не удовлетворило.

— Нет, вы — нечто гораздо большее. Большинство актеров недоумки. Им бы только подражать да руками размахивать. Мало кто из них обременен интеллектом. Вы же заставили меня поверить. Я даже не испытываю чувства неловкости. Я думал, все будет непристойно, и меня стошнит при виде кого-то, кто занимается дуракавалянием.

— Прекратите, — велел Латтинг. — А то сейчас стошнит меня.

— Шутки в сторону. Я вполне серьезно.

Смит был на грани срыва, потому что не мог выразить словами свои чувства.

— Вы великолепны, неотразимы. Я счастлив, что пришел!

— Я же велел всем уйти, — сказал Латтинг, помолчав.

— Я был не в силах уйти. И пока не собираюсь.

— Я мог бы заставить вас уйти, — холодно процедил Латтинг.

В его словах сквозило нечто вполне конкретное. Достаточно ему надеть определенную маску, промолвить определенное слово — и этот юноша вскочит как ошпаренный и без оглядки исчезнет в темных недрах дома.