Владимир Логинов - Ад криминала: Рассказы и очерки

Ходила Марина в прозрачном летнем платье с большим вырезом на груди, и все кавказские люди провожали ее взглядом. Ловеласы со стажем застывали перед ней в нерешительности, боясь своих слов, дабы, не дай бог, не сморозить плоскую чушь и не оказаться в дурацком положении. Такие великорусские красавицы не раз прокатывали местных почитателей Эрота "колбаской по Малой Спасской…".

Однако Шитиков, казалось, снова вытащил счастливый лотерейный билет. После заезда новой группы отдыхающих места в столовой перераспределили так, что Марина и Леонид Петрович оказались за одним столом. Теперь они трижды в день встречались за трапезой и обменивались легкими шутками. Шитиков держался интеллигентно и в высшей степени благородно, можно сказать, с достоинством и той допустимой мерой шалости, чем всегда привлекал к себе внимание женщин во все времена симпатичный русский дворянин.

Вечерами, когда Марина не читала Сименона или Агату Кристи, которых очень любила, они вместе гуляли. Совсем недавно она закончила юридический факультет университета и намеревалась посвятить себя служению благородной богине Фемиде. Шитиков был в восторге от ее знаний и начитанности. Марина страстно любила литературу и искусство, да и отец ее был известным театральным критиком. Необычное самообразование Леонида Петровича и его оригинальное мышление покорили ленинградку. И в день ее отъезда они просидели в ресторане до его закрытия. В тот же вечер Шитиков впервые поцеловал свою возлюбленную, которая согласилась стать его невестой и пригласила к себе домой. Радости Леонида Петровича не было предела.

Прямо из Осетии он вылетел в Одессу — повидаться с Орловым, а через несколько дней уже был в Ленинграде. До позднего вечера они с Мариной бродили по Васильевскому острову, читали стихи Мандельштама, Пастернака, Цветаевой, а потом она привела его к себе домой.

— Родители на даче, — предупредила она, открывая входную дверь. — Ты можешь переночевать в моей комнате, а я у них в спальне.

— Может, я пойду в гостиницу? — смутился Леонид Петрович, чувствуя, как у него задрожали коленки.

— Ну что ты! — рассмеялась она и затащила его в прихожую.

…Они целовались до глубокой ночи, потом он проводил ее в спальню родителей.

— Мне завтра на работу! — погрозила пальцем Марина. — А ты можешь спать хоть до вечера!

— Я все понял, — приложил руку к груди Шитиков и еще раз обнял перед сном вымечтанную невесту. Потом он закрыл за собой дверь, взял чемоданчик.

Здесь он достал бриллиантовый гарнитур, даренный им когда-то Анюте, и решил не медля преподнести его невесте. Но в последний момент передумал. Лучше будет, если он положит его на тумбочку перед ее изголовьем, и пусть она, проснувшись, порадуется. Может, и придет к нему в постель…

Так он и сделал. Перед рассветом на цыпочках вошел к спящей Марине и положил на ее ночной столик раскрытый футляр с гарнитуром, потом тихонько вернулся на свое место и блаженно закрыл глаза. Наконец трехступенчатая мечта его жизни сбылась! Душа его погрузилась в заоблачный сон.

Они путешествовали по Швейцарии, потом отдыхали в Италии — целый медовый месяц! Марина одевалась изящно и просто. Ей шло абсолютно все — любая "тряпка", самые дешевые безделушки и украшения. Она в совершенстве владела искусством одеваться и великолепно выглядеть. Кроме всего этого, она обладала удивительно практическим умом и талантом прирожденной хозяйки. Как-то на одной из вилл, неподалеку от Капри, она принесла ему на ужин горящие сосиски. Причем, секрет приготовления этого блюда никто из любопытных итальянцев так и не узнал. Одно только сказала смеющаяся Марина: сосиски надо периодически смачивать в смирновской водке. А потом они плыли на яхте — и вдруг…

Когда он испуганно открыл глаза, никак не желая расставаться с райским сном, в дверях стояла хозяйка комнаты в… форме лейтенанта милиции. Поначалу Шитиков решил, что галлюцинирует. Но, увы!

Лейтенант Марина подошла к его постели с раскрытым футляром бриллиантового гарнитура. Лицо ее было сурово и холодно.

— Ты все испортил, Леонид, — сухо проговорила она. — Такого мне не надо! И вообще, после этого нам с тобой говорить не о чем. Я не покупаюсь и не продаюсь!.. — Она слегка побледнела, но быстро взяла себя в руки. — Я неожиданно для себя сразу разглядела тебя! Все твои знания и весь твой ум направлены не к людям, а исключительно к собственной персоне. Ты — потребитель… делец, авантюрист… Ты — жуткий человек! Но одного не могу понять, как ты, прекрасно понимая искусство, такой начитанный и образованный, можешь сочетать в себе вот это?! — Она бросила ему на постель футляр с гарнитуром. — Возьми обратно. Господи, но не укладывается в моей голове… И прошу тебя, сейчас же соберись побыстрее. Я опаздываю на работу.

Ошалелый Шитиков глядел то на нее, то на гарнитур. "Неужели есть Бог? — шевельнулась страшная мысль в его идеально атеистических мозгах. — Что с ней произошло? Словно сама Анюта явилась ей с того света и разоблачила его! Но нет, даже она не знала. И наверняка в той загробной жизни считает, что произошел несчастный случай, и не более того. А если она там прочла его мысли и предупредила эту зеленую гетеру?.." Шитиков уперся в лейтенантские звездочки на погонах Марины и, ничего не соображая, молчал. Он был так потрясен случившимся, что не нашел ничего другого, как тихим, спотыкающимся голосом спросить свою невесту:

— От…ткуда эта милицейская форма?..

— Я работаю в следственном отделе, — быстро ответила Марина. — Просто не хотела тебе говорить. Все-таки женщина и милиционер — это не совсем привычно.

…Шитиков не помнил, как оказался на улице. Лишь только когда лимонного цвета "Волга" с гербом умчала Марину за угол, он немного пришел в себя и двинулся, не глядя по сторонам, вдоль трамвайных путей. На перекрестке у него закружилась голова, но в это время зажегся зеленый свет, и надо было успеть перейти рельсы. Падая, он слышал скрежет тормозов разогнавшегося трамвая, потом хруст костей, а потом… плывущий над городом колокольный звон, от которого, казалось, лопнут ушные перепонки. Потом было состояние, близкое к невесомости, — он плавал в мягкой мякине вниз головой. Он слышал и чувствовал все, кроме боли, и еще не знал, что ему отрезало правую ногу.

Через несколько минут машина "скорой помощи" с включенной сиреной и вращающейся мигалкой с потусторонним фиолетовым светом уже мчалась по Васильевскому острову, торопясь доставить на операционный стол окровавленного Леонида Петровича, который в беспамятстве судорожно прижимал к груди свой маленький, заляпанный кровью чемоданчик с гарнитуром, опарышем и всеми своими сбережениями…