Владимир Логинов - Ад криминала: Рассказы и очерки

Родная мать у меня на Дону. А эта, что шила мне жилетку для рожков и лимонок, — в Дубоссарах, как бы усыновила меня. Одна она живет, ноги у нее больные. Старушка уже. Всю ее родню в войну румыны убили. Она на меня свой дом переписала и сыном называет. Будете в Дубоссарах, зайдите к. бабке Клаве, там вам скажут, где она живет. Поклонитесь от меня, скажите, что живой ее сынок Саша и вернется с победой и славой. А если погибну — еще больше славы, потому что за русский народ и русскую землю…

— А румыны из-за Прута вам попадались?

Второй казак. "Как распознаешь по мертвому — кишиневский он или бухарестский? Нашли у одного старшего лейтенанта документы на румынском, а Кишинев. говорит, что это новые документы Великой Румынии. О своих потерях они официально процентов на двадцать сообщают. В недавних боях у них около тридцати убитых было, а похоронено пятеро. Значит, остальных увезли в Румынию. У нас есть документальные свидетельства, что туда отправляют гробы.”

Попрощавшись с казаками, мы поехали дальше. Наш водитель рассказывал по дороге:

— Когда опоновцы атаковали полк гражданской обороны 14-й армии, наши “доблестные” военнослужащие и пальцем не пошевелили, хотя кроме нескольких сотен автоматов, румыны захватили в заложники жен и детей офицеров. Что же это за армия, которая ждет приказа: можно ей освободить свои семьи?! У Белого Дома приказа Язова не ждали, хотя там был только вопрос власти. А здесь — жизнь своих детей. Дерьмо, а не люди. Ходят по магазинам в форме, руки в карманах. Я еще удивляюсь, как им люди в морды не плюют…

— Так кто семьи-то отбил?

— Казаки. Несколько человек погибли…

У села Кошница, не доезжая Григориополя, — самый опасный участок. От Днестра до шоссе — километра полтора фруктовый сад. Румыны переправили на левый берег большие силы и окопались в саду, держа под огнем трассу. Они рассчитывают прорвать здесь оборону, чтобы отрезать Дубоссары с Григориополем от Тирасполя. Вдоль дороги, обрамляющей сад, окопы с нашими гвардейцами. Мы попали в пересмену, когда меняли подразделение, отстреливающееся всю ночь по колено в воде. Мужики хмурые, неразговорчивые. От объективов отворачиваются. Но благо, на казачьих позициях к нам присоединился тираспольский фотокор Валерий Кругликов. Он для нас — лучше “Охранной грамоты” ПМР.

— Как ночь? — спрашиваем.

— Более-менее спокойно, — отвечает один из них. — Только снайперы, гады, глаз сомкнуть не давали — наступающих прикрывали. Вон, видишь, напротив меня уже посереди сада окопчик себе отрыл. Всю ночь ковырял. А теперь пристроился. Часа через два поливать начнет. Но я ему, суке, дам.

— Значит, они потихоньку сюда лезут?

— Не видишь, что ли?..

У бетонной опоры ежится радист лет за шестьдесят. На его телогрейке — рация. Называть себя не хочет.

— Почему не оденетесь?

— Рацию жалко, чтоб батареи не отсырели. Связь на войне — цена жизней.

— Вообще, дела-то как?

— Что — дела… Уже две недели не могу за пенсией съездить. Некогда, понимаешь. Как тут без меня…

С правой стороны шоссе — несколько КамАЗов. На их кузовах установки “Град” и “Алазань”. Подходим к одному экипажу. Водитель татарин, операторы — молдаванин и украинец.

— Как дела, ребята?

— Вон у него сегодня сын родился, — показывают на молдаванина с автоматом, — а он здесь.

— Ну, а воюется-то как?

— Наша установка — это просто большой пугач. Много грохоту, и только. А пока ракета до цели долетит — вся в воздухе сгорает. Ну разве что подпалит чего. А румыны по нам “шилкой” садят. КамАЗ насквозь. Вон, поглядите. Так прошил, что даже трубки гидравлические под сиденьем перебил… И еще пулями со смещенным центром тяжести поливают. Это же пули, запрещенные международной конвенцией. Она, если в руку попадает, меняет направление и проходит через все тело…

При въезде в Григориополь — известный пост ГАИ, разрушенный минометным огнем. Второй этаж здания подпирают только что возведенные из блоков стены. Окна уже вставлены. На “кругу” — напротив моста — сваренный из стали бункер, у него — несколько бойцов с автоматами. Поднимаемся на второй этаж поста ГАИ к начальнику подразделения. Он выделяет автоматчиков для прикрытия, чтобы мы смогли пробраться к взорванному мосту. Продвигаемся вразбивку друг за другом. Место открытое — в любую минуту готовы кубарем скатиться в канаву на обочине. Под ногами хруст гильз; зловещая тишина. Добрались. Перед амбразурой разбросаны мины, гильзы сигнальных ракет, автоматные гильзы — словно семечки под ногами.

— Кто взорвал мост?

— Да мы со своей стороны край подорвали, чтоб они на бронетехнике не прорвались. У нас же одни “акаэ-мы”.

— А мины?

— Мины учебные. Но им через бинокли не разглядеть. А потом на них нужна нагрузка не менее 90 килограммов, чтобы она рванула. Это против БТРов и танков.

Прямо перед мостом поперек дороги стоит густо прошитый пулями БТР с надписью на борту “ЗА РОДИНУ! ПМР!”. С той стороны моста видны такие же бронетранспортеры. На них надписи безобразно размашистые и злые: "СМЕРТЬ КАЗАКАМ!”

Снова перебежками возвращаемся на “круг”. Впереди Дубоссары. На площади перед горсоветом — женщины. Здесь же “Сбор денег в помощь семьям погибших и раненых”. Узнав, что мы из Москвы, женщины обступили нас.

— Шо ж, Снегур, не придэ до нас и не спросыть: хотим жить у Римынии чи ни?! — стала нам рассказывать одна из них. — Сюды вин ни идэ, а собрав три чоловика и постановыв защищать єдину Молдову. И крычить на усю Европу, шо на Кишинев идут комму-няры с красным флагом и их надо убывать. Найшлы якого-то дебильного с дурдому и показывать його по молдавскому телевидению. А вин говорить: “Я з России, я прийихав за красный флаг воевать”. Та дэ ж воны його найшлы? Невжели у вас у Москви таких богато? Нам таки помощники не нужны, Козаков бы ще. А увись народ за Смирнова. На смерть стоять будемо! Як же воны над ным издевались! А мы у сентябре на рельсах сидели, його отбивылы. И отбили! А нас пять тысяч опоновцев атаковали, разгоняли. Колы мини дубинков по голови саданулы, я очухалась, пишла до дому, узяла сапу, прийшла сюда на площадь и села. Як воны дубинкой замахнуться — я сапой! Собакамы нас травили, женщинам наручники надевали, давали маленький винек и заставляли заметать туточки та перед полицией. Мини семьдесят лет, я дви ночи подряд на ногах стояла и ще буду стоять. Це наша земля и николы вона румынской ни була. Це Сталин нас до Молдавии пристегнул. Так спасибо казакам, шо на помощь прийшлы…

— Пущай воны у нас остаюця! — заговорила другая старушка. — Мини тоже семьдесят. — Землю им дадим, та я сама из своей хаты уйду, нехай у ней казаки живуть!

Здесь же, на площади, к нам подвели седого мужчину с красными от слез глазами. “Вы вот його послухайте!”