Фредрик Бакман - Мы против вас [litres]

После школы Ана и Мая расстались. Ана соврала, что ей надо присмотреть за собаками, хотя за собаками всегда присматривал отец. Ей было стыдно. Мая соврала, что пойдет на пробежку, хотя собиралась отправиться домой и свернуться под одеялом. Ей было стыдно по другому поводу. Девочки были как сестры и никогда не имели тайн друг от друга. Но Кевин что-то сломал и тут.

Уже перед закрытием толпа в одном конце барной стойки слегка расступилась. Стало чуть тише – не настолько, чтобы это заметил чужак, но Беньи заметил.

– Два пива, – сказал Теему, пристально глядя Беньи в глаза.

Биньи кивнул и налил. Теему наблюдал за его руками – они не дрожали. Беньи понимал ситуацию, в которой оказался, но страха в нем не было. Теему принял одну кружку, вторую оставил стоять на стойке. Беньи не сразу понял, что это значит. Потом осторожно взял кружку; Теему перегнулся через стойку и чокнулся с ним. Так, чтобы все видели.

– Ты один из нас, Ович. Но мы больше не можем брать тебя с собой в лес. Вчера я ошибся. Тебя могли изувечить, а ты нужен нам на льду.

– Там в лесу оказался парнишка… Лео…

Теему ухмыльнулся:

– Мы знаем. Жесткий парень. Если бы ты не убежал с ним, он бы бился до смерти.

– Он же еще пацан, – сказал Беньи.

Теему нагнул шею, в ней что-то хрустнуло.

– Пацаны вырастают в мужчин. Если копы к нему пристанут с вопросами…

– …он ни черта не скажет! – пообещал Беньи.

– Мы рассчитываем на это.

Беньи видел злорадство Теему: сын спортивного директора мечтает носиться по лесу в черной куртке. Петер годами контролировал влияние Группировки на хоккейный клуб, но не смог оградить от этого влияния собственного ребенка. Теему нагнулся над стойкой и снова чокнулся с Беньи:

– Ты слышал? Мой младший возвращается домой. И ваш тренер разрешит ему играть! Ты – и мой младший брат. И еще этот Амат, который носится, как хорек, которому перцу под хвост насыпали. И Бубу-тормоз! Вы не как другие игроки, – эти жадные, мать их, наемники, большинство даже не хотят жить в Бьорнстаде! Только и мечтают уехать отсюда! Но вы – бьорнстадская команда бьорнстадских парней!

До конца вечера Паук, Плотник и еще с десяток черных курток тоже успели чокнуться с Беньи. Он теперь один из них. Можно было подумать, что теперь, когда его тайны раскрыты, все станет проще. Но вышло наоборот.

Ужас – это дьявольски странная штука.

Мая шла домой одна, железная снаружи, но внутри – словно карточный домик. Достаточно легкого ветерка. Сегодня в столовой была очередь. Толчея. Кто-то из парней нечаянно толкнул ее спиной, Мая не знала, как зовут этого мальчика, он ее даже не заметил. Они едва задели друг друга. Не по его вине. Но Мая за считаные мгновения снова провалилась в ад.

В детстве они с Аной любили летом считать бабочек. Сейчас Мая считала бабочек по-другому. Она знала: когда падают листья, бабочки умирают.

Ужас не опишешь словами. Почти все хоть раз, но испытывали его, однако объяснить это чувство невозможно. Глядя в зеркало, Мая спрашивала себя: почему в нем не видно страха? Даже на рентгеновских снимках не видно. Как же так? Что-то так жестко колотится внутри ее – почему оно не проявляется на фотографиях в виде черного шрама, выжженного на скелете? Почему в зеркале не видно, как ей больно? Мая научилась притворяться. Она ходила в школу, сидела в классе, делала уроки. Играла на гитаре – это даже помогало, или Мае казалось, что помогает. Может, надо было просто чем-то занять пальцы. В отцовских книжках по «психологическому тренингу в спорте» она вычитала, что мозг должен управлять телом, но иногда выжить можно только наоборот. Именно так – Мая видела – делают взрослые в депрессии: ходят на тренировки, убираются в доме, делают ремонт на даче. Находят, ради чего вставать по утрам: полить цветы, сделать то или другое. Что угодно, лишь бы заглушить это черное чувство. Мы словно надеемся, что ежедневные мелкие ритуалы убаюкают ужас, и он уснет.

Мая научилась контролировать свою кожу, не позволять ей лопаться от огня, пылавшего в душе; ей казалось, что если она сумеет обмануть других, то в конце концов сможет обмануть и себя. Но отбросить ее в тот страшный день могла любая мелочь. Лампа, похожая на ту, что стояла в углу в комнате у Кевина, или скрип половицы, словно кто-то наконец поднимался по лестнице, когда она, Мая, уже охрипла от крика. Она могла прожить несколько вполне сносных недель подряд, но наплывал звук или запах – и она снова оказывалась там. В его кровати. Его рука сдавливала ей горло, его ладонь зажимала рот.

Мальчик в столовой просто задел ее спиной – для него пустяк, но внутри Маи снова полыхнул пожар. Внутри бомбой взорвался приступ панического страха.

Об изнасиловании все говорили в прошедшем времени. Мая «стала». Она «пострадала». Она «прошла через».

Но Мая не прошла через, она все еще оставалась там. Ее не изнасиловали, ее продолжали насиловать. Для Кевина все продолжалось несколько минут, для Маи – длилось и длилось без конца. Та беговая дорожка, наверное, тоже будет сниться ей всю жизнь. И как она убивает его там, снова и снова. И просыпаться оттого, что ногти вонзились в ладони, а зубы прикусили крик.

Страх. Невидимый властелин.

Полицейский участок в Хеде, подобно всем полицейским участкам в небольших городах, был сверхзагружен и недоукомплектован. Легко острить по поводу якобы умышленных опозданий на вызовы и нескончаемых расследований. Но полицейские Хеда ничем не отличались от представителей других профессий в этих краях: дайте им немного времени и возможность делать свое дело – и они его сделают. Дайте им одетых в красное фанатов, которые объявились в больнице, избитые мало не до полусмерти, и полицейские Хеда зададут им правильные вопросы. Дайте полицейским Хеда знакомый лес – и они рано или поздно кое-что в нем отыщут.

– Есть! – крикнул один из них, когда полицейские уже больше часа прочесывали поляну, где, по их расчетам, произошло побоище.

И полицейский перебросил что-то своему напарнику.

Кроссовка. Судя по размеру, принадлежит ребенку лет двенадцати.

Лео сидел на ступеньках дома.

– Ты чего тут сидишь? – удивилась Мая.

– Ключи потерял, – промямлил Лео.

Мая подозрительно прищурилась. Заметила на брате старые, изношенные кроссовки.

– А где новые?

– Надоели, – соврал Лео.

– Ты же несколько МЕСЯЦЕВ ныл, чтобы мама тебе их купила!

Маю удивило, что младший брат не огрызнулся, а так и остался сидеть, разглядывая мелкие камешки. У него распухло лицо, под глазом налился фонарь – Лео говорил всем, что на физкультуре ему попало мячом в лицо, но очевидцев происшествия не нашлось. А еще Мая слышала, как сегодня в школе шептались про черную куртку у него в шкафчике.